Постепенно реб Фейлик начал отходить от дел. Он был мужчиной среднего роста, с белоснежной бородой и розовыми щеками, по цвету напоминавшими тронутые морозом зимние яблоки, что явно выдавало в нем человека кроткого и состоятельного. И с бедными и с богатыми он вел себя как равный и никогда не кричал на своих крестьян. Каждую весну, перед Пасовером, он отправлял ласкевским беднякам мешок пшеницы, а после окончания праздника Кущей жертвовал богадельне воз дров и множество всевозможных овощей: картофель, капусту, свеклу. В имении он построил и оборудовал полками для книг и Священных Свитков маленький дом учения. Когда удавалось составить миньян, там можно было молиться. После того как все имущество перешло Рише, реб Фейлик целыми днями читал псалмы или дремал в боковой комнатке. Силы оставили его; руки начали дрожать, а голова тряслась, когда он говорил. В свои семьдесят лет он оказался в совершенной зависимости от Риши и, как поговаривали в городе, ел ее хлеб только из ее милости. Он смотрел сквозь пальцы на то, что изредка крестьянские лошади или коровы забредали в его лес. Риша же не прощала нарушителей, и им приходилось платить ей огромные штрафы.

Уже давно в имении жил ритуальный резник, реб Дан, старик, попутно исполнявший обязанности служки в молитвенном доме и каждое утро читавший вместе с реб Фейликом главу из Мишны. Когда он умер, Риша начала искать нового резника: ведь реб Фейлик частенько ел на ужин жареных цыплят, и сама она любила мясо. Ласкев был слишком далеко, чтобы каждый раз ездить к тамошнему резнику. И вот она узнала, что в деревеньке Кровичи, что располагалась неподалеку от имения, есть резник по имени Рубен, у которого недавно во время родов умерла жена и который, помимо резничьего дела, владел еще и кабаком, где каждый вечер напивались окрестные крестьяне.

Утром Риша велела одному из своих крестьян заложить бричку и отправилась в Кровичи, поговорить с Рубеном. Она хотела уговорить его время от времени приезжать в имение. С собою она взяла столько цыплят и гусаков, что птицы чуть было не задохнулись в тесном мешке.

В деревне ей быстро показали место, где жил Рубен, — его домик стоял сразу за кузницей. Бричка остановилась, и Риша в сопровождении возницы, несшего мешок с гусями и цыплятами, вошла в дом. Рубена внутри не оказалось, но, выглянув в окно, Риша увидела, что он стоит во внутреннем дворике, за неглубокой канавкой. Какая-то босоногая женщина протягивала ему цыпленка. Не подозревая, что за ним наблюдают, Рубен вел себя с посетительницей вольно. Шутя, он раскачивал трепыхавшуюся птицу, как будто хотел бросить ее в лицо женщине. Когда она расплачивалась, резник схватил ее за запястье и долго не отпускал. Цыпленок, горло которого было перерезано, тем временем бился в агонии на земле и хлопал крыльями, безуспешно пытаясь взлететь. Он испачкал кровью башмаки Рубена. Наконец, дернувшись в последний раз, он затих, его остекленевшие глаза и перерезанное горло смотрели прямо в Небеса. Казалось, он говорил: «Смотри, Отец Небесный, что они сделали со мною. И после этого они еще веселятся».

Рубен, как и положено кабатчику, был краснолицым толстячком, с короткой и толстой шеей и крючковатой черной бородой. Колючий взгляд темных глаз указывал на то, что родился он под знаком Марса. Когда он увидел Ришу, хозяйку соседнего огромного имения, то очень смутился и покраснел еще больше. Женщина забрала зарезанного цыпленка и торопливо ушла. Риша вошла во внутренний дворик и велела крестьянину положить мешок на землю, рядом с тем местом, где стоял Рубен. Они начали разговор в легкой, полушутливой манере. На вопрос Риши, может ли он зарезать птицу, которую она принесла с собою, Рубен ответил: «А что же я еще могу с ней сделать? Уж не оживить, это точно». Когда она заметила, как важно для ее мужа, чтобы вся пища была строго кошерной, Рубен сказал: «Передай ему, чтобы не беспокоился, я управляюсь с ножом, как скрипач со смычком!» — и провел по острому лезвию ногтем указательного пальца. Крестьянин развязал мешок и протянул резнику желтого цыпленка. Тот быстро схватил его за гребешок, оттянул голову вниз и одним легким движением перерезал горло. Не прошло и минуты, как он уже держал в руках белого гусака.

