Земский, тяжело вздохнул и ничего не ответил. Он махнул рукой и налил себе в стакан коньяк. Выпив — закусил ломтиком черствого хлеба.

— И хватит пить! Вы, что не понимаете? Что происходит — не понимаете? Вы единственный человек, кто видел гражданку Злобину живой перед смертью! По всем законам — мы вас должны задержать — как подозреваемого! — прикрикнул, молчавший, до этого Хвалько.

Воропаева покосилась на него и прикрикнула:

— Игорь! Хватит! Уймись! Видишь — он тоже в шоке! Он переживает! Дай ему собраться!

— Хм, переживает! Он совсем обнаглел! — огрызнулся Хвалько и вновь уставился в окно.

— Сергей — действительно — кончай пить! Ты уже пьян! Расскажи нам, как ты сюда попал? И что тебе надо было у Злобиной?

Земский, покосился на Елену и тихо ответил:

— Ленка! Я сам не знаю! Как это все! Как это все произошло! Честно! Вера была коллегой Сергея. Вот и все! Мы встретились в редакции! Потом посидели в кафе. Потом она пригласила меня к себе. Хотела о Сергее, о его последних днях рассказать. Мы решили выпить. Не было у нее дома коньяка. Вот и все. Я пошел в магазин — вернулся, а тут!

Воропаева кивнула головой и задумалась. Помолчав, она спросила:

— А о чем вы говорили? Ну, что она рассказала то тебе? Что могла знать? Ты хоть что — то узнал? Угрожал ей кто — то? Или нет?

Земский задумался. Он не заметно, погладил карман куртки. В нем лежали письма Сергея, которые ему передала Вера. Помолчав, Альберт ответил:

— Нет, ничего такого — она мне не рассказывала!

— Что вообще ничего? — удивилась Елена.

— Нет!

— Ой, чую — врет он! Ой, врет! Знает он! Что — то знает — но молчит! Вы, почему молчите гражданин Земский? Ведь перед вами не какая то там Ленка, а старший следователь по особо важным делам краевой прокуратуры! — опять сорвался Хвалько.

Земский, с презрением, посмотрел — на него. Достав сигарету — закурил и тихо ответил:

— Ничего я не скрываю. Единственное, что я вам могу сказать — по моему, я видел убийцу.

— Что?! Где когда? — воскликнула Воропаева.

— Когда я входил в подъезд. Мне, на встречу — какой то тип, попался, такой сутулый и маленький. Взгляд него не добрый был. Он меня чуть с ног не сшиб.

— Хм, а лицо его запомнил? — Елена постучала ногтями о крышку стола.

— Ну, так, относительно. Глаза такие почти белые, как не живые. И нос крючком. Вот, пожалуй, и все. Сильно то я его не рассматривал. Там темно. Да и мгновение все длилось. Единственное — он маленького ростика был. Такой щупленький. И все.

Воропаева с Хвалько переглянулись. Игорь сложил руки на груди и тяжело вздохнул:

— Дай ка я угадаю. Черная куртка, черная вязаная шапка на башке? Да?! Так одет был?

Земский с удивлением посмотрел на опера:

— А вы откуда знаете?

— Хм. Типичные приметы современного киллера. Что тут знать! — ехидно хмыкнул тот.

— Да, действительно, приметы то не очень. И с чего ты взял, что он убийца? Что у него взгляд не добрый был? Может, он тоже, в гости к кому ни будь, приходил? — разочарованным голосом, поддержала Хвалько Елена.

— Ну, я вам сказал, а вы уж решайте — важна эта информация или нет! — обиделся Альберт. — И вообще! Вы, что меня подозреваемым сделать хотите? Если так — я, без адвоката вообще ничего говорить не буду!

— А как вы хотели? Да, вы вполне тяните на подозреваемого в совершении этого убийства! Вполне! И если бы не Елена Петровна, то я вас закрыл бы к чертовой матери — суток на тридцать! До выяснения обстоятельств! Там бы вы быстро заговорили! — прикрикнул Хвалько.

Воропаева вновь покосилась на него, и опер осекся.

— Что били бы? Или противогаз на голову бы одевать стали — чтоб признался? Какие там у вас методы повышения процента раскрываемости?

— А ну! Заткнитесь оба! Заткнитесь! — Елена хлопнула по столу ладошкой. — А ты Игорь действительно — отправил бы парней своих, проверить. Живет ли тут человек подходящий под описание примет маленького и щупленького! Нечего тут цирк устраивать! А ты Алик, тоже — кончай пить и говори, о чем разговаривали с Верой! Официально — я буду в протокол заносить твои показания! Потом распишешься!

