Учитель, значит. Арман подавил в себе беспокойство, мягко отстранил брата и, сев перед ним на блестящий пол, вытянул из рукава кружевной платок и отер мокрые щеки. Ну что же он, мальчик, не девчонка, а слезы льет?
Астэл… Арман не мог видеть в нем Астэла. Блестят силой глаза, морщится смешно нос, как морщил его когда-то Эрр, отражается во взгляде упрямство и… вина. Эрр всегда и во всем любил винить себя, маленький дурачок. Как и Рэми теперь… не думать о Рэми.
— Не злюсь, — сказал Арман и поймал ладошки брата в свои. — Я не умею на тебя злиться, ты же знаешь. И ты меня прости, я на самом деле был неправ.
Слова шли легко и естественно. И ровно… хорошо, может, так и лучше.
— Но Ар… — начал Эрр. — Ты всегда же…
— Все мы ошибаемся, — усмехнулся Арман. — Главное суметь исправить свои ошибки. Ты забрал у меня свой подарок, это правда, но я жив. И твой амулет, — он достал из ворота ветвь и показал ее Рэми, — снова со мной. Так что не реви. Мы живы, мы можем все исправить, правда?
Он погладил Эрра по щеке, сам не веря отблеску проснувшейся в душе нежности, и Эрр улыбнулся счастливо, подошел к брату, устроился на его колене и сказал:
— Ты всегда бы умным…
— И потому ты вчера сразу пришел ко мне, — горько констатировал Арман, складывая элементы мозаики воедино. — А я не понял, прости.
Да и как было понять? Как можно было хотя бы предположить, что Эрр жив? Голова шла кругом, не верилось. Ни во что это не верилось. Даже в собственное отражение в зеркалах: белоснежный шелк плаща, расплескавшийся по блестящему полу, собственная бледность, почти под цвет этого шелка, потухший взгляд… и Астэл… нет, Эрр… боги, как со всем справиться?
— Я… Нар мне все объяснил, — сказал Эрр, опуская взгляд и сминая пухловатыми еще пальцами полу туники. — Он сказал, что ты боялся вспоминать…
Этот Нар! Арман подавил в себе вспыхнувший гнев, вовремя вспомнив, что для Эрра, увы, щиты не такая уж и помеха. Он все чует. Если не увидит даром, то уловит по глазам, по движению губ, по едва заметному выражению лица… кто его знает, как уловит, но с ним надо быть искренним. Только Арман не сильно-то и мог.
Разум радовался. Сердце сковывал холод. И что теперь? Эрр перед ним? Снова ребенок? Высший маг? Боги, с таким Арману не справиться!
Мысли крутились в голове грозным вихрем, и Арман пытался вспомнить, как с этим справлялись раньше… взрослые. Учителя, вечный присмотр… где все это взять прямо сейчас? Магическая школа? Но сколько может быть Эрр в этом теле, и что стало с его… взрослым я?
Магия, магия, это всегда было таким непонятным. Арман — воин, не маг! Магией всегда занимались другие… Лиин, как же ему нужен сейчас Лиин!
— Ар?
Арман вздрогнул и понял, что Эрр смотрит на него. Изучающе, странно… испуганно?
— Ты не такой…
Не слова, приговор. И Арман сжал зубы в бессилье, склоняя голову. Что он мог сказать? Вмешался Кадм, о котором, казалось, все забыли:
— Его сердце запечатано магией, ученик. Когда ты ушел, Арману было слишком больно, чтобы выносить вашу смерть. И потому над ним провели долгий и сложный ритуал, а всю его боль, все его чувства к семье, заперли в глубине его души. Ты должен понимать… сам же сделал с собой нечто похожее…
Арману хотелось сказать что-то резкое, возразить. Что нельзя вот так все сразу говорить высшему магу, что Эрр может не понять, но тут взгляд остановился на брате, и Арман вздрогнул: в глазах Эрра светился магией гнев.
— Я помню! Я вас видел, я все помню, помню, как он меня забыл!
— У него не было выбора, ученик. Ты хотел, чтобы твой брат страдал?
Брат? И тут Арман понял, что только он один ни о чем не догадывался, другие… Нар, Кадм, кто еще?
— Я? — Эрр на миг задохнулся, пухлая рука его легла на грудь Армана, и стало вдруг нечем дышать. Арман не понимал, что хотел сделать брат, но зверь внутри бесновался и рвался наружу, а по груди начала расползаться жгучая боль…
«Даже не думай показать, что тебе больно, напугаешь, — приказал в голове голос Кадма, — я помогу».
