— И Мир? — тихо спросил Эрр. Арман сжал зубы, но все же подтвердил, встретившись с насмешливым взглядом Кадма:

— И Мир… наверное.

— Но ты… — Эрр сжался весь вдруг, сник как-то. — Я вырос плохим, правда? Потому ты… ты меня… ненавидишь… взрослого? Я буду хорошим, я постараюсь… исправиться… не злись, пожалуйста.

Арман вздрогнул, вздохнул поглубже, забив внутри огонь вины, и опустил щиты, обнажая душу:

— Ты вырос прекрасным человеком, мой брат. Это я… я тебя подвел.

Правда, боги, какая горькая правда. И как стыдно-то и больно от собственного стыда. А Эрр вновь посмотрел открыто, ласково, коснулся щеки Армана и сказал:

— Я… я… понимаю, — и вновь чуть было не начал исцелять… но Арман поймал его ладонь, отвел от своей щеки и сказал:

— Не надо, Эрр. Я понимаю, ты хочешь помочь, но я уже взрослый. И достаточно сильный. Я заплачу за свои ошибки, я буду помнить, что я сделал. А это чувство вины будет моим наказанием. И моей памятью, что я тебе не поверил.

— Ар… но зачем?

— Потому что я так хочу, мое маленькое чудовище, — улыбнулся Арман, вновь обнимая Эрра. — Как жаль, что не могу натешиться тобой таким, какой ты сейчас… как жаль, что потерял столько лет, не видел, как ты рос. Как жаль, что не мог быть рядом, когда был так тебе нужен. Прости. А ты, ты всегда был рядом, мой глупыш, я просто не замечал. Я тоже глупый, да…

— А-а-ар… — прошептало Арману на ухо маленькое чудовище, разливая по душе теплую нежность. Как же хочется его защитить… эту улыбку. Эту невинность широко распахнутых глаз. Это глупое желание всех понять, всех простить, всем помочь…

А ведь Рэми не совсем и изменился… или совсем не изменился. Просто не смог пробиться через цинизм Армана.

— Ты и твой драгоценный Аши…

— Береги Аши, — тихо сказал Эрр, — он хороший.

— Я знаю. Другому бы ты не поверил, правда? Ты опять меня забудешь?

— Прости… Ви говорит, что еще рано. Он должен сам…

— Хорошо. Не бойся, малыш, мы со всем справимся. Вместе. Я сделаю для тебя все, ты же знаешь?

— Знаю… — прошептал Эрр, сам кутая Армана в щиты и чуть ревниво поглядывая на Кадма. Глупыш же…

Эрр коснулся амулета, и магическая вещичка отозвалась ласковым теплом. Отстранился, улыбнулся горько, печально, и за спиной его сгустился, стал плотным синий туман. Эрр все так же отходил, все так же улыбался, плескалось в его глазах синее пламя, а туман стекал на пол мягким потоком, обнажая его другое тело… сильное, взрослое так знакомое Арману…

Но сейчас он не отпускал взглядом мальчишеский взгляд, ведь душа брата, пусть даже часть его души, была теперь тут… а там… там пока не было ничего.

Эрр остановился, по щеке его скатилась слеза, но глаза все так же мягко улыбались. И потухло в них вдруг пламя, будто его водой окатили, и веки его опустились, и Астэл бы упал, но Кадм был быстрее: подхватил мальчика, уложил его аккуратно на полу и повернулся туда, где дышал тяжело, судорожно… Рэми.

Забыв об Астэле, Арман бросился к Рэми и отшатнулся: брат медленно открывал глаза, но в этом взгляде не было жизни, лишь ошеломляющая, такая знакомая пустота…

— Что же я наделал… — прохрипел Арман, понимая, что ничего уже не изменишь. Он видел сорвавшихся высших магов, знал, что с ним делают телохранители, знал, что ничего не исправить… и Эрр умрет… из-за тупости Армана!

— Да и в самом деле? — сказал оказавшийся рядом Кадм. — Дурак ты, Арман. Собственного брата, высшего мага, целителя, до такого довел. Теперь понятно, почему твои слова так его ударили… он ведь тебя, дурака, подсознательно любит, ценит, слушает. А ты… так некрасиво. Но раз нашего Рэми мы вернуть не можем, думаю, и тебе тут делать нечего.

