Нет уж в живых ни дядьки Ефима, ни моего отца, ни гораздого на прибаутки Виктора Ивановича Амосова.
И уже 35 лет минуло с того майского дня, как хоронили всей школой нашего одноклассника Сережку Домнина. Через десять лет после дядьки Ефима его достала та же самая война. Бутылка с зажигательной смесью, что на свою беду отыскал семиклассник в каком-то полуобвалившемся окопе, шансов выжить ему не оставила...
Пишу об этом не затем, чтобы задним числом чье-то сострадание вызвать. Да и не осталось уж тех, кто в таком сострадании нуждался. А вот вспомнить добрым словом одну из великого множества российских деревень, судьбой не обласканных, но от судьбы той не прятавшейся, время пришло.
Потому что от всей деревни, заново выстроенной после войны, теперь остался только один дом.
Тот, где я вырос и где выросли мои старшие сестра и два брата.
Тот, рядом с которым поднялись на шапкинских пепелищах еще 35 домов и возле каждого - свой сад.
Дом, который стал молчаливым свидетелем того, как жгли деревню в третий раз - не по причине войны или нашествия иноземцев, а по воле местных начальников, в административном раже дошедших до самодурства. И произошло это средневековое варварство, это затмение в мозгах за 15 лет до наступления нового тысячелетия {«Злая трава», газета «Известия», 1984 год.} {«Кому полоть злую траву», газета «Известия», 1984 год.}.
Лет за пять до этого умопомутнения, когда деревню еще не списали в расход, когда десятка полтора домов еще упрямились вынесенному приговору - «неперспективная», появилась было надежда устоять, сохранить историческую и родовую память этого места. Всего четыре километра - два ручья да перелесок! - отделяли тогда Шапкино от асфальтовой ленты шоссе, прошмыгнувшей из Гагарина через Ивашково, Старое, Зубково, прильнувшей к Акатову, центральной усадьбе совхоза, и далее, мимо сгинувших в войну деревень Медведки, Никишево, Сашино, Лукьянцево {Список колхозов Гжатского района Смоленской области с указанием населенных пунктов, числа колхозных хозяйств, единоличников, рабочих и служащих по состоянию на 1941 год - в личных записях М.Ф.Кабанова, ОММ Ю.А.Гагарина.} {Список колхозов и сельсоветов Гжатского района с указанием населенных пунктов и количества дворов (на 1947 год) - в личных записях М.Ф.Кабанова, ОММ Ю.А.Гагарина.} {Административно-территориальное устройство Смоленской области. Справочник. Московский рабочий, 1981.}, мимо уцелевшего Андронова - до моста через Москву-реку в центре деревни Пышково.
За тем мостом, на высоком берегу реки, бросаются в глаза еще крепкие с виду здания из красного кирпича явно не советской постройки. Теперь здесь детский оздоровительный лагерь завода «Динамик», а после войны - в 40-е , 50-е и позже - здесь приютилась Пышковская сельская больница с родильным отделением. Именно тут появился на свет первый ребенок послевоенного Шапкино. Эта невольная честь выпала моей сестре Надежде, которая теперь уже стала бабушкой и живет, увы, далеко от этих берегов. Те же кирпичные стены и сосны, что раскинулись над ними, когда-то услышали первый крик и трех подряд мальцов, родившихся еще в семье Федора и Веры Емельяненковых.
Да только ли в нашей семье! Отсюда, с высокого берега Москвы-реки, топтала дорогу в мир вся послевоенная шапкинская детвора - Амосовы, Виноградовы, Востряковы, Денисенковы, Епифановы, Ильины, Карпачевские, Кириенковы, Логвенковы, Малиховы, Мариничевы, Ревоненковы, Савченковы, Шалудкины, Шляхтины...
Асфальт в этом месте заканчивается на границе моста. Дальше, в сторону деревни Дубинино, где зимой 42-го приютили погорельцев из Шапкино, петляет отсыпанный песком и крупным гравием проселок. По нему и в дождь можно проехать на легковой машине и минут через двадцать оказаться вновь на асфальте, но уже в Московской области.