Альберт тяжело вздохнул и еще раз повторил — то, что сказал минуту назад. Елена писала быстро. Она отрывалась от бумаги и смотрела в глаза Земскому. Но ее взгляд не смущал. Альберт был пьян и говорил неправду с легкостью. Ему даже доставляло удовольствие — обманывать Елену и Хвалько. Когда Воропаева дописала протокол — она протянула лист Земскому. Тот не глядя, расписался.

— Нет, тут надо еще дописать — с моих слов, записано, верно, мною прочитано, — пояснила Воропаева.

— Хм, интересная штука, Ленка выходит — кто бы знал, тогда. Ну, в те моменты, когда мы в подъезде, по вечерам стояли, что ты допрашивать мен будешь? Вот какая штука жизнь то?!

— Ну, хватит в воспоминания вдаваться! Это не игрушки тебе! Тут убийство произошло — ты основной свидетель! — осадила его Елена.

Было видно, что она заволновалась после слов Земского. Хвалько, цыкнул языком и, покачав головой — язвительно заметил:

— А ведь он, Елена Петровна не понимает, что его еще ждет! Он не понимает, что с ним может еще быть?

Альберт рассмеялся. Он смеялся громко и вызывающе. Воропаева дотронулась до его руки и тихо сказала:

— Ну, ладно, Алик. На сегодня — ты уже нам не нужен. Сейчас тебя отвезут домой. Выспись! Завтра я хочу поговорить с тобой — трезвым! Тебя отвезут.

Альберт действительно почувствовал — что смертельно пьян. Он, держась за стол — с трудом встал и, шатаясь — направился к выходу. Воропаева, посмотрев ему в след — бросила Хвалько:

— Игорь! Довезите его до дома! И не грузите его! Он и так много пережил за эти дни. Это может быть, просто — нервный срыв.

Хвалько тяжело вздохнул и направился за Земским.

…Снег и лыжи. Длинная полоска, две полоски на белом листе. Черные линии кустов и ярко оранжевый лист крыши дома. Голубое небо. Пьяный запах свежего воздуха — он обжигает щеки. Они горят. Словно от жаркой печки. Потом потрескивание поленьев. Березовые дрова. И лицо матери, совсем молодое. Она улыбается…

Земский, проснулся в поту. Во рту было сухо. Пить. Как хочется пить! Альберт, нагнулся и, пошарив под кроватью — нашел большую кружку с водой. Сделав несколько, крупных глотков — он откинулся назад, на подушку.

— Господи! Какой странный сон! — сказал он сам себе в ночной темноте.

Тишину в комнате временами прерывал слабый рокот машин на улице. Яркие всполохи от их фар скользили по стене загадочными пятнами. Альберт, вглядывался в темный потолок. Он вспоминал. Вчера, все, было правдой — или это ему приснилось? Вчера. Кровь на паласе и ковре, и этот человек — в подъезде. Она мертва. Она говорила правду. Нет — это было наяву! Но лыжи, лыжи и печка?! Дом. Нет — это была дача. Их дача. Странный сон. Он не видел Сергея. Но он чувствовал его присутствие.

Земский, резко — вскочил с кровати. Протопав в коридор — схватил с вешалки куртку. Пошарив в карманах, он достал два листка — последних посланий Сергея.

— Если хочешь, узнать больше — сходи в баню! Но сильно не топи! — прочитал он в слух самому себе. — Господи! Да это он о нашей даче! Как я сразу не догадался! Господи! Это должно быть в бане!

Альберт прошел на кухню. Взглянув еще раз на бумагу, он открыл холодильник и достал бутылку пива. Сорвав пробку — жадно выпил.

— Как я сразу не догадался! Господи! Дача — наша дача!

Альберт вернулся в спальню и плюхнулся на кровать. Он долго лежал с открытыми глазами. Временами ему казалось — что в его пустой квартире, кто-то есть. Но это были фантомы. Звуки ночи.

Альберт любил свою квартиру. Он жил один. Две комнаты и кухня — что еще нужно холостяку. Но сейчас, он испугался. Пустота ночи пугала. Как плохо иногда — быть одному. Альберт поерзал на холодной подушке и, уткнувшись в нее носом — крепко заснул. Провалился — словно в бездну страшного, пустого, пространства — тревожного сна…