Он бодр. Он энергичен.

Когда все готово к съемочному процессу, Засеев сильным командирским голосом отдает приказания:

- Все по местам! Ну что! Поработаем на неньку-Украину,

она, б...дь, ни в чем не виновата! Мотор?

-Есть!

Хлопушка, мля!

Кадр такой-то, дубль такой-то!

Ощерились! Н-начали!

Неудачные дубли Засеев прерывает отборным матом, от которого шарахаются лошади и седеют дети. Но и когда За­сеев всем доволен, его словарный запас не меняется.

- Молодцы! - орет в восторге он. - Молодцы, в рот вас так-разтак!

Даже в святом месте, мужском монастыре, где договори­лись о съемках, Засеев, лишь только вошел, поинтересовался во весь голос:

-Так, ну и где эти монахи? Где эти дрочилы-отшельники?

Бедные монахи, крестясь и бормоча молитвы, бросились прочь от антихриста.

В монастыре снимали пять часов. Засеевский мат почти не умолкал.

Стыдитесь! - воззвал к нему пришедший настоятель.

Прости, отец, у меня актеры-суки тормозят.

Он сказал это не оправдываясь, а скорее жалуясь.

Вы в монастыре! - напомнил настоятель.

Не бзди, отец, все оставим как было.

Хотя бы потише, - умолял тот.

Не вопрос.

Следует добавить, что Засеев не оригинален в этом смыс­ле. Я рассказал о нем лишь потому, что его нецензурная речь льется словно песня. Заслушаться можно. Атак, каждый тре­тий режиссер позволяет себе непечатные слова в работе с людьми. Тот же Ващенко.

Актеры обожают пародировать его монологи:

- Хер-рня! Полная, безоговорочная и беспрецедентная хер-рня! Что! Звезду поймали? Возомнили о себе, оскароносцы! Где, бл...дь, чистота и глубина чувств и побуждений?

Значит так, господа, мягко говоря, артисты! Вы поймите, вы играете не для своих гламурных друзей-интеллектуалов, а для провинциального быдла. Так будьте ж быдлом! Мать ва­шу так!..

Я несколько смягчил акценты. Чуточку облагородил. Не потому что меня коробит мат. Отнюдь. (Я и сам в совер­шенстве владею мастерством энергетической разрядки, и могу при случае на одном дыхании завернуть малый ма­терный загиб, состоящий, как известно, из тридцати девя­ти слов, из которых цензурными могут считаться лишь «в», «на», «твоя», «от».) Но я боюсь, что из-за обилия похабных слов и выражений эту главу не пропустят в свет порядоч­ные люди, а мне бы этого не хотелось. Правда, глава три­надцатая...

Ладно, всё.

Глава четырнадцатая

 Дело не в деньгах

Звонит мне какой-то помреж сериала «Золотые дни». Я в нем должен был сниматься. Все было оговорено. Одиннад­цать съемочных дней. И вдруг я слышу:

- Леня, ты извини, но нам тут сократили бюджет.

-Та-ак.

- Да. Мы договорились о пятистах за съемочный день. Мне страшно неудобно, но войди в наше положение... Я лич­но боролся за каждого актера, но... Короче, прости, но боль­ше двухсот долларов я выбить не смог.

Я догадался, что меня попросту хотят кинуть. Как это у них принято. Кто-то решил на мне подзаработать. Я таких вещей не люблю. Я бы и сам отстегнул определенный про­цент от гонорара, такое часто практикуется. Но когда меня держат за коня пластмассового - увольте. «Ищите себе друго­го Мюрата!»

Дело не в деньгах, а в принципе. Хотя в принципе - дело как раз в деньгах.

Расчет у них верный. Боясь остаться вообще ни с чем, ак­тер согласится на меньшее. Да и тривиальное тщеславие иг­рает свою роль. Кто откажется от роли?

К тому же деньги мне нужны... И я неоднократно раньше на такое шел, но...

Послушай, Миша, - сказал я в трубку. - Меня такой рас­клад не устраивает. Я могу пойти на уступки и сбросить бак­сов пятьдесят, даже сто, хотя и это считаю - неправильно. У вас было два месяца, чтобы сообщить мне о финансовых из­менениях. А ставить перед фактом за сутки... Другими слова­ми, пан Михаил, я вынужден отклонить ваше предложение.

