Костис еще раз прочитал записку. Подписи не было. Пакет мог прийти от одного из царских учителей, но скорее всего, был все-таки отправлен кем-то из царских слуг. Явным лидером среди них был Сеанус, хотя толстый Иларион был самым старшим по возрасту, а младший камердинер Филологос, прямой наследник барона — по званию. Костис снова посмотрел на пергаменты. Он искал письменные комментарии по производству оливкового масла. Они обязательно понадобятся.

— Спасибо, Костис, — сказал царь, отпуская его.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказал Костис, отступая назад.

Царь прошел через полигон к своей свите, ожидающей на противоположной стороне. Пестрой толпой они прошли через арку и скрылись из виду. Когда они исчезли, Костис повернулся к арке спиной, исчезновение царя освобождало его от формальной вежливости. Солдаты расступились, и он поспешил по своим делам. Его одежда и снаряжение уже ждали его в банях. У него оставалось достаточно времени, чтобы нырнуть в боковую дверь, сорвать с себя на ходу рубаху и кожаную юбку и нырнуть в парную через дверь в противоположной стороне раздевалки. В это раннее время парилка была, как правила, пуста, и немногие посетители знали, почему он так спешит. Они выкрикнули несколько слов поддержки вместо проклятий, когда Костис впустил в разогретое помещение струю холодного воздуха.

Между парной и раздевалкой уже ждал банщик с ведром теплой воды, чтобы опрокинуть ему на голову. Костис поспешно намылился и снова облился. Банщик подал полотенце, и он вытерся на ходу, направляясь к своей одежде. С помощью того же банщика он быстро оделся и туго затянул пряжки на плечах и под мышками. Костис наклонил голову, давая банщику причесать его спутанные волосы, а сам тем временем нащупывал в кошеле у пояса монету, которую на самом деле не мог позволить себе потратить. Это было скорее ритуальным жестом. Банщик с улыбкой отмахнулся.

Костис с облегчением опустил ее обратно в кошелек.

— Вы сделали мне хорошую рекламу, — сказал банщик, похлопав его по спине и провожая к двери. — Я обслуживаю личного царского телохранителя!

В проеме между бараками Костис побежал, придерживая одной рукой меч у бедра, чтобы он не хлопал по ноге, а другой нагрудник, чтобы он не ерзал и не натирал кожу под мышками. Добежав до угла барака, он перешел на самый быстрый шаг, который мог себе позволить сохраняющий достоинство гвардеец Ее Величества.

Он поднялся по лестнице к верхнему крылу дворца и пробирался извилистыми коридорами и через атриумы[4] световых колодцев, пока не достиг последней арки перед выходом на террасу. Часовой покачал головой. Его Величество еще не прибыл на завтрак. Костис вернулся к ближайшей лестнице и ждал внизу, чутко прислушиваясь.

Царь вовремя явился на утреннюю тренировку. Это был все тот же унылый набор простейших упражнений, и когда он наконец был исчерпан, у Костиса оставалось время только на быструю помывку; он не мог себе позволить отдохнуть в парилке, а тем более понежиться в горячей ванне. Царь никогда не затягивал тренировку, чтобы не оставить ему времени для мытья и заставить явиться на службу грязным. Если ему везло, то Костис успевал в царскую прихожую до того, как царь заканчивал свое, более сложное, омовение и облачение. Если же Костису не везло, то он мог присоединиться к свите за завтраком и незаметно занять свое место под аркой. Царь ничего не говорил, но бросал на него быстрый таинственный взгляд и снова поворачивался к своей царице. Самой грубой ошибкой было встретиться с царем по дороге к террасе. Это давало Его Величеству повод ядовито прокомментировать опоздание Костиса, его пренебрежение служебным долгом, внешний вид и полную неспособность удовлетворить даже основные требования к члену царской гвардии. Если царь пропускал возможность раскритиковать состояние волос, ногтей, пряжек и кожаных ремней своего лейтенанта — всего того, что Костис терпеливо чистил до поздней ночи — Сеанус неизменно обращал внимание царя на малейшие недостатки. Для союзника, посылающего конспекты мидийской грамматики и аттолийской политической истории, такое поведение казалось маловероятным. Сеанус, казалось, был больше всех заинтересован в повышении градуса борьбы между царем и телохранителем. Сеанус любил пошутить. Но Костис уже устал от шуток Сеануса.

