Поэзия социалистических стран Европы p4.jpg

Бенчо Обрешков (Болгария) Первый день рождения 1962 г.

помоги
не попасть в окруженье!
Научи меня зоркости боя!
Видишь – снова стою пред тобою.
Научи, как когда-то учила,
видеть черную злую личину!
Где он?
Кто он?
С глазами какими?
Чей он адрес присвоил?
Чье имя?
Может, этот – излишне усердный
и всегда доверительно липкий?
Или тот – с неподдельной улыбкой
и кусочками льда вместо сердца?
Или тот – подшивающий чинно
все застолья мои и сомненья?
Он?
Не медли! Скорее скажи мне!
Помоги в постижении жизни!
Человек – черной ночи чернее -
над душою моею, над нею.
Я засну – он во сне до рассвета…
Кто он?
Я ожидаю ответа.
Пусть для песен душа распахнется!
Сердце
пусть опять улыбнется!
ОСЕННИЙ ОПТИМИЗМ
И этот ветер без пощады,
и этот дождь, и эта грязь,
и этот шелест листопада,
и эта давняя боязнь.
Перед осенним мокрым тленьем,
перед приходом холодов,
перед умолкшим птичьим пеньем -
не потрясение основ,
а лишь трехмесячная встряска
и – не оправдана опаска.
А мы свой добрый опыт спросим,
и он нам даст ответ прямой,
что, мол, зима прогонит осень,
весна расправится с зимой.
И снова буйное кипенье
начнется всюду по земле,
в крови, в речах, в воображенье,
броженье соков в пряной мгле.
В ветрах надежных устремлений
падут кипучею весной
обломки старых представлений
перед зеленой новизной.
Бесценной влагой жизнь струится,
людской кипит водоворот,
и ветка каждая стремится
нам подарить желанный плод.

ПЕНЬО ПЕНЕВ

* * *
Если б был я энергией,
верой,
если б ветром меня
не гнуло,
ты бы, Родина,
отдохнула от труда и заботы вечной.
Я
огромной работой жил бы,
рушил горы,
не зная праздности.
Я бы двигал
одною радостью
все станки твои и машины!
Я б гордился
своею долей,
дал бы воду полям иссохшим.
И светила бы вера,
как солнце,
в каждой лампочке,
в каждом доме.
* * *
Родина, Родина – матушка милая,
дым от родного огня!
Не разделить
никакою силою,
не оторвать
тебя от меня.
Родина, Родина -
имя высокое.
Мирная,
радостная страна.
Сердцем
любовь моя проголосована,
разумом-штабом
утверждена.
Кончатся реки,
высохнет море,
солнце
укатится в небытиё.
Будет сиять
справедливо и мощно
имя
сверкающее
твое!
Просто любить тебя -
малая малость!
Надо еще,
чтоб любила и ты!
Вот почему я
мучаюсь, маюсь.
Вот почему я страшусь
суеты.
Вот почему я
ни часа не медлю -
долг мой великий
покрыть
не могу!
Я отдаю тебе все,
что имею,
и все равно
остаюсь
в долгу!

АНДРЕЙ ГЕРМАНОВ

ВЫРУБКА ЛЕСА
Сквозь ясени, прекрасные и в старости,
словно в сраженье
лесорубы шли,
и ноздри раздувалися от ярости.
Был голод.
Не хватало им земли.
Кричали и сверкали топорами
и вырубали просеки свои.
Телеги, нагруженные стволами,
в земле прокладывали колеи.
Стволы?
Валы из трупов!
Ведь беда
по дереву бьет, как по человеку,
и замолкают гнезда навсегда,
и птицы здесь не запоют вовеки.
Великий лес неспешно отступал…
Пила пилила, выжигало пламя,
и землю оголял великий пал,
и пепел пал над новыми полями.
А плуг меж пней попер вперед упорно,
на просеке
свой оставляя след,
и густо падали живые зерна
с мечтой про хлеб,
про хлеб,
про хлеб!
Лишь ясени, без малого столетние,
оставленные кое-где,
вздымали сучья, словно бы в молении,
величественные и в беде.
Стальной топор
железную их плоть
не смог рассечь,
прогрызть и побороть.
Их древнегреческая колоннада
вещала,
аргументы все поправ,
что красоты голодному – не надо
и что голодный -
даже в этом -
прав!

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: