— Да, если мы говорим о физическом здоровье. — Я помолчал. — А ты, оказывается, наблюдаешь за мной уже давно? Ты тут живешь?
На этот раз Лана выдержала более долгую паузу, и на ее лице мелькнула растерянность.
— Нет, — ответила она, наконец. — Я живу в городе, приезжаю сюда каждый день.
— И видишь, как я в половину восьмого отправляюсь на прогулку? Рано же ты приезжаешь. Во сколько ты встаешь?
— Я почти не сплю, мне жаль времени на сон. Ну, хватит об этом. — Она передернула плечами. — Лучше скажи мне: этот мужчина, который к тебе приезжает — он твой друг?
— Да, друг и бывший коллега. Его зовут Роберт.
— А женщина, которая к тебе приезжает — это твоя жена?
Я улыбнулся.
— Нет. Это Ванесса, мы компаньоны, вместе держим клинику. Мы оба психоаналитики.
— Она ночует тут. Она спит у тебя?
— Она спит у доктора Блюмфилд. Они подруги, вместе учились в университете.
— А та женщина, которая тебе пишет — это твоя жена?
Я посмотрел на нее.
— Почему ты решила, что мне пишет женщина?
— Просто предположила. Так жена или не жена?
— Несостоявшаяся жена.
— То есть, получается… тебя совсем никто не ждет?
Эта фраза, казалось бы, такая обычная, сказанная спокойным тоном, почему-то неприятно резанула слух.
— Получается, что так.
— Она бросила тебя из-за того, что у тебя рак?
— Нет. Наоборот, она поддерживала меня, как могла.
— Тогда что произошло?
— Это долгая история. Но могу тебя уверить — ничего хорошего.
Лана накрыла ладонью мои пальцы.
— Рак — это хреново, — сказала она с грустью в голосе.
— Что верно — то верно, — согласился я. — Но тут у всех рак, так что хотя бы можно почувствовать себя в кругу своих.
— Фу, — коротко выразила Лана свое отношение к циничной шутке. — А тебе не грустно от того, что тебя никто не ждет?
— По правде сказать, не очень. Я к этой мысли уже почти привык.
С минуту мы сидели молча, разглядывая гуляющих по парку и сидевших на скамейках вокруг пациентов.
— Минут через сорок я поеду в город, — заговорил я. — Хочешь со мной? Можно будет где-нибудь перекусить. Меня уже тошнит от здешней еды — кормят тут неплохо, но я не могу постоянно есть одно и то же.
— Хочу курицу-гриль с жареной картошкой, — сказала Лана мечтательно.
— Лично мне такое не по зубам, — рассмеялся я. — Но, если ты хочешь, можно пойти туда, где это подают.
— Так ты на самом деле на диете?
— Можно сказать и так. Это многолетняя привычка, я танцор. Обычно я ем мало, а тут стараюсь есть еще меньше, так как не двигаюсь. Потом будет сложно вернуть форму.
Лана закивала.
— Теперь понятно, почему с утра ты питаешься, как травоядное, и не ешь после семи. В город я поехать с тобой не смогу, у меня встреча с доктором Блюмфилд. Но можно будет встретиться за ужином.
— Отличная мысль. Ужин при свечах тебе не обещаю, так как нас неправильно поймут, но могу привезти из города что-нибудь вкусное.
Лана достала из сумочки сотовый телефон и пробежала глазами полученное сообщение. Беззаботное выражение на ее лице сменилось обеспокоенным.
— Извини, мне пора, — сказала она, поднимаясь. — В шесть я буду тебя ждать.
… Я был уверен, что после прогулки почувствую себя лучше, но по возвращении выяснилось, что дела обстоят иначе. Приехал я как раз к обеду, и сил у меня хватило разве что для того, чтобы добраться до спальни, раздеться, лечь в кровать и провалиться в сон почти на три часа. Проснувшись в начале шестого от голода, я проверил сотовый телефон на предмет новых сообщений и пропущенных звонков и, не обнаружив ни первых, ни вторых, отправился приводить себя в порядок. Если бы не договоренность с Ланной, то так бы разве что перевернулся на другой бок, даже не открывая глаз.
