Двадцать лет, на протяжении которых Ферран изучал арабские мореходные тексты XV и XVI веков, достойно завершают его жизнь, полную глубоких мыслей и тонкого историко-филологического труда. За эти годы он опубликовал серию этюдов, крупнейшими из которых по значению явля­ются статья «Персидский элемент в арабских мореходных текстах» (1924), очерки об Ахмаде ибн Маджиде и Сулаймане ал-Махри в «Энциклопедии ислама» (1927). Далее следует указать на следующие капитальные свершения: фототипи­ческое издание в двух томах текстов рукописей, найденных в 1912 году (1921 —1923, 1925), а также выпуск сборника статей «Введение в арабскую морскую астрономию» (1928 г.). По мысли Феррана, эти публикации должны были составить первые три части шеститомного свода, в котором предполага­лось поместить и переводы, а также сличение с португаль­скими материалами и арабский морской словарь; судьба не позволила осуществиться этому предприятию, которое было бы одним из наиболее значительных в науке нашего столетия. Наконец, с именем французского первооткрывателя связано отождествление Ахмада ибн Маджида, крупнейшего среди известных нам теоретиков и практиков арабского судовожде­ния, с индоокеанским лоцманом первой экспедиции Васко да Гамы. Одного этого открытия, сделанного в начале периода в результате тщательного сопоставления арабских, турецких и португальских данных и подтвержденного в 1917 году египетским ученым Ахмадом Заки-пашой, было бы достаточно для того, чтобы исследователь занял высокое место в истории дерзаний человеческого ума. Габриэль Ферран по праву может считаться отцом науки об арабской талассографии, сообщения которой вносят определенные поправки в сложившееся по­нимание культуры халифата.

После Феррана никто из его соотечественников не про­явил специального интереса к волновавшим его темам; одино­кой вспышкой можно назвать в этом смысле статью Жана Соважэ, которую опубликовал в 1948 году когда-то руко­водимый Ферраном парижский Journal Asiatique. Однако научному делу, столь блестяще начатому, не суждено было угаснуть: далеко не сразу, но изучение документов морской истории халифата, созданных самими лоцманами, т.е. на практической основе, переместилось в нашу страну, араб­ские лоции и размышления над ними впервые зазвучали по-русски.

Еще во втором десятилетии текущего века И. Ю. Крач­

11

ковскому встретился в рукописном фонде Азиатского музея Академии наук смешанный турецко-арабский сборник, в кото­ром среди прочего материала оказались три поэмы «какого-то Ахмада ибн Маджида с довольно скучным, как мне казалось, перечнем морских переходов где-то около Аравии» — так спустя тридцать лет напишет он в книге «Над арабскими рукописями». Первое впечатление надолго предопределило научную судьбу поэм в нашем столетии; на их поблекшие от времени страницы легла густая тень от других дел и событий. Шли годы; глубоко замкнув свои тайны, молчала в глухом переплете старая бумага. Лишь после первой ми­ровой войны и последовавшей революции в России, когда Игнатий Юлианович, уже академик, жадно знакомился с восточными и западными исследованиями, вышедшими в го­ды, когда были нарушены международные связи, вдруг ярко блеснуло откровение. «Пробегая их (поступившие книги.— Т. Ш.), я любовался, с каким мастерством французский ориенталист Ферран строил неизвестную ранее интересней­шую главу о морской географии XV века: только с его знани­ем и ближневосточных, и малайских, и индийских, и дальне­восточных языков молено было это сделать, только комби­нация европейских и восточных источников приводила к таким незыблемым результатам. Постепенно фигура арабско­го лоцмана Васко да Гамы начинала приобретать живое обличие...— вспоминает Крачковский в названной выше кни­ге.— И тут — «Ахмад ибн Маджид». Да ведь так зовут автора тех стихотворений, что находятся в сборнике, который я со скучающим видом несколько раз держал в руках!» Ферран, которому была послана копия поэм, оценил ленин­градскую рукопись как уникальную. Так в нашем академи­ческом собрании документов был найден еще один самоцвет.

