— Мне, Сашка, больше всего нравятся пловчихи из синхронного плавания, — честно признался приятелю Громов. — Я когда их по телевизору вижу, у меня настроение поднимается. Однако не будем отвлекаться. Говорят, этот Кадилин затем плохо кончил?

— Честно говоря, я подробностей не знаю. Он ушел из команды в восемьдесят восьмом, когда я был в армии. Играл он тогда уже неважно.

— Я слышал, там какая-то неприятная история была с пенальти? — блеснул эрудицией Громов.

— Точно, была. В одной восьмой финала Кубка УЕФА «Спартак» играл с болгарским «Сваровски Ваккером». В первой игре выиграл — 1:0, а вот вторую слил — 0:2. И Кадило тогда не забил пенальти, который мог решить исход поединка. И он психологически сломался. И чего он пробивал этот пенальти, ведь никогда не был штатным пенальтистом?

— А что, в командах есть такие?

— Конечно, это же целая наука. В свое время в ЦСКА отменными пенальтистами были Гринин и Демин. Так вот они на тренировках только и делали, что отрабатывали удары по воротам с одиннадцатиметровой отметки. А вот великий Бобров за всю свою футбольную карьеру пенальти вообще не бил. Некоторые говорят, что он трусил — боялся потерять свое реноме в глазах болельщиков в случае неудачи. Только я уверен, что здесь было иное. Бобров считал гол, забитый с пенальти, ненастоящим. Он, между прочим, предлагал футбольным статистам не учитывать такие голы в зачетах лучших бомбардиров.

Что касается Кадилина, то он после того злополучного пенальти из «Спартака» вскоре ушел. Правда, в звании двукратного чемпиона Союза. Но в отличие от своих одноклубников, с кем он начинал в «Спартаке» в конце семидесятых, дальнейшая его судьба не сложилась. Сам посуди: Олег Романцев и Жора Ярцев стали тренерами в том же «Спартаке», Вагиз Хидиятуллин создал Профессиональный союз футболистов, Сергей Шавло играет в Австрии, Юрий Гаврилов играл в Молдавии, сейчас не знаю где, Сергей Родионов тренирует спартаковский дубль, Ринат Дасаев уехал играть в Испанию, да там и пропал — уже несколько лет о нем ни слуху ни духу. Правда, я считаю, что лучше пропасть в Испании, чем у нас. Что касается Кадилина, то он помыкался по другим командам и потом из футбола ушел. Где он теперь, я не знаю.

— Говорят, что он бомжует больше года.

— Если это правда, то я не удивлюсь. У нас народные артисты, в свое время ногами открывавшие двери во многие высокие кабинеты, жизнь под забором кончают, что уж говорить о футболистах. Взять того же Юрия Чеснокова, ровесника Кадилина. В семидесятых он играл в ЦСКА, выступал за сборную, был включен как лучший бомбардир в клуб Григория Федотова. Его выбросили из команды в восемьдесят пятом году, когда ему было тридцать два года. Он потом шил сумки в каком-то кооперативе, был водилой у экс-чемпиона мира по борьбе, ставшего крутым бизнесменом. В начале девяностых погорел на акциях «МММ», продал трехкомнатную квартиру, машину, развелся. Короче, полный облом.

— Что поделаешь, как говаривали древние: «Каждому — свое», — мрачно резюмировал Громов. — Однако, как я понял, сегодня ты футболом уже не увлекаешься?

— Честно признаюсь, не шибко. Таблиц давно уже не веду, за играми слежу от случая к случаю.

— А с бывшими своими друзьями-фанатами ты отношения поддерживаешь?

— Практически нет. И вообще, в нынешнем фанатском движении такое творится, чего раньше никогда не было и быть не могло. У одного «Спартака» существует несколько группировок. Например, «Гладиаторы», «Флинт-крю», «Бутчеры», «Ультрас-хулиганы». Причем, несмотря на то что все группировки болеют за одну команду, отношения между ними прохладные. Правда, расхождения во взглядах чисто тактические. К примеру, «флинты» — они появились пару-тройку лет назад на элитном филфаке МГУ — считаются националистами и не хотят, чтобы в «Спартаке» играли легионеры. «Гладиаторы» же, насколько я знаю, не любят «ветеранов» фанатского движения, не принимают их активного участия в бизнесе. В то же время у вечных соперников спартаковских фанатов наблюдается редкая сплоченность. Взять тех же «динамиков» или «коней».

— У спартаковских фанатов есть такой боец по прозвищу Хома примерно твоего возраста. Тебе это прозвище ничего не говорит? — задал Громов вопрос, который давно вертелся у него на языке.