— Осторожно, — сказала Риша, — его боялись все гуси в имении. Он забияка.

— Был забиякой, — ответил Рубен.

— Тебе не жалко их? — удивилась Риша.

Она никогда не видела такого ловкого резника. Его толстые руки с коротенькими пальцами были покрыты густыми черными волосами.

— С жалостью не станешь резником, — ответил Рубен. И добавил: — Когда ты чистишь к Субботе рыбу, полагаешь, ей очень приятно?

Держа в руке птицу, он пристально смотрел на женщину; его взгляд неторопливо скользил по ее фигуре и, наконец, остановился на ее высокой груди. Все еще глядя на нее, он зарезал и гусака. Его белое оперение покраснело. Он угрожающе вывернул шею и, внезапно поднявшись в воздух, пролетел несколько метров. Риша закусила губу.

— Говорят, что все резники прирожденные убийцы, — сказала Риша.

— Если ты сама такая добрая, то почему тогда принесла мне эту птицу? — спросил Рубен.

— Почему? Потому, что я ем мясо.

— Ну, так если кто-то ест мясо, кто-то же должен его и резать.

Риша велела крестьянину сложить мертвую птицу в мешок. Когда она расплачивалась, Рубен на секунду задержал ее руку в своей. Его рука была теплой, и Риша почувствовала, как по ее телу приятной волной растекается удовольствие. Когда она спросила, согласен ли он приезжать в имение и резать птицу там, он согласился, но поставил условие, чтобы она присылала за ним бричку.

— К сожалению, у меня нет для тебя целого стада коров, — пошутила Риша.

— Жаль, — парировал Рубен. — Раньше я резал не только птицу. В Люблине за один день я резал больше животных, чем здесь за месяц.

Постольку, поскольку Риша не торопилась, Рубен предложил ей присесть на ящик, а сам уселся на чурбан, на котором еще оставались следы крови. Он рассказал ей о том, чем занимался в Люблине и как попал в эту Богом забытую деревню, где его жена, да покоится она в мире, умерла во время родов, потому что под рукой не оказалось опытной повитухи.

— Почему ты не женишься снова? — спросила Риша. — Здесь нет недостатка в женщинах: вдовы, разведенные, девушки.

Рубен признался, что брачные маклеры не раз приходили к нему, но он всегда отказывал им. Новая жена должна быть предназначена ему самой судьбой.

— Как же ты узнаешь ее? — удивилась Риша.

— Мой живот подскажет мне. Он ударит меня прямо сюда, — и Рубен показал на свой пупок.

Риша сидела у него еще долго, до тех пор пока не пришла какая-то девушка с уткой. Тогда Рубен взял в руки нож, а Риша вернулась в бричку.

Всю обратную дорогу она думала только о резнике, о его шутках и легкомыслии. Хотя она и решила, что он груб и неотесан, а его будущей жене придется еще хлебнуть с ним горя, Рубен почему-то не шел у нее из головы. Ночью она долго ворочалась на своей широкой кровати под старым балдахином, а когда наконец заснула, ей приснился одновременно страшный и приятный сон. Утром Риша проснулась преисполненная желанием увидеть Рубена так скоро, как только возможно, и, боясь, что он найдет себе какую-нибудь женщину и оставит деревню, начала думать о том, как бы заполучить его к себе в имение.

Через три дня, хотя кладовая была еще полна, Риша вновь поехала в Кровичи. Она сама поймала птицу, связала ей лапы и снова набила полный мешок. В имении были черный петух с голосом звонким, как колокольчик, отличавшийся особой статью и ярко красным гребнем, и белая несушка, приносившая каждый день по несколько крупных яиц в маленькую крапинку. Риша взяла с собою и их. «Цып-цып-цып, — приговаривала она, подманивая птицу, — скоро вы, детки, попадете под нож Рубена». И от этих слов по ее спине бежали мурашки. На сей раз она сама запрягла лошадь и поехала в деревню одна. Когда она подъехала к дому Рубена, то увидела, что он уже стоит на пороге, словно бы поджидая ее. Так оно, впрочем, и было на самом деле. Когда мужчина и женщина желают друг друга, их мысли часто сходятся, и иногда один даже может предугадать, что сделает другой.