А вот та дорожка, по которой везли мужики из Шапкино своих рожениц в Пышковскую больницу и по которой, счастливые, возвращались уже с дочерьми и сыновьями, под силу разве что вездеходу, да и то не всегда. На пути еще одной излучиной встречается Москва-река. Когда-то тут был основательный мост - на нескольких рубленных опорах-колодцах, и была мельница. Берега здесь высокие, на обоих стояли церкви: на правом - храм Рождества Христова в Глинках {Иванов А.Я. Материалы для истории Смоленской епархии. Храмы и причты Гжатского уезда Смоленской губернии (XIX - нач. XX века). 1998 г., Москва (рукопись).} {По устным воспоминаниям В.К.Емельяненковой.}, на левом - уже упоминавшаяся церковь Козьмы и Дамиана с погостом в Ренском, где лишь недавно перестали хоронить.
Мельницы на Москве-реке не стало еще до войны. Церкви, особенно та, что была в Глинках, сильно пострадали от артобстрелов и были разобраны на печи и фундаменты погорельцами всех окрестных деревень {По устным воспоминаниям В.К.Емельяненковой.}. А мост какое-то время еще сохранялся, в его подгнивших срубах-колодцах мужики и пацаны, что постарше, умудрялись ловить голавлей и плотву. Мелкота, вроде нас, закидывала с него самодельные, из упругих ореховых стеблей, удочки...
Лет тридцать тому назад, где-то в начале 70-х, примерно в километре от этого места вверх по течению военные принялись сооружать плотину, а еще выше стали вырубать лес по берегам реки - в ложе будущего водохранилища. Про экологию тогда речь не заводили и даже слов таких не употребляли, официальной информации - что да зачем - не было. Но мужики, из тех, что обо всем рассуждают с видом знатоков, вполголоса делились военной тайной: под водой, мол, спрячут ракеты в шахтах - усиливают третий пояс обороны Москвы...
Так ли, нет ли, но коли речь об обороне и военных, лишних вопросов никто не задавал. А шапкинские пацаны, в том числе и мои ровесники, кто уже заканчивал среднюю школу в Акатове, втайне надеялись: может, через нашу деревню проложат дорогу к плотине? да еще объект какой-нибудь построят стратегический? Надежды особенно воспарили, когда военные стали тянуть мимо Шапкино подземный кабель - черный, толстенный, рукой не обхватить...
Кабель протянули, табличек «Не копать» натыкали, и так же неожиданно, как появились, связисты исчезли.
Москву-реку у Ренского погоста запрудили, вода затопила не только вырубленные участки леса, но и нетронутые деревья. Ниже плотины на протяжении многих километров реки по сути не стало. Уже не узнать было тех плесов, где водились щука, плотва, окунь, где из-под коряг и камней пацаны и взрослые мужики таскали скользких и вертлявых налимов...
Через год-другой выяснилось: секретный объект на Москве-реке построили для генеральских услад - из Минобороны и штаба Московского военного округа большие начальники приезжают сюда поохотиться на уток и рыбки половить. А дорогу, на которую в Шапкине все так надеялись, подвели к плотине с другого, «московского» берега - без асфальта, но с хорошим гравийным покрытием.
Так рухнула последняя из блеснувших было надежд. Не вписалась деревня Шапкино, ее 35 домов с клубом и магазином, не считая кузницы, склада ГСМ, животноводческих построек - передовое некогда отделение совхоза «Акатовский» - в потемкинские планы архитекторов развитого социализма в масштабах страны, области, района и во встречные обязательства прорабов по отдельно взятому Акатовскому сельсовету.
Решением Гагаринского райисполкома (точной даты не помню, но где-то в начале 80-х) Шапкино исключено из перечня населенных пунктов - одновременно с несколькими десятками других деревень в нынешних административных границах Гагаринского района.
Этот список - такой же щемящий душу, как и тот, где перечислены деревни в пойме Яузы, Гжати и Вазузы, попавшие под затопление при создании Вазузской гидротехнической системы. Но если там просматривалась некая высшая государственная необходимость, тут все более очевидными становятся стратегические просчеты властей. Избранный в свое время курс на концентрацию сельхозпроизводства, укрупнение населенных пунктов, вульгарно истолкованный лозунг о «стирании граней между городом и деревней» привели к окончательному раскрестьяниванию села, подавлению какой бы то ни было частной инициативы и, как неизбежное следствие, - повальному исходу молодежи из родовых деревенских гнезд.