ВИТРИНЫ
Когда мне думается, что тебе я верен,
Когда от женщин отвожу глаза -
Знай, милая,
Что это и не фальшь,
Но и не правда.
Это – самообольщенье.
Я долго сам не понимал, что значат для меня витрины
Не понимал я их очарованья
Ведь я у них в долгу за прелесть городских прогулок.
Люблю особенно писчебумажные лавчонки.
Я там беру зеленые чернила,
Не подозревая,
Что застигаю женщину с зелеными глазами,
А шелковистая бумага
Нежна, как женское белье.
Мне все предметы эти ни к чему.
Хотя бы портсигар из темной кожи,
Но он мне страшно нравится.
О женщины – курительные трубки,
Здоровые и стройные, изогнутые в ласковом поклоне.
О женщины, чувствительнейшие приборы,
С болтливым язычком часов,
С грудями выпуклыми, словно линзы
В пенсне,
С глазами, воздействующими, как лунный камень,
С губами, жаждущими, как горлышки бутылей,
С безупречными бедрами реторты,
С руками, как трубки сообщающихся сосудов.
С объятьями, как электромагниты.
Вечер.
Их зыбкие тени выступают из мглы,
Молящие руки протягивают перчатку,
Усмешка колеблется в зеркальных стеклах.
Я брожу часами,
Несказанно взволнованный,
И вижу ночью, как проступают они в уюте цветущих закутов
Желанья их подобны орхидеям,
Мои желанья словно гладиолусы,
Они как пружинистое перышко часов,
Как вздрагиванье крышки на патентованной чернильнице
Как блужданье гусеницы в розе,
Как щелканье затвора,
Как круженье кофейной мельницы,
Как сумасшедшие зрачки световой рекламы,
Как стрелка барометра -
Желанья, для которых нет названья,
Желанья, о которых не запишешь в дневнике,
Желанья, о которых не прочтут в моих томах,
Желанья, которые снуют во мне без рассуждений и усилий
Как игла в проворных пальцах белошвейки,
Желанья, упрятанные колдовством,
Как платье в скорлупке,
Звезда в пламени,
Ручей в дереве,
Ликованье в слезе,
Жизнь в смерти,
Желанья, которые делают из меня лунатика.
О лунные ночи моих блужданий!
Когда мне думается, что тебе я верен -
Я лгу тебе, как никогда,
И ты мне лжешь, как никогда,
Ты, желающая приобрести весь мир,
Ты – нежная и верная,
Ты – женщина и малое дитя,
Женщина – и все что угодно из сущего,
Женщина – и все что угодно иное,
Женщина – и средоточье всех витрин и всех.
ТАЛИСМАН
II
Будь терпелив и выжидай поры
Пока твоим окаменевшим оком
Не сотворится грозная слеза
Не выплавится из-под тесных век
Чудовищный предмет твоих раздумий
Который схож не с влагой
А с бревном
Пробившим брешь в заветном тайнике
Твоих мучений очевидных ныне
И схож с гигантской связкою ключей
От всех дверей и фонарей погасших
III
Упавшая слеза отобразит в себе
Весь мир замысловатый как игрушка
Так смятая бумажная салфетка
Воспроизводит муку лихорадки
В ее углах таится ночь любви
А посредине – золотой дукат
Сосредоточен на твоем раздумье
Покуда ты не думаешь и спишь
V
Дай вечеру подумать за тебя
Пускай раскинет гением луны
И выскажет тебе твои же мысли
Так станешь ты мудрей премудрой книги
Той над которой голову ломал
Покуда не взбрело тебе на ум
Ей предпочесть всезнание садов
И опыт отдыхающего плуга
Так станешь ты счастливей игрока
Чей выигрыш богатство Исфагани
VII
Исправленная кривда – это кривда усугубленная
Одной слезы не дам для плача о вчерашнем дне
Я точно знал что завтра это завтра
Пусть горше чем Вчера но не Вчера
Подправленное наспех чьей-то кистью
IX
Все души скоро отуманит осень
А в этих строчках лето расцветет
И потому радетельные пчелы
Пекитесь о читателях моих
Даруйте им раскидистое древо
Пусть постоят под ним на холодке
XV
Я издавна храню мой талисман
В единственно надежном месте
В сердце
Я никогда его не потеряю
Пока я верен моему бездумью
Ведь только в совершенстве тишины
Когда смолкает мельничный жернов
Вы сможете услышать и понять
Что жаворонок говорит с небес
Не повышая голоса до крика
Что значит пианиссимо струи
Что предвещают дождевые капли
И вечную молитву двух влюбленных
Взывающую верность верность верность.
КОГДА СОСТАРИШЬСЯ
Когда состаришься и станешь слышать хуже,
Когда одну лишь тень руками будешь прясть,
Когда озябнешь ты от неприметной стужи,
Когда твой блудный сын утратит пыл и страсть,
Когда под гнетом туч твои согнутся плечи,
Когда и я прощусь с раскрашенным жезлом,
Тогда, как инвалид, вернусь я издалече
К тебе, в наш старый дом – и сядем за столом.
Тогда, клонясь к земле свинцовой головою,
Услышим звон ручья, откуда – не постичь!
Тогда – когда-нибудь – расстанусь с немотою,
Забуду, может быть, свой стыд, свой стыд, свой бич.
И прошепчу слова, какие шепчут внуки,-
Я не дал их тебе по собственной вине.
Как скроешь ты тоску, куда упрячешь муки,
Куда упрячешь стыд, который страшен мне?!
Что ж, разве не тебя искал я жадным взглядом,
Когда любил других – надеясь, что найду!
Я звал тебя с отцом, и ты сидела рядом,
Когда метался я в горячечном бреду.
Губительны слова, губительней, чем чувства,
И звуки их страшны, как эхо в тишине;
И я закован в них, как будто в панцирь узкий,
А реки вен моих безумствуют во мне.
Когда состаришься и станешь слышать хуже.
Когда одну лишь тень руками будешь прясть,
Когда озябнешь ты от неприметной стужи -
В твоей крови моя заледенеет страсть.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: