- Кость, могу дать совет не заморачиваться. Человек живет воспоминаниями прошлого и поступает согласно им. Даже если твое тело родилось здесь, то душа осталась прежней. Верь своим чувствам, а не гипотезам каких-то там ученых.

- Действительно, - Марина меня убедила. И в самом деле, зачем я заморачиваюсь? Ведь не столь важно, откуда и кто я, важно то, как поступаю в данный момент. Однако разобраться в собственной аномалии все-таки необходимо. - Но есть вещи, которые хочется понять.

- Какие? - спокойно спросила она и приготовилась внимательно слушать.

- Пока я лежал в коме, все это время мне снился один страшный сон. Про войну. Я возглавлял Императорский полк Гвардии и боролся с армией Кенси. Это против него велась Великая Война?

- Да... - Марина удивленно протянула.

- Самое поразительное, что я жил в этом сне. Помню его мельчайшие детали. Под конец даже управлял им, и вот тогда захотелось сделать одну единственную вещь - это глянуть на себя. В итоге в отражении собственного меча увидел лицо, похожее на мое. Но не это было самым удивительным, поразила необычная форма глаз ярко-оранжевого цвета, в которых как будто полыхало восходящее солнце, испускающее первые лучи света.

- Ммм... - непонимающе промычала она. - Попробуй описать своего полководца и прочие детали сна моему папочке. Он как раз завтра собирался к тебе заехать. Извини меня, но я действительно не разбираюсь в тематике Великой Войны. Но то, что возглавлял Императорский полк Гвардии - это очень круто. А какой именно батальон? Их же много различных.

- Да всеми, которые были. «Разрушитель», «Самурай», «Фокус»... еще вроде «Штурм». Ну, а также различной техникой и авиацией.

- Чего?! - Ее глаза широко распахнулись. - Я, конечно, могу и ошибаться, но руководить столькими батальонами Императорского полка может либо Вечный Император, либо Его военный советник. Тебе обязательно нужно поговорить с папочкой.

Глава 11. Восьмой

Впервые я выспался крепким сном. Ни ощущения невесомости, ни различных световых огоньков, мелькавших пред глазами, лишь мягкая кровать да абсолютная тьма, сопровождающая меня. При пробуждении впервые обратил внимание на отсутствие звуков за исключением собственного сопения, казавшегося невероятно громким. Так и с ума сойти можно, поэтому и лежать становилось как-то неуютно. Энергично вскочил с кровати и первым делом взглянул на время. Отлично, семь часов утра 26 июля, то есть прыжка во времени нет. Записал свои мысли в дневник, завести который вчера вечером посоветовал Эрнест. Хоть отклонений в психике и не обнаружено, но для самоконтроля мне все же необходима записная книжка, с помощью которой смогу быть уверенным в окружающей реальности. В нейроволновом датчике связи существовала возможность вести дневник, но Эрнест был категорически против ее использования. Объяснил это тем, что отсутствует рукописный ввод текста, вместо которого имеется только печатный, а старые записи к тому же можно удалять. Это приводит к тому, что в случаях провалов в памяти есть вероятность того, что я отредактирую собственный дневник, запутав тем самым себя.

Пока я осмысливал сказанное, Эрнест спросил: пишу ли я рукою. Естественно я умею писать, в университете даже учился. Однако данный вопрос был вполне уместен, потому что в этом мире даже мало кто задумывался рукою писать, голографическая клавиатура нейродатчика всегда же с собой. К чему это он спросил стало ясно, когда я получил в руки электронный дневник под названием «Кикул» одной известной фирмы, про которую я, естественно, ничего не слышал. Причем тут значимость рукописного ввода я сразу не понял, но Эрнест тут же пояснил, что якобы нейродатчик можно взломать, после чего появляется возможность удаленно просматривать или даже редактировать заметки, то есть при провалах в памяти меня будет легко запутать. Выходит, благодаря собственному почерку смогу быть уверенным в достоверности написанного. Его-то подделать гораздо сложнее.

