— Приехали. Вон там монастырь, а в стороне от дороги, за стеной, дом Девлина.

Уайт свернул на дорожку, посыпанную гравием, и остановил машину.

— Я вас подожду, капитан.

Фокс прошел по вымощенной гранитными плитами дорожке между кустами роз к зеленому крыльцу. Коттедж был выстроен в викторианском стиле, с деревянными фронтонами и наличниками.

Сквозь шторы, плотно закрывающие окна, пробивался неяркий свет.

Фокс нажал на кнопку дверного звонка. Внутри раздались чьи-то голоса, звук шагов, потом дверь распахнулась, и Лайам Девлин предстал перед капитаном.

Девлин был в темно-синей фланелевой рубашке с открытым воротом и в серых брюках, на ногах — дорогие итальянские башмаки. Небольшого роста, и в шестьдесят четыре года он сохранил пышную кучерявую шевелюру, которой почти не коснулась седина. Справа на лбу виднелся шрам от старого пулевого ранения, лицо отливало белизной, но глаза были поразительно ярко-голубого цвета. Слегка ироничная улыбка, казалось, навсегда застыла на губах, придавая Девлину вид человека, который понял, что жизнь состоит из сплошных горьких шуток, и решил для себя, что ничего другого не остается, как смеяться над ней.

Улыбка Девлина совершенно очаровывала и, похоже, была абсолютно искренней.

— Рад видеть тебя, Гарри. — Лайам слегка приобнял капитана.

— Я тоже, Лайам.

Девлин посмотрел за плечо Фокса на машину.

— С тобой еще кто-то есть?

— Мой водитель.

Девлин подошел к машине и склонился над приоткрытым окном. На приветствие Билли не ответил и вернулся.

— Говоришь, водитель, Гарри? Такой водитель может любого доставить только в одно место — в ад.

— От Фергюсона было что-нибудь?

— Да, но пока не надо об этом. Проходи.

Внутреннее убранство дома производило впечатление, будто вы прямиком перенеслись во времена королевы Виктории. Мебель красного дерева, обои Уильяма Морриса, на стенах ночные пейзажи викторианского живописца Аткинсона Гримшоу.

Фокс с восхищением рассматривал картины, на ходу снимая плащ и передавая его Девлину.

— Странно их здесь видеть, Лайам. Гримшоу же исконный англичанин из Йоркшира.

— Это не его вина, Гарри. Художник он от Бога. — Девлин открыл половину двустворчатой двери и проводил Фокса в гостиную.

Как и в холле, все здесь было выдержано в викторианском стиле. Зеленовато-золотистые обои, мебель красного дерева, картины все того же Гримшоу на стенах. Огонь радостно потрескивал в камине. У камина стоял священник в темной сутане. Он повернулся, чтобы встретить вошедших. Был он ростом с Девлина, седые волосы зачесаны назад. Симпатичный человек, он стал еще привлекательнее, когда широко улыбнулся. В нем была какая-то предрасположенность к людям, внутренняя доброта, что не могло не затронуть Фокса. Не часто капитан с первого взгляда проникался доверием и уважением к человеку.

— Приношу извинения Шекспиру, но сегодня вечером у меня два Гарри. Капитан Гарри Фокс, познакомьтесь с отцом Гарри Кассейном.

Священник тепло пожал руку Фоксу.

— Рад вас видеть, капитан Фокс. Лайам мне кое-что о вас рассказал после вашего звонка.

Девлин показал на шахматный столик у дивана.

— Я согласен на любой повод, лишь бы только не продолжать эту партию. Кассейн загнал меня в угол.

— Как всегда, вы сильно преувеличиваете. Но мне надо идти. Решайте свои дела. — У святого отца был приятный низкий голос. По всем приметам ирландец, хотя и чувствуется какой-то едва уловимый американский акцент.

— Да что его слушать?! — Девлин поставил на стол три бокала и принес из буфета бутылку виски. — Садись, Гарри. Рюмочка перед сном тебе не помешает. — Повернувшись к Фоксу, объяснил: — Никогда не встречал более занятого человека.

— Ну, хорошо, Лайам, сдаюсь. Но только пятнадцать минут, потом мне придется уйти. Надо совершить вечерний обход в монастырской больнице. Вы же знаете, там сейчас Дэнни Мэлоун. Он проводит последние дни на земле.