Огненная сеть выжигала внутри глубокие дорожки, бежала по жилам лава, плавилась от жара кожа, но Арман все так же улыбался брату. И Эрр ловил его улыбку, разгоралось пламя магии в детских глазах, лилась через Армана, впитывалась в пол волна магии.
— Тебе оно больше не надо, — прошептал Эрр и потянул ладонь на себя.
Боль вгрызлась в грудь острыми зубами, расцвела на груди огненным цветком. Опустилась на плечо рука телохранителя, влилась через пальцы Кадма другая сила, помогающая сидеть вот так прямо, провела ледяную дорожку на спине капля пота. И все в этом мире сосредоточилось только на одном: продолжать сидеть вот так, с выпрямленной спиной, продолжать улыбаться и делать вид, что ничего не чувствуешь…
И потянулась за пальцами Эрра темная сеть, и боль нарастала, став почти невыносимой. И Арман будто видел себя со стороны… бледного, застывшего, но все так же смотревшего Эрру в глаза. Он виноват, боги, как же он виноват, надо терпеть…
Эрр шептал что-то, свет в его глазах стал мягче, ласковей, и тонкие нити вились вокруг его пальцев, собирались в клубок, тянули полумрак из ставшей такой тихой залы. И казалось, что брат уже не замечает ничего вокруг, помимо движения своих пальцев и быстрее, быстрее вертевшегося, обраставшего нитью, клубка на его ладони…
— Хва… — не выдержал было Арман, но сила Кадма лишила воли, остановила рвущийся с губ крик, ворвалась тугой волной в сознание.
И тут боль захлестнула с головой, и Арман начал задыхаться. Он уже видел грань, такую близкую, такую прохладную, он плавился в огне и думал только об одном… дышать! Дышать! И Кадм вел его по огненной дорожке, шептал что-то внутри, окутывая мягкой сетью заклинания, и тянулись из души, не хотели уходить, тонкие, блестящие нити… смерть, смерть такая желанная! И боль, боль уже казалась сладкой, ласковой… потому что ушли нити и загорелась в огне потери душа…
Арман шумно выдохнул, открыл глаза, и зала вдруг обрела очертания. Упал с мальчишеской ладони, покатился по полу, собирая тени, черный клубок, и Эрр вновь коснулся груди Армана, прошептав:
— И это тебе тоже не надо, — и боль отхлынула, будто ее и не было. — Тебе больше не будет больно из-за меня, обещаю.
Больно? Кого волнует сейчас боль? Арман боялся вздохнуть лишний раз… протянул к Эрру дрожащие руки, опасаясь, что сейчас тот исчезнет, и Арман вновь проснется… вновь… один.
— Почему ты плачешь? Еще больно? — спросил Эрр миг раньше, чем задохнулся в объятиях Армана. И все вокруг закрутилось, сосредоточилось только на одной мысли. Жив, спасибо вам боги, что он жив! Жив!
— Где ты был, глупый мальчишка? — выдохнул Арман. — Почему сбежал? Разве ты не самое дорогое, что у меня есть?
— Я думал, что ты… что ты мертв… — шептал ему на ухо Эрр. — Я так боялся…
— Чего ты боялся, маленькое чудовище?
Эрр вздрогнул, и Арман вдруг понял, что брат опять плачет. Горько, безумно, изливает в его объятиях страх и обиду. Потом, потом Арман поймет откуда это, потом… а пока он просто сжимал Эрра сильнее, даруя ему свою силу. Как в детстве… в далеком детстве, куда им обоим нет дороги.
«Арман, очнись. Я понимаю, что он и таким тебе хорош, но он не может все время оставаться ребенком, нам надо вернуть взрослого Рэми, попроси. Он для тебя сделает все».
— Я не дам тебя в обиду, ты же знаешь? — тихо спросил Арман. — Знаешь, так почему боишься и плачешь? Почему убегаешь?
— Он сказал, что убьет всех, кто мне дорог, если я… но я не хочу, не хочу к нему, слышишь! — выдавливал из себя Эрр. — А потом… потом ты… я потерял тебя! Я боялся, что мама… Лия… все из-за меня!
— Понимаю, — Арман и в самом деле начинал понимать. Ведь только один человек мог… — Это был Элизар, да?
Вздрогнул рядом Кадм, повеяло бедой, и молчание Эрра сказало Арману все. Подавив в себе черный гнев, Арман мягко отстранил от себя брата, заглянул во влажные от слез глаза и сказал:
— Мы теперь взрослые и можем этому противостоять. Оба. Твой дар огромен, наш род силен, мы сумеем тебя защитить даже от него. Но ты должен стать тем, кем ты являешься… взрослым. Не бойся. Не смей бояться! Я рядом, Лия рядом, мама рядом, мы тебе поможем!