Разлегшиеся в лагере собаки похрапывали. Солнечные лучи нагревали красный брезент палатки. На примусе бурлил котелок, приятно пахло пеммиканом. Скорее бы растянуться в жаркой палатке, пить и есть, есть и пить!..

— Сегодня месяц, как мы вышли из Фрамхейма, а завтра будем на антарктическом плоскогорье, путь к нему нам теперь известен,- уверенно объявил Амундсен.- Мы надеялись подняться туда за десять дней, но хватит и четырех.

За обедом путешественники говорят о свежих отбивных котлетах и других роскошных блюдах из собачьего мяса. Да, завтра у них будет пиршество…

Ясным и тихим утром двинулись к перевалу. Упряжки тянули медленно, подъем изнурил собак. На коротком привале Хельмер Хансен сварил какой-то коричневатый напиток и разлил товарищам, оставив себе по обыкновению меньшую порцию. «Закуски не ждите»,- предупредил он. Двое запасливых извлекли галеты, сбереженные с утра.

— Что это ты изготовил, Хансен? — ворчливо спросил Амундсен, отхлебнув из кружки.

— Шоколад.

— Вот как! У тебя эта жидкость называется шоколадом, а на вкус ничего похожего. Экономный ты человек, Хельмер Хансен!

В восемь часов вечера проверили одометры. Все три счетчика показывали точно — 31 километр. Высота 3030 метров.

— Мы вступили на плато нашего короля Хо-кона VII,- торжественно произнес Амундсен и сделал пометку на путевой карте.

Пришел час, заранее намеченный начальником экспедиции. Четверо каюров ушли, каждому предстояло лично умертвить определенное число собак своей упряжки, верных помощников. Оставшийся в палатке Амундсен до предела накачал примус — возможно, шум его заглушит другие звуки. Знаменитому полярнику не по себе, хотя он отнюдь не отличается мягкотелостью. Прогремел первый выстрел. Амундсен вздрогнул. Стрельба продолжалась. Двадцать четыре собаки расстались с жизнью.

Каюры вернулись не скоро, они свежевали туши. Некоторые из уцелевших псов жадно набросились на горячие внутренности.

Пиршество не состоялось: никто и слышать не хотел о собачине, за долгие месяцы все привязались к животным. Аппетит пришел немного позднее.

«Бойня» оказалась негостеприимным местом. Ночью температура упала, ветер обрушивался на палатку. Люди ощущали влияние высоты, в спальном мешке не спеша переворачивались на другой бок, учащенно вдыхая воздух. Собаки провели ночь за едой, кости хрустели у них на зубах.

С утра норвежцы занялись разделкой мяса. Вистинг приготовил маленькие котлеты.

— Недурно бы зажарить их, но у нас нет ни сковородки, ни масла.

— Можно выделить немного жира из пеммикана и не жарить, а тушить мясо в кастрюле,- предложил Хассель.

Однако Вистинг сварил собачину. Все получили свежий мясной суп и котлетки. Амундсен, съев пять штук, шарил в котелке, отыскивая шестую. Дежурный повар не рассчитывал на такой блестящий успех.

Десятки килограммов мяса убраны в склад Бойни. Начальник приказал оставить все лишнее.

— А ледовые кошки? — спросил Хансен.

— Их тоже убери, дальше они не понадобятся.

Отъевшиеся, толстые, довольные собаки бродят по лагерю и равнодушно наблюдают, как Вистинг нарубает новые порции котлет.

На Бойне норвежцы собирались пробыть два дня, но шторм задержал их.

— Здесь дьявольская погода, можно подумать, что она никогда не улучшится,- сказал Бьолан.- Пятые сутки мы торчим на одном месте, а ветер все усиливается.

— Выжидать хорошую погоду утомительнее, чем идти с утра до вечера,- заметил Хассель.- Два-три дня еще можно было терпеть, но теперь отсиживаться невыносимо.

— Попробуем двинуться? — предложил Хансен.

— А почему бы и нет?! Не станем терять время!.. Попробуем!

Амундсен не смог скрыть восхищения. Лучшие качества, которые он выше всего ценит в мужчине, показали его спутники. Единодушное бесстрашие и решительность без хвастовства и громких фраз! Доведись ему прожить до глубокой старости, этого он не забудет.

С веселыми шутками нагрузили трое саней — и марш навстречу буре!

