Поиск
УСЛОВЛЕННОЙ НОЧЬЮ
Условленной ночью, когда мгла загустела,
Ко мне проскользнуло желанное тело.
Пришло ко мне тайно, в чудной беспечали,-
Прозывалось оно, как тебя прозывали.
Заглянув по пути в завтра и в зерцало,
В ледяную постель бесшумно упало -
Для меня упало, для моей услады,
Чтоб томил – истомил – и не знал пощады!
Оно льнуло ко мне – и пахло закланьем,
Бысстыдно-послушливо моим желаньям,
В мглах и радостях – на пороге рыданья
Замирало в восторге полуумиранья.
Что в нем было еще? Лишь прелесть п грешность,
Неведомый запах и эта поспешность,
А еще трепет крови, шумящей тревожно,
Без чего телу тела понять невозможно.
РОМАНС
Надо петь, раз певец,- и пою поневоле!…
Жили нищий и нищая – голь среди голи.
На задворках сошлись и слюбились случайно -
И во всем городке жальче не было тайны.
Майский вечер улегся и вызвездил села,
Сели вместе, бок о бок, на ступенях костела.
Подавали друг другу неловко и скупо
То засохший ломоть, то иссохшие губы.
И мечтали всю ночь и всю ночь без опаски
Лаской хлеб заедали, а хлебом – те ласки.
И под майской опекой, у двери церковной,
Стих и нищенский голод, и тот голод любовный…
Что, поэт,- так и надо бы жить до могилы?
Оба голода есть, но ни хлеба, ни милой…
ПРОХОЖИЙ
Лиловый сумрак, безлюдье поля -
И только эту явь -
Средь трав бескрайных молил я с болью:
«Спаси меня, избавь!»
И шел прохожий… Зачем – не знаю,
Мне подал знак рукой.
Быть может, думал – к нему взываю,
Его молю с тоской.
И было тихо, весь мир как сгинул,
Лишь солнце шло ко сну.
Сказал прохожий, когда окинул
Глазами тишину:
«И мне, скитаясь, взывать в печали,
Без хлеба, без жилья.
Я тот, чью гибель не увидали,
Тот самый – это я!
Мне смертью в ярах раскинут полог,
Жилище – недруг сжег.
Бьет час предсмертный, был сон недолог,
Его разрушит бог.
Но верю в сон, что еще приснится,
Обещанный судьбой.
Тот сон, когда в нем блеспет денница,
Я разделю с тобой».
Клянясь, что в скорби нам нет разлуки
Ни на единый час,
Прохожий тот протянул мне руки,
И спас меня он, спас!
СЕСТРЕ
Ты спала непробудно в гробу
В стороне от вседневности плоской,
Я смотрел на твою худобу,
Как на легкую куклу из воска.
Пред тобой простирался тот свет.
Для вступленья на эту чужбину
На тебе был навеки надет
Мешковатый наряд пестрядинный.
В доме каждая смерть говорит
Об еще не открытом злодействе.
Каждый из умиравших убит
Самой близкой рукою в семействе,
Я укрытья убийцам не дам.
Я их всех, я их всех обнаружу.
Я найду, я найду их. Но сам,
Сам я всех их, наверное, хуже.
Понапрасну судьбу мы виним,
Обходясь оговоркой окольной.
Лучше, боже, прости нам самим
Грех наш вольный и грех наш невольный.
То я грезил,- еще ты больна
И мне пишешь письмо из больницы,
То я слышал с могильного дна:
«Дай мне есть» – или: «Дай мне напиться».
Как ответить? Отвечу ли я?
Бог один пред тобою в ответе.
Нет на свете такого питья,
Нет и хлеба такого на свете.
Гроб качался на наших руках.
Вот уж он на крестьянской подводе.
О, какой охватил меня страх,
Когда тронул возница поводья!
Может, ты в летаргическом сне
И живою тебя закопают?
Но резонно ответили мне,
Что ошибок таких не бывает.
Молча брел я за возом в подъем.
Мир заметно мельчал предо мною,
Уменьшаясь в размере своем
На одно существо небольшое.
Я шел молча. «Увы, может быть,-
Думал я,- нет столь родственных нитей,
Без которых нельзя было б жить».
Это грустное было открытье.
Ночь у гроба длинна и пуста.
Тех уж нет, кто глядит из гробницы.
Истлевают их взгляд и уста.
Лица их – черепа, а не лица.
Знаю я, что и в тленье свой путь
Под землей ты проделаешь честно,
Но вовек не решусь заглянуть,
Как ты гнешься под ношею крестной.
Верно, смерть протрезвляет всю плоть
От желаний, и жажды, и хмеля.
Догадается ль только господь,
Что лежишь перед ним в подземелье?
Ты, парящий в далеких мирах,
Задержи перелет свой по тверди
И согрей на груди этот прах,
Что обманут твоим милосердьем.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: