Поразмыслив над этим, я вдруг понял, что Фелтон сказал бы мне в точности то же самое, но теперь ему незачем это было делать, потому что в голове у меня словно сидел свой собственный Фелтон. Мысли о смерти, о том, что мне придется трястись до Кембриджа на автобусе, не говоря уже о Фелтоне, который никак не выходил у меня из головы, окончательно нарушили мое возвышенно озаренное состояние. Оно исчезло без следа, и я вернулся в дом.

Я нашел их в курительной комнате. Фелтон листал дневник Джулиана совсем так же, как мой. В нем было что-то насчет недавней попытки Джулиана избежать надзора дворецкого Данна. Это должно было быть интересно. Поэтому я вытянулся в шезлонге, сгорая от нетерпения услышать отрывки из дневника Джулиана вместо сказки на ночь. К сожалению, я тотчас же уснул. Понятия не имею, как в конце концов я очутился в своей спальне.

4 июня, воскресенье

Меня разбудили доносившиеся с лужайки крики павлинов. Все это великолепно, но теперь до меня дошло, что Мэддиском-холл это нечто вроде лечебницы для душевнобольных с единственным пациентом — Джулианом. Само собой, завтрак не подавали, пока не прошла служба, посвященная Айвассу. Поэтому я валялся в постели, заполняя дневник и обдумывая сказанное вчера. В какой-то степени Джулиан был прав, когда он говорил о сегодняшней поп-музыке, хотя сказать, что в ней поется «только о совокуплениях и больше ни о чем» — это уж чересчур. Но песни в подавляющем большинстве действительно о любви и едва ли о чем-то другом, кроме любви. В общем и целом, канон поп-песни представляет собой эдакую энциклопедию современной любви: одиночество без любви, любовь с первого взгляда, заигрывания, робость, первое свидание и первый поцелуй — все вплоть до разрыва, попыток помириться и, наконец, воспоминаний о потерянной любви много лет спустя. Запоминающиеся слова и ритмы поп-музыки учат нас, как вести себя в период ухаживания, что говорить и чувствовать. Стихи комментируют наши сердечные порывы.

Революция хиппи — это любовь, плюс песни, плюс электрификация.

Джулиан прав и в том, что хиппи — существа феминизированные. То же можно сказать и о поп-музыке. Вспомните песню «I’m а Воу» группы Ху. Но быть женственным — это ведь хорошо, разве нет? Что касается пола… если реинкарнация, как уверяет мистер Козмик, действительно существует, то мне непонятно, почему больше половины людей предпочли перевоплотиться в образе женщин, а не мужчин?

Служба Айвассу состоялась в бывшей часовне рядом с домом. Вместо бывшего здесь когда-то христианского алтаря стоит статуя Аримана. Змеи обвивают сведенное судорогой тело Аримана. На службу приехало несколько местных членов Ложи. Большинство магических ритуалов, в которых я до сих пор участвовал, были ужасно скучные. (Какой дурак сказал, что дьявольская музыка — самая мелодичная? Уж точно он не знаком с обрядами кроулианской магии. Ему стоит послушать «Вперед, Воины Христовы», например, или «Иерусалим».) Службу скрасило только бегство козла до того, как Фелтон успел поднести бритву к его глотке. После этого Джулиан, стоя рядом со статуей Аримана, продолжал напевно выкрикивать имена астральных слуг Айвасса, а остальные гонялись между скамейками за козлом. Наконец Гренвилль регбистским броском кинулся на козла, схватил его за задние ноги и держал, пока Фелтон не ухватился за повод. Козлу с налитыми кровью глазами — воплощению пагубного сглаза — перерезали горло и посвятили это грядущему Освящению Девственницы, что бы это ни значило, а потом, как и в прошлые разы, мы все пили кровь принесенной в жертву твари.

Козлиная кровь на завтрак — это не очень-то приятно. К счастью, после этого в доме нам подали настоящий завтрак. Кеджери — блюдо из рыбы, риса и яиц — и черный пудинг я пробовал впервые. Удовольствие мне слегка подпортил Фелтон, подошедший сзади и заметивший, что моя бедная старая мать, вероятно, гораздо скорее поправится без моего прислуживания у ее кровати.