Вот так дорога! Каждые полсотни метров — огромный сугроб, только и гляди, не опрокинулись бы сани. А между сугробами тащишься будто по песку.

Наконец-то путь выровнялся, но пурга лютует, каюры порой не различают свою шестерку собак. Местность снижается, иногда довольно круто. За день спустились на 150 метров. Неужели придется опять карабкаться по горам?

Попутный ветер подгоняет сани. Снова обмотали полозья веревками. Перебрались через сугроб — последний по дороге к полюсу.

Путь ровный, как пол, но этот мелкий снег — чистое наказание!

— Пожалуй, пустыня Сахара больше подходит для передвижения на санях,- пробурчал Амундсен.

Он и Хассель поочередно бегут впереди, проклиная плохую видимость. На юго-востоке показалась дикая черная вершина, но нависшие облака скрыли ее. Туман сгущается, воздух странно потемнел. Почему это? Проглянувшее солнце осветило группу гор. Амундсен называет их именами своих товарищей — Хансена, Ви-стинга, Бьолана и Хасселя. Нанеся на карту открытый в тот же день горный массив Нильсена с четырехкилометровой вершиной, начальник экспедиции увековечил имя капитана «Фрама».

Соорудив продовольственный склад, норвежцы двинулись по большому старому леднику, пересекавшему дорогу к югу. Положив лыжи на сани и связавшись альпийской веревкой, Амундсен и Хассель в густом тумане нащупывали путь, изредка разглядывая компас.

— Из этого лабиринта пропастей и трещин нелегко выбраться, лучше бы переждать, пока не прояснится,- робко предложил Хассель.

— Что?! Фрам!

Но через несколько минут пришлось остановиться всем: туман поднимался, обнажая белый хаос.

— Можно подумать, что тут сражались исполины, швыряя ледяные глыбы,- сказал Амундсен.- Пропасть на пропасти, торос на торосе — ступить некуда! Чертов ледник! А этот удивительный портал в белом хребте — не иначе, как врата ада…

Посветлело. Амундсен снова двинулся на разведку, ему сопутствовал Хансен. Вернулись они с невеселыми новостями.

— Бесконечные обходы и повороты! Чтобы продвинуться на шаг вперед, мы нередко делали крюк метров в десять. Дорога спускается. Наш лагерь расположен в 2400 метрах над уровнем моря. Шеклтон определил высоту антарктического плато в 3000 метров. Очевидно, нас ожидают новые подъемы.

— Но пройти можно?

— Да, хотя путь опасен.

— Выходит, зря мы оставили на Бойне ледовые кошки? — осклабился Бьолан и вздрогнул, увидев искаженное лицо Амундсена. Тот яростно ударил кулаком по ящику:

— Не прощу я себе этой оплошности!

Бьолан начал запинаясь объяснять, что и без кошек они пройдут, но Хансен двинул его локтем в бок: «Заткнись, Уле!» Не поднимая глаз, Бьолан выполз из палатки. Ушел и Хансен, он накинулся на друга:

— Какой дьявол дернул тебя полезть с идиотским вопросом?! Ты что, хотел вернуться на Бойню за кошками? Нет!.. Думалось мне, лучше ты знаешь Руала Амундсена! Случись это с любым из нас, начальник разделал бы виноватого и простил, а вот себя будет укорять до последнего дня… Ты не обижайся, Уле, а запомни: пошутить вовремя — милое дело, но пустых разговоров Амундсен не терпит.

«Чертов ледник» угостил норвежцев таким хаосом, какого они еще не видывали. По разведанной дороге двигались сравнительно легко, но дальше часами искали путь. Не раз брались они за топоры и вырубали лед. Прошли по мосту, до того узкому, что полозья едва не нависали над крутыми обрывами. Амундсену припомнился танец на канате, протянутом через Ниагарский водопад. «Хорошо, что никто из нас не страдает головокружением, а собаки, вероятно, не представляют себе, во что обойдется им неверный шаг»,- размышлял полярник.

С трудом отыскали место для ночевки. Расположились на голом льду. Хассель пошел за снегом для котла. В двух шагах от палатки торчал снежный холмик, напоминавший небольшой стог сена. Хассель с размаху рубанул по нему топором, он ушел по самую рукоятку. Внутри холмик был пуст. Когда топор вытащили, вниз полетели куски льда и промерзшего снега.

— Темно, как в мешке, и дна не видать,- подмигнул Хассель, широко улыбаясь.