После завтрака царь поцеловал царицу — привычка, все еще возмущавшая Костиса — и снизошел до своего ежедневного урока, во время которого различные министры и консультанты отчаянно пытались призвать его к исполнению царских обязанностей, несмотря на откровенное отсутствие интереса со стороны ученика.

Урок по производству пшеницы начался с перечисления размера урожая, полученного с каждого поля в прошлом году. Костис безуспешно пытался сосредоточиться. Нудное чтение продолжалось уже полчаса, когда царь внезапно спросил:

— Чем отличается пшеница?

— Простите, Ваше Величество?

— Вы упоминаете различные сорта пшеницы? В чем их отличие?

Двое чиновников посмотрели друг на друга. Царь ожидал, откинувшись на спинку стула и закинув лодыжку левой ноги на колено правой.

— Пиладес сможет быть нам полезен. Ваше Величество позволит?

Царь благосклонно махнул рукой, парочка удалилась и вскоре вернулась с Пиладесом, согбенным старикашкой с седыми волосами и выражением детского восторга на сморщенном лице.

— Если Ваше Величество желает ознакомиться, я принес образцы.

Он начал проворно опускать руку в многочисленные мешочки и швырять зерно прямо на стол, горсть за горстью. Облаком поднялась густая пыль, царь вздрогнул и замахал ладонью перед лицом. Пиладес ничего не заметил. Он призывал царя обратить внимание на размер и форму семян, перечисляя количество зерен в колосе. Он сгребал зерна кучками, объясняя преимущества каждого из сортов, одни из которых давали больший урожай, в то время как другие лучше переносили дожди и заморозки; те или иные следовало сеять весной или осенью. Многие из этих фактов были хорошо известны выросшему на ферме Костису, но кое-что казалось новым. Одно стало ясно сразу: остановить эту лекцию будет невозможно.

Царь, обычно перебиравшийся к окну во время уроков, сегодня был полностью обездвижен. У него практически не оставалось выбора. Как только он начинал ерзать на стуле, Пиладес придвигался ближе и нависал над царем, как коршун над сусликом. Не было сомнений, что ему редко выпадает шанс высказаться публично, и он не желал упускать внимание царя. Его Величество предпринял несколько попыток сбежать, но в итоге был вынужден сидеть смирно и слушать внимательно.

Через голову царя его учителя и слуги обменялись взглядами благоговейного восторга. Когда Пиладеса наконец оторвали от царя, его лицо было абсолютно спокойно. Царь вежливо поблагодарил старика, потом обоих чиновников и предложил, что они, возможно, смогут закончить свой доклад при других обстоятельствах, а еще лучше представят ему письменное заключение, и он как-нибудь прочитает его сам. Они кивнули, царь встал и вышел из комнаты. Оказавшись за закрытой дверью, он остановился и спрятал лицо в ладонях.

— Хвала богам, что я не успел спросить об удобрениях, — пробормотал он.

Костис чуть не расхохотался вслух. Оглянувшись по сторонам, он понял, что шутка позабавила всех присутствующих, но они ухмылялись при мысли о царе, подвергнувшемся подобному испытанию. Один Костис представлял себе Пиладеса, вдохновенно разбрасывающего по столу сорта животного помета и обсуждающего их индивидуальные достоинства.

Царь встретился глазами с Костисом и улыбнулся. Костис отвернулся. Когда он оглянулся, лицо царя уже было серьезно.

— Господа, думаю, я уже достаточно настрадался с утра. Пеллес, почему бы тебе не отложить мою следующую встречу?

— Ваше Величество до обеда еще должны встретиться с бароном Менидесом, — напомнил Сеанус.

— Ну уж нет, — возразил царь. — Я возвращаюсь к себе.