Постой, Ленька. Но ведь мы договорились.

- Совершенно точно. Мы договаривались, но несколько на других условиях.

Леня, я все понимаю, но не подставляй меня. Я-то в чем виноват?

«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать...»

Ты смеешься?

А ты дал повод?

Леонид, мой тебе совет...

Но я уже завелся:

Я не просил совета.

Тебя больше не пригласят ни в один сериал. Это я тебе обещаю.

Да ну? Ты еще пообещай, что голуби не будут гадить, а кошки размножаться.

Короче, «не вышло у нас душевного разговора». Танелюк, когда я ему передал суть нашей беседы, сказал:

Зря ты так. Одиннадцать дней - это минимум две шту­ки. Грех разбрасываться такими деньгами. К тому же этот се­риал наверняка будет транслироваться на центральных ка­налах.

Седой, я не в том возрасте, чтобы приходить в восторг от перспективы видеть свою харю на экране.

- Я бы на твоем месте подумал.

-Ты на своем попробуй.

Подожди, но ведь тебе очень нужны деньги, особенно сейчас.

И тем не менее.

Сам Танелюк неразборчиво соглашается на все предло­жения и на любых условиях. (Демпингует, как говорит Арестович.)

В свое оправдание он повторяет:

- Вначале работаешь на имя, а потом имя будет работать на тебя.

Этой же мыслью меня пытался подкупить один авангард­ный режиссер. Он предложил мне главную роль в своем но­вом фильме, дал сценарий, гарантировал бешеный успех и популярность... Я ждал подвоха. И не ошибся.

- Есть только одна микроскопическая проблема. Мой фильм никто не финансирует, я буду снимать на свои скром­ные средства...

Хотите предложить мне сниматься без денег?

Ну... в общем, да.

Я не играю бесплатно.

Почему? Ты пойми, это художественный фильм. Пол­ный метр.

Не имеет значения, - говорю. - Я не играю бесплатно.

Да почему?

Вот, думаю, пристал. Как репей к балабону. Даже неудоб­но. Только отчего неудобно мне, а не ему?

А если б я вам предложил поклеить мне обои бесплатно?

Вы бы согласились?

При чем здесь обои? Как можно сравнивать?

Вы согласились бы?

Но я не клею обои.

А я не играю бесплатно.

Но я вообще не клею обои.

Нет, вы их не клеите бесплатно.

Вообще! Совсем! Абсолютно!

Вопрос цены. Согласитесь, за сто тысяч баксов вы бы их поклеили.

За сто тысяч? Поклеил бы. Но очень плохо.

А я бы в вашем фильме сыграл хорошо.

Так давай! Сыграй хорошо.

Я не играю бесплатно.

(Знаю, многие назовут мое поведение глупым. Я сам ру­гаю себя, но ничего поделать с собой не могу.)

Он покачал своей лысой башкой и угрюмо произнес:

- Мой фильм мог принести тебе имя, а с именем актер все­гда зарабатывает больше.

- Дело не в деньгах, - сказал я.

Хотя дело было именно в них.

Глава пятнадцатая

 Тройка, семерка, туз

Олег из «Голдмедиа» пригласил меня к себе в студию на «поболтать». Когда я вошел, он воскликнул:

- Шляпы долой! Пред нами - гений!

Затем указал на бритоголового небритого мужчину с пол­ностью зататуированной узорами рукой:

- А у меня тут как раз Шакиро. Знакомьтесь. Шакиро сдержанно кивнул:

- Да мы знакомы. - Он с хитроватым кошачьим прищу­ром посмотрел на меня. - Не захотел у меня играть?

- По причине меркантильности, - улыбнулся я в ответ.

Дело в том, что Шакиро тоже любитель не платить акте­рам.

Посидели. Покурили. Олег сделал по чашке кофе. К сожа­лению, без сахара. Я его еле выпил. Горький, как Пешков.

Говорил в основном Олег. Веселый, добродушный, энер­гичный, похож на постаревшего Карлсона. Пел дифирамбы моему таланту, восхищался игрой на сцене... Заявил, что бу­дет делать со мной фильм. Ничего конкретного не предложил.