После завтрака Фелтон с Джулианом провели меня по дому и окружающим его землям. Джулиан проделал это без всякого энтузиазма. Он скорее походил на скучающего агента по недвижимости, показывающего место бесперспективному клиенту. Усадьба была большая, но меня ничего особенно не заинтересовало — кроме того, что все окна верхнего этажа были зарешечены. Наш обход закончился в оружейной. Джулиан попросил мистера Данна отпереть один из шкафов, Фелтон и Гренвилль присоединились к нам, и мы всей компанией отправились за теннисные корты пострелять по тарелочкам. Потом подали обед. После обеда Фелтон тайком сунул мне несколько монет на чаевые дворецкому, и мы все пошли собирать вещи. Я спустился в холл первым, где нас ждал Джулиан, выглядевший таким же подавленным и раздраженным, как в нашу первую встречу. Я протянул ему руку и приготовился произнести несколько слов условной благодарности за его гостеприимство. Однако вместо этого он поблагодарил меня, хотя и несколько равнодушно.

— Полагаю, что мне следует быть вам благодарным. Вы — тот, кто принесет мне свободу, — сказал он, но не пожал моей протянутой руки.

(Джулиану явно противен мой вид. Вот еще один человек, который, как и Элис, ненавидит меня до глубины души. Странное это чувство — испытывать на себе чью-то ненависть. Возможно, Салли теперь тоже присоединилась к питероненавистникам. Не хотелось бы так думать. Но я все равно буду думать об этом — точно так же, как думаю о перилах, утыканных бритвенными лезвиями.)

В машине, на обратном пути в Лондон, Фелтон как бы невзначай спросил меня:

— Ты что, действительно хочешь быть хиппи, Питер?

— Нет. Этот спор вышел сам собой. Просто Джулиан вывел меня из себя, вот и все.

— Хорошо, Ложе не нужны хиппи и прочее отребье. Как раз наоборот, ей нужны люди, занимающие влиятельные посты. Ложа готова идти на большие жертвы и долго ждать, пока ее избранники не займут нужные места. Нам не нужны изгои, Питер. Мы хотим, чтобы у тебя была работа, семья и дети.

Потом так же невзначай:

— Как тебе Джулиан?

— Ну…

— Ладно, не надо, — рассмеялся Фелтон, заметив мои колебания, — скоро я сам об этом узнаю из твоего дневника.

— По правде сказать, он мне не очень понравился, да и я ему, похоже, тоже.

— Возможно, ты переменишь мнение, когда узнаешь, что он решил сделать тебя своим наследником. Дом, имение, деньги — все это отойдет тебе.

Неужели Фелтон с Гренвиллем решили меня разыграть? Мне совсем не показалось, что Джулиан видит во мне желанного сына, которого у него нет. Но все равно это был хороший повод пофантазировать, и я расслабленно откинулся на сиденье и стал воображать, каково это — унаследовать дом Джулиана. Забавно было бы превратить это место в колонию хиппи, где всем прислуживали бы лакеи и горничные. Мы могли бы развлекаться с горничными, пока дворецкие с нашего разрешения обслуживали бы девчонок. А потом слуги разносили бы посткоитальные мастырки на серебряных подносах. Летом на лужайках ставили бы большие навесы для рок-концертов. Богатства и возможности высшего общества тратятся впустую; только хиппи на самом деле знают, как извлечь сок удовольствия до последней капли… Потом мне припомнилось замечание Джулиана о том, что я — «избранный»; отталкиваясь от этого, я принялся воображать себя в роли Мессии-хиппи. В этом есть что-то утонченно апокалиптическое, разве нет? Я буду играть на гитаре, как Дилан, исцелять недужных и возвращать мертвецов к жизни.

После этого мои мысли обратились к разнице между хиппи и битником. Роберт Дрейперс считает себя битником. Поэтому он и ходит в своих черных свитерах. Кроме этого, он читает наводящих тоску экзистенциалистов и утверждает, что ему приходится страдать от nausee и Angst[8] и разных прочих штук с иностранными названиями. Он действительно «битник» в том смысле, что жизнь его явно побила. Тогда как меня гораздо больше интересуют хиппи. Битники, как правило, не употребляют наркотиков. Как-то я видел фотографию самого типичного битника, Джека Керуака. У него была короткая стрижка, он стоял в клетчатой рубашке на крыльце родного дома и пил пиво из бутылки. Будто проходил прослушивание на роль в сериале «Семь невест для семи братьев». Я хочу сказать — до какой степени можно быть цивилом?