Кикул выглядел как прозрачный голографический лист бумаги, помещающийся в ладони, но в свернутом виде был не больше миллиметровой черной точки, которая прикладывается к кончику мизинца левой руки. На мои вопросы, не повредится ли Кикул от ежедневного ношения и повседневной деятельности, Эрнест уверил, что устройство для этого и предназначено, поэтому можно не беспокоиться о его целостности и не бояться его потерять. Правда, чем больше про Кикул я узнавал, тем сильнее беспокоился о том, как от него потом избавиться, ведь, как оказалось, он уже был внедрен под кожу, подсоединившись к нервной системе.

- То есть эта точка стала чем-то наподобие родинки? - забеспокоился я.

- Так и есть. Даже если ты поранишься и сорвешь родинку, то Кикул никуда не пропадет, он уже в тебе. Точнее будет сказать везде, - учтиво объяснил доктор, правда, мне от этого легче не стало.

В первую очередь это устройство являлось дневником, поэтому в развернутом режиме Кикул позволял делать рукописные записи, причем в буквальном смысле слова, ведь писать приходилось пальцами, манипулируя голографической ручкой. Это казалось таким забавным, словно магией какой-то овладел. Функция ведения дневника была не единственной у Кикула, ведь даже в свернутом режиме имелась возможность сохранять зрительные образы, запечатленные моими глазами, и записывать звук на различных диапазонах частот, улавливаемый чувствительными рецепторами устройства. Достаточно было об этом лишь подумать и вуаля - все сохранено в памяти дневника. Конкретно в моем случае Кикул будет полезен еще и тем, что в нем просто-напросто отсутствует возможность редактирования и, особенно, удаления каких-либо записей, а откуда у него столько памяти для меня оставалось загадкой.

Больше трех часов понадобилось, чтобы вспомнить и записать все свои мысли, прерываясь на какие-то непонятные процедуры по сканированию головного мозга и на прием различных таблеток неизвестного назначения. После изнуряющих плановых тренировок на развитие памяти я наконец-то смог спокойно плюхнуться на мягкую кроватку в предвкушении желанного многочасового сна. Однако все мои ожидания с треском рухнули, когда услышал я входящий звонок от Дмитрия.

- Приветствую, - начал он. - Как же я безумно рад, что с тобою все в порядке. Это... я тут уже подъехал, но... не мог бы ты спуститься вниз к холлу головного корпуса. Кое-что показать хочу.

- Хорошо, я сейчас, - задумавшись, ответил я. Что он там показать хочет? Может просто лень подниматься? Ну, прогулки во всяком случае мне полезны, не сидеть же целый день в палате. К тому же в том холле еще я не бывал.

Путь до главного корпуса, где располагалась центральная регистратура, и красовались информационные стенды, оказался довольно затруднительным. Мало того, что выход из моего неврологического отделения по вопросам аномалий головного мозга сопровождался через скан-ворота, определяющие способность моего организма противостоять внешним факторам и остаться в стабильном состоянии без постоянного наблюдения, так еще пришлось объяснять врачам цель моего убытия. Естественно, наблюдение так и не сняли, ведь заметно было, как один и тот же врач на удалении пятидесяти метров шел за мной, делая вид, что он тут ни при чем. После своего отделения я следовал указателям, коих было достаточно, чтобы разобраться по каким коридорам стоит идти и на каких лифтах спускаться. Минут десять путешествия, и перед моими глазами предстал громадный холл головного корпуса, оборудованный всем, что только можно себе представить: сопровождающие роботы с мобильной аптечкой и даже с носилками; летающие дроны, сигнализирующие о закрытии или открытии регистрационных окон, а также показывающих график занятости врачей; голографические стенды со всевозможной рекламой медицинских препаратов, купить которые можно прям в этом холле, подойдя к роботам-продавцам, хаотично движущихся меж очередей и завлекающих покупателей; залы ожидания с предоставлением услуг длительного отдыха и даже небольшие ресторанчики, в одном из которых показался Дмитрий.

- Марина что-то говорила про твои сны, ты можешь подробно все описать с самого начала? - спустя несколько минут поинтересовался Дмитрий, принявшись внимательно слушать, сидя со мной за одним столом, на котором уже разместились различные вкусности, принесенные им.