— Да, бедный Дэнни. Я выпью за него. Рано или поздно все мы там будем.

— Вы сказали — монастырская больница? — переспросил Фокс.

— Да. Тут рядом монастырь «Святое Сердце», где обитают монахини. Они несколько лет назад создали хоспис — монастырскую больницу для безнадежно больных пациентов.

— Вы там работаете?

— Да. Нечто вроде администратора. Монахини считают, что им нельзя вести бухгалтерию. Не христианское, мол, дело. За все финансовые вопросы отвечает сестра Анна-Мария, она ведет учет до последнего пенни. У нас здесь небольшой приход, и у местного священника нет викария, вот я ему и помогаю.

— Три полных дня в неделю он еще работает начальником пресс-службы секретариата католических церквей Дублина, — добавил Девлин. — Не говоря уже о том, что тренирует молодежь из местного спортивного клуба и ведет драматический кружок для сотни молодых талантов.

Кассейн улыбнулся.

— Попробуйте догадаться, кто режиссер-постановщик? Точно, сам Лайам Девлин. Мы собираемся поставить «Вестсайдскую историю». Лайам говорит, что не потянем, но я считаю, лучше бросить серьезный вызов самому себе, чем довольствоваться малым.

Кассейн сделал маленький глоток виски. Фокс спросил его:

— Простите меня за нескромный вопрос, святой отец, но кто вы на самом деле — американец или ирландец? Я все не могу понять.

— Он и сам этого не понимает, — расхохотался Девлин.

— Моя мать была ирлано-американкой, вернулась в Коннахт — на землю предков в 1938-м, после смерти родителей. Здесь я и родился.

— А отец?

— Я его никогда не видел. Кассейн — это фамилия моего дальнего родственника, который взял меня на воспитание после смерти матери. У него была своя ферма в Онтарио. Дядя — порядочный человек и честный католик, много сделал для меня. Именно под его влиянием я решил посвятить свою жизнь служению церкви.

— Входит дьявол, сцена пустеет, — Девлин поднял свой бокал.

Фокс недоуменно взглянул на них, и Кассейн поспешил объяснить:

— Я поступил в семинарию «Ол Соулз» в Вайн Лэндинг, около Бостона. В то время Лайам преподавал там английский язык и литературу.

— Этот ученик стал для меня настоящим испытанием. Схватывал все на лету. Постоянно подлавливал меня, когда я неверно цитировал Элиста.

— Я работал в нескольких бостонских приходах, потом перебрался в Нью-Йорк, но никогда не терял надежды вернуться в Ирландию. В конце концов переехал в Белфаст. Служил в церкви на Фолз-Роуд.

— Откуда его быстро выкурили, буквально на следующий год.

— Я старался объединить прихожан.

Фокс глянул на Девлина.

— А вы тем временем носились по Дублину, подливая масла в огонь, так ведь?

— Да простит вас Господь за только что сказанное, — с притворной смиренностью в голосе ответил Девлин.

— Мне пора идти. — Кассейн допил виски. — Рад был с вами встретиться, Гарри.

Священник протянул руку. Фокс крепко пожал ее, и Кассейн вышел через стеклянные двери, ведущие в сад. В дальнем конце сада Фокс заметил величественные очертания монастыря. Кассейн прошел по садовой дорожке и скрылся в темноте.

— Интересный человек, — вымолвил Фокс.

— Да уж. — Девлин обернулся, улыбка исчезла с его лица. — Хорошо, Гарри. Фергюсон, как всегда, темнил, поэтому, похоже, вы мне сами должны все объяснить.

В монастырской больнице было тихо. Учитывая необычность заведения, архитектор так сделал планировку палат, чтобы любой пациент имел возможность уединиться. Ночная сиделка дежурила у стола, освещаемого неярким светом лампы. Она не слышала, как подошел Кассейн, бесшумно вынырнувший из темноты.

— Как Мэлоун?

— Все так же, святой отец. Боль не очень острая. Но мы на всякий случай сделали укол наркотика.

— Он в сознании?

— Почти всегда.

— Я зайду к нему.

Кровать Дэнни Мэлоуна, отгороженная от других книжными шкафами и буфетом, стояла под углом к окну, давая больному возможность смотреть на небо и окрестности. Вспыхнувший у изголовья свет ночника пробудил его. Он был ещё не стар, не более сорока лет, но седой и изможденный. Его убивал рак.