Борису не пришлось больше пробираться на минные поля и устанавливать световую связь с противоположным берегом бухты. Он стал "паспортистом". Ему поручили подделку документов, позволявшую прибавлять или убавлять возраст тех, кого наметили к отправке в Германию или на строительство оборонительных сооружений. По молодости и горячности парень чуть было не обиделся за то, что вместо отчаянно опасных и дерзких диверсий его посадили за эту неинтересную, тихую и однообразную работу. Но Виктор Слезак как-то хитровато подмигнул ему, многозначительно произнес:

- Тут, брат, дело такое: каждая буква кровью пахнет. Да что там буква! Каждая закорючка. Это, парень, не ломиком орудовать. Тут тонкий талант нужен. Поверь мне, за нашу с тобой работу люди еще не раз спасибо скажут. Попомни мое слово.

Позже, гораздо позже, когда только через его руки прошло сто шестьдесят паспортов, Борис понял, как нужна была его "скучная" работа, скольких людей она спасла от фашистской каторги. Но это пришло позднее, а пока что Борис, вспомнив, что договорились начинать с дисциплины, тяжело вздохнул и принялся за дело, хотя в душе не переставал завидовать своим друзьям, получившим задание вести разведку. Тем более, что по озабоченному виду отца, по какой-то особой приподнятости в настроении всех приходивших по разным "просительским" делам в контору сельскохозяйственной общины, чувствовал: подпольщики чего-то ждут, к чему-то готовятся.

Как-то вечером в конце января к Борису забежал Петя Растригин, заглянул через плечо Бориса в справку, над которой тот колдовал, и неожиданно выпалил:

- Брось ты, Борька, эту канцелярщину. Кому она теперь нужна?

Ясно, Петю, что называется, распирало от какой-то тайны, и тот никак не решится выложить ее сам, вот так сразу, ни с того ни с сего. Ему стало немножко не по себе. Он уже собрался было прямо спросить Петю, что тот знает. Но сдержал себя, поскольку твердо решил воспитать в себе выдержку.

Подавив искушение, Борис нарочито равнодушно пробурчал:

- Ничего, Петь, пригодятся мои справочки. Не зря ж за ними идут люди.

Петя не выдержал:

- Ты знаешь, что на фронте делается? - И словно боясь, что Борис ответит "знаю", заспешил: - Мы только что с мамкой от Егорова. Листовки принесли и еще что-то. Но главное - последние известия! Наши наступают всюду. Уже в двенадцати километрах от Краснодара бои идут! Понял? Скоро и тут ударят. Егоров так и сказал: передайте, говорит, Степану, что скоро и у вас фашистам жарко станет. Так и сказал: скоро! Понял?

Борис постарался как можно спокойнее ответить:

- Скоро, значит, скоро. Только я не пойму, зачем ты мне это рассказываешь? Не мне же Егоров приказывал передать эти слова?

- Да ну тебя, Борька, - обиделся Петя, - Я тебе как другу, по секрету, а ты сразу: зачем, почему? Что я, на улице болтаю, первому встречному, что ли?

- Не на улице, а все-таки, - упрямо бубнил Борис, хотя самого подмывало засыпать дружка вопросами.

Петя махнул рукой и с обидой сказал:

- Да ну тебя!

И не успел Борис оглянуться, как он хлопнул дверью.

Десант

События назревали действительно серьезные. Про- валивалась тщательно задуманная немецкой армией операция "Эдельвейс" (кодовое название плана захвата Кавказа).

Сокрушительный разгром немцев под Сталинградом и на Среднем Дону, провал контрнаступления группы Манштейна и стремительное продвижение советских войск к Ростову поставило немецкую группу войск, действующую на Кавказе, под угрозу отсечения от основных сил и полного окружения. Гитлеровское командование отдало приказ об отводе войск на новые оборонительные позиции. Уже в конце декабря оккупанты приступили к варварскому разрушению городов и станиц. Над Кубанью грохотали взрывы, в их пламени гибли школы, больницы, дворцы культуры, производственные и административные здания. По плану генерала Цейцлера кубанская земля превращалась в выжженную пустыню.