Выздоравливавшие пациенты жили не в основном корпусе клиники, а чуть поодаль, в небольших, но очень уютных домиках, больше всего похожих на коттеджи для туристов. В принципе, таковыми они и являлись, если принимать во внимание скромную обстановку: крохотная гостиная, импровизированная кухня, отделенная от основной комнаты низкой перегородкой, ванная и спальня. Единственными удобствами тут были двуспальная кровать (при размерах спальни она занимала две трети комнаты, и туда при желании невозможно было вместить что-либо еще, кроме каких-то мелочей), спутниковое телевидение и беспроводный Интернет, а также наличие спокойных соседей: домики насчитывали два этажа, по одной квартире на каждый.
Хотя с неделю назад мне представился случай убедиться в том, что соседи мои пусть и тихие, но не такие уж безобидные. Ванесса и Роберт приехали ко мне в гости на выходные, мы немного выпили и, вспоминая наши прошлые приключения, в какой-то момент начали слишком громко говорить и смеяться. Соседи отреагировали незамедлительно: нас предупредили, что если мы продолжим в том же духе, то они «найдут на нас управу».
Путь от домиков до столовой занимал у меня около четверти часа, и я подошел ко входу в большое одноэтажное здание с окнами почти во всю стену как раз тогда, когда на часах было шесть вечера. Но Ланы на месте не оказалось. Я честно прождал еще двадцать минут, после чего понял, что умру от голода, если сейчас же что-нибудь не съем, и вошел внутрь. Внутри Ланы тоже не было.
Я съел ужин в одиночестве, приготовил кофе, подсел к небольшой группе знакомых и, перекинувшись с ними парой слов, понял, что дальнейшее ожидание бессмысленно. Собиралась Лана приходить или нет, она опоздала. Я бы мог понять такое поведение, если бы мы жили в большом городе, и она не пришла бы на свидание. Но не приходить на встречу с человеком, который живет вместе с тобой на фактически закрытой территории охватом не больше двух-трех километров?
Если не ходить вокруг да около, я пребывал в расстроенных чувствах, хотя веской причины этому не видел. В последний раз я расстраивался по такому глупому поводу много лет назад — слишком давно для того, чтобы я вообще помнил, когда это было. Именно об этом я размышлял, лежа в постели и глядя в потолок. Конечно, мое поведение можно было объяснить тем, что я пережил два серьезных потрясения, одно последовало за другим. Но вряд ли это перевернуло все в моей голове так, что я ни с того ни с сего начал обижаться на не пришедшую на свидание женщину. Мы с ней даже не успели как следует познакомиться: поговорили от силы десять минут. Я не успел толком ее разглядеть и не мог сказать, понравилась она мне или нет.
Заснул я незаметно для себя. Точнее, я отлично помнил, как задремал, потому что пустые мысли меня утомили, и даже успел увидеть сон. Когда я открыл глаза, за окном до сих пор было темно, а часы на прикроватной тумбочке показывали начало четвертого. Спал я всегда очень чутко — меня могли разбудить крики за окном, посторонние шумы, если бы они тут были, но в такой час, конечно же, тишину ничего не нарушало. Кроме тихих шагов в гостиной, звук которых я уловил, прислушавшись. Двери тут никто не запирал, так как это было лишено всякого смысла.
Интересно, и кто пожаловал ко мне в гости, подумал я, снова закрывая глаза. Иногда пациенты, только что «переехавшие» из основного корпуса клиники, ошибались дверью и случайно заходили в чужую квартиру, так как домики были похожи друг на друга как две капли воды, и номера в темноте разглядеть не представлялось возможным. Но, как оказалось, мой гость пришел ко мне не случайно.
— Ты не спишь? — услышал я голос Ланы. — Знаю, что «мне одиноко» я уже говорила, и сейчас это прозвучит глупо…
Я сел на кровати и посмотрел в направлении двери, пытаясь ее разглядеть.
— Что ты тут делаешь? Надеюсь, ты знаешь, который час? И как ты узнала номер моей комнаты?
— Это секрет. — Она подошла к кровати и остановилась. — Я тебя разбудила? Или ты не спал?
Я протянул руку для того, чтобы включить ночник, но Лана взяла меня за запястье.
— Не надо, — попросила она. — Зачем тебе свет?