В 1937 году мною под руководством И. Ю. Крачковского было начато изучение этого памятника. За лето удалось под­готовить предварительное описание представшего материала, на очереди стояло его исследование. В феврале 1938 года работа прервалась. Возобновленная через десять лет после начала, в мае 1947 года, она имела результатом подготовку русского перевода поэм, комментариев, исследования, подроб­ных указателей и таблиц. Спустя год работа в этом составе удостоилась кандидатской степени, а спустя десятилетие, в 1957 году,— опубликования под названием «Три неизвестные лоции Ахмада ибн Маджида, арабского лоцмана Васко да Гамы, в уникальной рукописи Института востоковедения АН СССР». Советское издание документов арабской талас-сографии, впервые в этой области науки заключавшее в себе все элементы филологического исследования текста, вызвало

12

интерес в кругах зарубежной научной критики: показателем служат тринадцать рецензий и три перевода нашей моно­графии: португальский (Лиссабон, 1960), два арабских (Рио де Жанейро, 1966; Каир, 1970). Историко-географический институт в Сан-Паулу (Бразилия) особым решением выразил благодарность Институту востоковедения АН СССР за опу­бликование лоций Ахмада ибн Маджида, в восточно-африкан­ском порту Мали иди имя арабского морехода было присвоено одной из улиц, в Кувейте прозвучали доклады о средневековой арабской навигации. Конечно, издание ленинградского уни­кума, приподнимавшее новый пласт арабистики, едва трону­тый, хотя и опиралось в некоторых случаях на достижения Феррана, не могло сразу предложить окончательных реше­ний по всем трудным вопросам, и в этом смысле некоторые находки еще предстояли впереди.

Следующим шагом стало изучение главного труда Ахмада ибн Маджида — «Книги полезных глав об основах и прави­лах морской науки». Этот энциклопедический свод, наиболее полно в сравнении с другими сочинениями представивший на своих страницах картину средневекового арабского морепла­вания, в силу разносторонности содержания потребовал для своего разбора многочисленных обращений к различным об­ластям науки. Сложное исследование текста по форме и содержанию вызвало необходимость снабдить 177 страниц книги арабского морепроходца почти полутора тысячами филологических примечаний и тремя тысячами комментариев. Издание, состоящее из пяти частей: исторического введения, критического текста, перевода, комментария и указателей, было подготовлено за семь лет (1957—1964) в Институте востоковедения АН СССР. Предварительные выводы, полу­ченные в процессе обработки материала, обнародованы в тру­дах двух международных конгрессов 1960 года (XXV конг­ресса ориенталистов в Москве и конгресса по истории географических открытий в Лиссабоне), а также в ряде статей; итоговые данные стали достоянием научной печати в 1967 г. Они легли в основу докторской диссертации автора, защищенной год спустя.

Затем (в 1969—1972 гг.) в том же Институте востоко­ведения была осуществлена подготовка к изданию важней­шего сочинения лоцмана XVI века Сулаймана ал-Махри «Опора для точного познания морских наук». Выполненная работа имела особый научный смысл: хотя рукопись, где собраны произведения Сулаймана, хранится в Парижской национальной библиотеке еще с начала XVIII века, содер­жащийся в ней ценный материал практически оставался неизученным, а сама личность автора пребывала в тени,

13

оттесненная фигурой знаменитого спутника Вас ко да Гамы. Л р а б и с т и ч е с к а я школа в Ленинграде, созданная трудами И. Ю. Крачковского и его учеников, проявила и здесь важную инициативу, представив критическое прочтение текста с его комментированным переводом и введением, суммиру­ющим все уцелевшие, к сожалению, далеко не полные сведения о выдающемся арабском мореплавателе и его де­ятельности. Следует надеяться, что последующие изыскания дадут возможность больше прояснить картину и выйти в ряде случаев за рамки смутных предположений.

Новые мысли, возникшие в процессе исследования осново­полагающих документов арабского мореведения, нашли свое отражение не только в подготовленных изданиях, но и в публикациях более общего плана *. С одной стороны, эти работы примыкают к известным этюдам И. Ю. Крачковского: «Арабские географы и путешественники» (1937 г.) и «Мор­ская география XV и XVI вв. у арабов и турок» (1954, 1957 гг.), но с другой — каждая из них представляет собой конкретный случай приложения общего вывода, окончательно сформулированного в более позднее время. Он гласит: давнее и систематическое арабское мореплавание, освоившее практи­чески все районы Средиземного моря и Индийского океана с частью Тихого, является бесспорным историческим фактом, требующим переоценки роли арабов в истории мировой куль­туры.