В ночь на 3 января 1943 года главные силы 1-й немецкой танковой армии, прикрываясь сильными арьергардами, начали отходить в районе Моздока. Советские войска, перейдя в наступление, разгромили арьергардные заслоны противника и вошли в непосредственное соприкосновение с его главными силами. Под ударами наших войск гитлеровцы поспешно откатывались на северо-запад. Перешли в наступление наши войска и южнее Краснодара, а части Южного фронта наносили удар по врагу в направлении Сальск - Ростов. К 24 января наши войска освободили Апшеронск, Нефтегорск, Горячий Ключ и вели бои в районе Майкопа и в двенадцати километрах южнее Краснодара. Тем временем соединившиеся в районе Сальска войска Северо-Кавказского и Южного фронтов, преодолевая распутицу и ожесточенное сопротивление противника, продвигались к Азовскому морю и к 4 февраля вышли к нему на участке от Азова до Ясенки. Двухсоттысячная вражеская 17-я армия оказалась захлопнутой на Северном Кавказе и зажатой в низовьях Кубани. Гитлеровские войска, их штабы и тыловые учреждения нескончаемым потоком тянулись на Тамань, чтобы оттуда переправиться в Крым.

Советское Верховное Главнокомандование отдало приказ войскам Закавказского и Северо-Кавказского фронтов отрезать пути отхода немцев, отсечь их от Тамани, завершить окружение 17-й армии и разгромить ее на Кубани. В задуманной операции первый удар планировалось нанести под Новороссийском, в районе Мысхако и Южной Озерейки, силами морского десанта.

Ночь на 4 февраля 1943 года крепко запомнилась подпольщикам. Связные чаще, чем обычно, появлялись у Островерхова и, получив срочное задание, исчезали. Степан Григорьевич нервничал, хотя и старался это скрыть, отдавая твердые и четкие распоряжения. Его тревожили необычный тон указаний, полученных из партизанского центра, в которых угадывался серьезный план крупной операции. То, что зависело от подпольщиков, размышлял Островерхое, сделано: сведения о немецких частях, в том числе их системе огня в районе Станички и Мысхако, о проходах в минных полях в этом районе, проделанных минерами-подпольщиками, о линиях связи, о размещении войсковых резервов и построении береговой обороны немцев, - все эти сведения собраны и переправлены партизанам. Но успели ли они попасть на Большую землю?

Тревожила его и группа наведения во главе с Сергеем Карповым, выдвинутая в запретную зону к самой Станичке. Задание о наведении огня морской артиллерии на вражескую батарею Островерхов получил из партизанского штаба от Егорова. Все было обговорено, обусловлено. Степан был уверен, но в то же время сильно волновался. Ребята подобраны хорошие, да уж больно горяч Сергей. Как бы не увлекся, не наделал беды. Справятся ли хлопцы? Все ли продумано на случай отхода? Успели ли оповестить людей?

В час ночи в районе Цемесской бухты в небо взметнулись ракеты, заливая бухту зеленовато-холодным светом. Стало видно, как вдоль берега в реве и брызгах промчались торпедные катера, распуская густые шлейфы дымовой завесы, за которой смутно угадывались темные силуэты кораблей, устремившихся к берегу.

Укрывшись в подвалах развалин, группа Карпова наблюдала за развитием боя. Подпольщикам было видно, как суматошно метались фашисты на огневых позициях береговых батарей, согнувшись, перебегали по ходам сообщений к дотам и бункерам, ныряли в черные дыры блиндажей. Советская артиллерия вела прицельную стрельбу. Снаряды ложились на вражеские батареи, рвали бетонные бока огневых точек, перепахивали фортификационные сооружения немцев.

Придвинувшись вплотную к лежащему рядом Юнашеву, Сергей кричал ему в самое ухо:

- Во дают братишки, а? Вот это огонек!

- Точно, - гудел Юнашев, - гляди, вон, прямо по батарее шарахнули. Хо-хо! Полетела пушечка и фашисты с нею вместе.

- Давайте, братишки! Давай! Да не туда, не туда! А, черт! - горячился Карпов, торопливо заряжая ракетницу. - Левее, на полрумба левее!

Он кричал, словно его могли услышать на том берегу. Потом прицелился и выпустил красную ракету. Описав дугу, ракета упала угольком прямо на батарею, где немцы торопливо готовили орудия к стрельбе.