Арман и понять не успел, что произошло: Кадм был слишком быстрым. Ужалило болью шею: телохранитель сорвал с него амулет. Мелькнул в зеркалах клинок, пронзило огнем спину, и из груди вдруг показалось на миг такое на удивление чистое, блестящее острие… И исчезло, когда Кадм выдернул клинок. Какая честь, коварные боги. Телохранитель изволил его убить собственным клинком…

Не веря, не осмеливаясь поверить, Арман упал на колени, зажимая рану, лениво удивляясь отсутствию боли и расплывающемуся по животу и спине влажному теплу… кровь струилась по белоснежным одеждам, пачкала идеально чистый пол, переливался в хрустальном звоне едва слышный плач замка. Арман захрипел, давясь кровью, понимая, что осталось не так и много, прикоснулся испачканной ладонью щеки брата, прошептал то, что должен был сказать уже давно:

— Да, я дурак. Ты не виноват. Ни в чем не виноват. Это я виноват… я был слеп… не понимал… прости, Рэми, прости… и очнись… ты должен жить… мое глупое чудовище. Слышишь? Живи несмотря ни на что… и как хорошо, что ты меня не помнишь… не вспоминай, незачем помнить…

И закашлялся кровью. Силы покидали его, зеркала расплывались перед глазами, ударил за спиной крыльями подоспевший Айдэ. Затих в страхе замок, будто и сам умер, а в глазах Рэми появился вдруг смысл. Или просто показалось. Дайте боги, чтобы не показалось!

Арман упал на спину, стараясь не пачкать брата собственной кровью, вновь захлебнулся и лениво удивился, что его кто-то перевернул на бок, чтобы он смог дышать. Неужели Кадм? Зачем?

— Арман? — догнал на грани сознания знакомый и теперь ставший вдруг таким родным голос. — Очнись, Арман? Ты… что же ты! Да помоги же!

— Я не умею исцелять, — ответил кто-то другой, — так что давай ты…

И Арман выгнулся от боли, а в рану его влилась белоснежная сила. Белоснежная? Боги, откуда?

Тихо, как же тихо… отражается в подвесках люстры золотой свет, струится по расписанному потолку. Холодит спину пол… и кто-то стоит рядом на коленях, назойливо зовет по имени, бьет тыльной стороной ладони по щекам, а в темных, родных глазах горит страх и беспокойство.

— Рэми? — тихо спросил Арман, глазам своим не поверив. — Ты очнулся? Я рад…

— Рад он! — разозлился Рэми. — Чуть кровью своей не захлебнулся и рад? Да как ты смел?

И раньше, чем Арман успел и слово сказать, бросился на стоявшего рядом телохранителя. Ахнув от ужаса, Арман попытался встать, но вновь упал. Кадм лишь усмехнулся и невидимым почти ударом остановил атаку. Рэми осел на пол, вновь в беспамятстве, но осел мягко, будто поддерживаемый невидимыми руками.

Кадм позаботился, не иначе.

— Ну и зачем? — выдавил из себя Арман, с трудом садясь на полу.

— А как ты думаешь, — изволил ответить Кадм, опускаясь перед Арманом на корточки, — что еще могло бы заставить целителя очнуться, как не смерть столь горячо любимого, пусть даже бессознательно любимого, брата? Так что у нас все получилось, Арман, разве ты не рад?

— Отдай амулет, — сказал Арман, протягивая ладонь. — Спасибо за помощь, теперь Рэми это моя забота.

— Думаешь? — усмехнулся Кадм, и от этой усмешки зверь внутри сложил уши, и показалось вдруг, что в зеркальной зале стало подозрительно тихо… Арман сжал зубы, приготовившись к новой выходке телохранителя. И уже понимая, что ему не противостоять… — Рэми сам принял в себя Аши, это правда. Но вместе с душой полубога он взял на себя и ответственность за судьбу принца. И, как я понимаю, ты не хочешь его заставить стать телохранителем Мираниса?

— Он сделает то, что сам захочет, — ответил Арман. — Ты еще не понял? Никто из нас не властен над его судьбой.

— Да ну?

И Арман зашипел, почувствовав, как его правую голень пробило жаром. С удивлением посмотрев на ногу, он увидел похожее на большую жабу существо, вцепившееся в него острыми зубами. Существо таращилось на Армана злобными глазками и упрямо сжимало челюсти, будто и в самом деле норовило прокусить голень насквозь. Но не в боли было худшее… Арман почти физически чувствовал, как уже бежит по венам яд, льет жар в кровь, посмотрел удивленно на невозмутимого Кадма и спросил:

— Убить меня захотел? Мешаю ломать брата, да?

— Да ну ладно тебе, сразу убить, — почти добро усмехнулся Кадм. — Это всего лишь на диво полезная зверюшка Тисмена. Твоего Нара она тоже недавно опробовала… но Нару повезло, рядом был Рэми, целитель из целителей, а вот тебе так везти не будет.

Он коснулся жабы, и глупое животное заверещало недовольно, но ногу Армана отпустило и прибилось к стенке, притворившись уродливым украшением.