Капитан поднял голову от бумаг.

— Вы тоже могли бы, — ответил он. — Но ни вы, ни я этого не хотим.

Он снова вернулся к письму. Релиус встал и поставил свой кубок на поднос. Он расправил складки дорогого платья. Потом аккуратно провел ладонью по и без того идеальной прическе. Затем похлопал Телеуса по плечу, улыбнулся Костису и, не говоря больше ни слова, вышел. Костис ждал.

Наконец Телеус опустил перо.

— Ты был на год моложе призывного возраста, когда я принял тебя. Ты знаешь, почему я сделал для тебя исключение?

— Нет, сэр.

— Еще один год на ферме твоего дяди, возможно, разрушил бы тебя, а я не хотел, чтобы твои способности были растрачены впустую. А они у тебя были, не так ли? Ты сам перечеркнул свою карьеру.

— Я очень сожалею, сэр.

— Я хотел бы думать, что стремление к справедливости временно перевесило здравый смысл, но нападение на человека, неспособного защитить себя, оправдать очень трудно. Оно заслуживает презрения, — добавил он, — хоть твои товарищи, может быть, и одобрили твою выходку.

Костис открыл рот, но не нашел слов. Впрочем, Телеус поднял ладонь.

— Твои вещи перенесены в квартиру лейтенанта. Мальчик покажет, в какую именно.

— Сэр, я не понимаю.

— Что ты не понимаешь, лейтенант?

— Как я могу быть лейтенантом, сэр?

— Потому что ты был повышен по прихоти царя, а не в соответствии с твоими заслугами. Если царь добьется моего устранения, ты получишь шанс стать капитаном гвардии. Это шутка, Костис. Ты стал царской шуткой. Если не хочешь стать шутом, тебе остается только честно выполнять свой долг и делать это хорошо. Нет сомнения, что он сделает попытку разрушить власть и других людей. Мы не должны стать для него легкой добычей. Вот твое расписание. — он пододвинул бумагу к краю стола. — Ты будешь выполнять все положенные по должности служебные обязанности, а в остальное время плясать под царскую дудку. Будь я проклят, если буду терпеть у себя в легионе ряженого лейтенанта. Свободен.

Выйдя на лестницу, Костис остановился, чтобы посмотреть график. Он в ужасе таращился на лист бумаги. Царю не нужно было вешать его, он сам умрет от истощения через месяц. Он было повернулся, чтобы вернуться к Телеусу, но спорить с капитаном не имело смысла. Ноги медленно несли его вниз по лестнице в казармы, где уже ждал мальчик, чтобы показать его новую квартиру.

Глава 4

Утром Костис получил лучшее представление, что имел в виду капитан, говоря о царском юморе. Хотя сам он считал это проявлением не юмора, а мелкой мстительности.

Тренировка с мечами была такой же утомительной, как накануне. С длинными мучительными паузами они снова и снова повторяли элементарные упражнения. Потом Костис поспешил вымыться в бане и отправился отметиться в прихожую царских апартаментов. Он получил дневные пароли и прошел без задержек.

Царь уже выкупался, но еще не был одет.

Дверь из спальни в караулку была приоткрыта, так что Костис слышал каждый этап облачения царя, и даже мог наблюдать большую часть процесса. Грузный Иларион, камердинер, был вторым сыном барона из прибрежной провинции. Он принес царю не те штаны, и был отправлен обратно в гардеробную. Дионис, племянник другого барона, принес не ту рубашку. Его тоже отослали в гардеробную, дверь которой находилась в дальней части прихожей. Казалось, царя невозможно удовлетворить, и слуги курсировали взад и вперед через караульное помещение с забракованными предметами гардероба. Костис сгоряча обвинил царя в тщеславии, но постепенно понял, что всем этим танцем с рубашками и подштанниками руководит один режиссер — Сеан. Дежурные охранники смотрели на это молчаливое действо с изумлением. Сеанус подмигнул Костису, проходя мимо него с забрызганным чернилами поясом.

Царь выбрал платье в мидийском стиле с распашным камзолом поверх длинной рубахи. Расширяющиеся книзу рукава должны были скрыть манжету и крюк, который он носил вместо отрубленной руки, но недавно доставленный от портного камзол был скроен совершенно непропорционально. Рукава оказали слишком коротки. Не только крюк, но и вся манжета некрасиво торчала из рукава. Царь отослал камзол обратно.