Судя по всему, вопрос застал Сашку врасплох. Его редкие брови сошлись на переносице, нижняя губа выступила вперед. Наконец он произнес:

— В былые годы я о таком не слышал. Но я же тебе говорил, что меня больше статистика привлекала. Поэтому всех фанатов по кликухам я, естественно, не знал.

— А теперь узнать можешь? У тебя ведь наверняка остались старые дружки, с кем ты когда-то мотался в «мясных» поездах?

— Дружки, конечно, остались, только я их лет сто уже не видел. Хотя нет, год назад на «Горбушке» случайно встретился с Листратом. Он до сих пор фанатствует, хотя женился давно и дочь уже взрослая. У него папаша академиком был. Из той ментовской, о которой я говорил, именно его папаша нас вытаскивал. Так вот, на «Горбушке» мы с ним добрый час проговорили, все вспоминали былые годы. Он мне даже свой телефон продиктовал.

— И ты, конечно, ту бумажку выкинул? — спросил Громов, мало надеясь на положительный ответ. Но он ошибся.

— Почему же? Я к своим бумажкам бережно отношусь. Телефончик тот в моей записной книжке лежит.

— В таком случае, Сашка, ты — золото. Я вообще поражаюсь твоим способностям. Несколько лет назад ты за бутылку водки из дома чуть ли не все носильные вещи вынес. Однако ни одной книжки, а также журналы, бережно собранные твоим батей еще с пятидесятых годов, не тронул. Тебе надо бы в книжном архиве работать, цены бы тебе не было.

— Да мне и при Нюрке неплохо, — ответил на похвалу друга Сашка. — В каком архиве я смогу так удачно совмещать приятное с полезным: и бабу трахать, и газетки почитывать? Не жизнь — малина. Но хватит о бабах. Когда тебе надо Хому разыскать?

— Чем раньше, тем лучше. Найдешь его завтра — получишь денежную премию и милицейскую фуражку в придачу.

— А фуражку зачем? — не понял юмора Сашка.

— Для Нюрки. Если будешь ее в фуражке трахать, она громко кричать не станет — испугается.

После встречи с дочерью Кадилин решил отправиться к своему единственному на сегодняшний день проверенному другу — Якову Самарцеву. Тот жил недалеко от Киевского вокзала в небольшой однокомнатной квартире на шестом этаже девятиэтажной новостройки. Это было единственное место, где Кадилин чувствовал себя более или менее спокойно, где мог привести себя в порядок и по-настоящему отдохнуть. Была бы такая возможность, он бы вообще не покидал пределов Яшиной квартиры, но такой возможности у него не было. Хозяева Яши очень ревниво относились к знакомствам своего «раба» и весьма недвусмысленно намекали футболисту на то, чтобы он прекратил ходить в эту квартиру. И Кадилин внял этим советам — уйдя несколько дней назад от Яши, он дал себе слово никогда больше туда не являться. Однако обстоятельства сложились таким образом, что ему это слово пришлось нарушить. После того, что произошло сегодня утром на чердаке, он почувствовал настоятельную потребность хотя бы на пару дней спрятаться от посторонних глаз. «Мне надо переждать всего лишь два-три дня, а там, глядишь, Хома подыщет мне работу и устроит куда-нибудь на жительство», — тешил себя призрачной надеждой футболист.

Судьба свела его с Яшей примерно год назад. Кадилин в тот день шлялся без дела по городу и случайно оказался на Киевском вокзале. Возле подземного перехода он внезапно заметил, как двое нетрезвых мужиков пристают к одноногому инвалиду, собирающему милостыню. Судя по репликам, которые доносились до Кадилина, мужики старались выяснить у инвалида, в каком именно месте Афганистана тот воевал (инвалид был одет в униформу «афганца» — камуфляжную куртку и тельняшку). Видимо, ответы инвалида мужиков не удовлетворили, и они принялись его избивать. Кадилин решил вмешаться.

Мужики были примерно одного с ним возраста, однако на стороне футболиста было несколько преимуществ. Во-первых, он когда-то был спортсменом и кое-какая сила в нем еще сохранилась, а во-вторых, мужики были слишком пьяными для того, чтобы грамотно вести уличный бой. Короче, Кадилин довольно быстро уложил на асфальт обоих, подхватил инвалида под руку и увел его с места побоища. Примерно через десять минут они уже сидели на продавленном диване в квартире инвалида и Кадилин внимательно слушал полную горечи историю Яши Самарцева.