Сеанус, плавно двигаясь, отступил из спальни с перекинутым через локоть камзолом, затем быстрым движением протолкнул руки в рукава и с немым ужасом посмотрел на торчащие из-под нарядной каймы запястья. Он помахал в воздухе пальцами левой руки, и затем выпученными глазами уставился на свою правую руку, согнутую в форме крюка. Схватив рукав левой рукой он натянул его на правую руку, а потом сунул ее под левую мышку, стараясь спрятать поглубже и с огорчением глядя вокруг. Кто-то из охранников, глядя через плечо Костиса, подавился смехом, а трое слуг, стоящих перед царем, сделали каменные лица.

Казалось, царь совершенно утратил власть над своими слугами. Конечно, он мог бы уволить их, но Костис догадывался, что подобный жест станет, в сущности, признанием своего бессилия. Евгенидису оставалось сжать зубы и игнорировать Сеана.

Когда наконец ему подали одежду и подобострастно помогли одеться, царь подозвал Костиса. Он осмотрел его так же внимательно, как накануне.

— Ты считаешь себя типичным гвардейцем, Костис? Я немного удивлен. В конце концов, ты ведь не солдат, и учитывая, что ты выполняешь, так сказать, формальную функцию, я ожидал, что ты будешь выглядеть более… декоративно.

Большинство слуг выглядели смущенными и смотрели сочувственно, зная, что Костис несет наказание за свой проступок. Иларион, находящийся вне зоны видимости, бросил быстрый взгляд на царя. Сеанус правдоподобно изобразил удивление. Он поднял брови и улыбнулся, словно ожидая, что Костис оценит эту шутку.

Вот таким образом Костису предстояло реализовать свою новую функцию. Он был поднят из безвестности, чтобы стать такой же жертвой насмешек, как сам царь.

Если Его Величество надеялся заставить Костиса, а через него и всю гвардию, выглядеть глупо, то он выбрал не ту цель. Начиная с этого дня, все солдаты гвардии относились к нему, как к заслуженному лейтенанту. В присутствии царя он, конечно, служил объектом приложения царского юмора, но телохранители, некоторые из которых были ветеранами вдвое старше него, приветствовали Костиса подчеркнуто тщательно и почтительно называли его «сэр». Даже Телеус ни делал никакого различия между Костисом и собственными лейтенантами. Все это внимание доставляло неудобство в первую очередь самому Костису. Он чувствовал себя обманщиком, но проявляемое к нему уважение не было обманом. Охрана желала видеть в нем настоящего лейтенанта, не фальшивку, и их доверие давало ему силы с достоинством переносить общество царя.

Он получил поддержку из еще одного источника, анонимного. Сначала Костис решил, что это Сеанус, но не нашел никаких доказательств, что именно этот ловкий шутник время от времени направляет ему пакеты с конспектами уроков царя. Первый из них прибыл на второй день новой службы. Костис сидел в своей лейтенантской квартире и исследовал то, что обнаружил на своей кровати. Это был плоский пакет, обернутый тканью и перевязанный шнурком. Под узелок была подсунута сложенная записка.

«Для оказания помощи при обучении, — гласила она, — от того, кто желает тебе успеха в вашем соревновании». Костис подумал, что эти слова точно и недвусмысленно определяют его нынешнюю роль. Хотел он того или нет, он вступил в единоборство с самим царем.

Костис раскрыл обертку и увидел пачку аккуратно сложенных и исписанных с обеих сторон пергаментных листов. Он отнес один из листов к окну и прочитал чьи-то подробные разъяснения по грамматике мидийского языка. Почерк выглядел разборчивым, но каким-то неровным, словно рука, державшая перо, слегка тряслась. Если это писал Сеанус, то он, конечно, должен был вовсю повеселиться. Несколько страниц занимал аккуратный столбик слов с переводом. Костис пробежал глазами список в поисках слов, о которых царь спрашивал его накануне. Глагол «бить», а также существительные «предатель» и «идиот» были добавлены к концу списка.