Лифт, пятый этаж, шагнул и замер. Дверь закрыта, как ни в чем не бывало, а в памяти черная щель у светлого косяка. Неужто привиделось все?

Отцепил Ладу от занемевшей руки, она, прислонившись, стала медленно сползать по стене. Холодная ручка, дверь поддается сразу, шаг внутрь, в темноту, красный огонек на выключателе, яркий свет долбанул по башке, оглушил. Валерий не сразу врубился – сплошной погром, все разбросано, перевернуто, перерыто, разбито, кругом грязные следы. Лишь Тошка спит, не шевелится. Ладка схватила его в исступлении, будто пыталась разбудить.

Валерий зашел в гостиную, споткнулся о выдернутый, перевернутый ящик стола, в нем раньше лежала шкатулка с золотыми бирюльками и кое-какие деньги на хозяйство. Всю зарплату с карточки он никогда не снимал, так что пропало немного, да и стоит ли считать, когда главного не вернешь. «Нет. Стоп. Тупицы искали приключений на свои задницы и польстились на открытую дверь. На них списать и остальное? Вряд ли что выйдет, уж слишком топорно все сделано» Шевельнулась надежда, хоть маленькая, дохлая, но все-таки.

«Ну, что же ты, трус, стоишь! Звони ментам! Расскажи, мол, убили, ограбили, приукрась, чтоб поверили!» Телефон все норовил выскользнуть из влажных рук, пальцы плохо попадали по кнопкам. «Может, сказать, как есть? Я же ни в чем не виновен. Нет, не пойдет, правда – слабенькая и такая на вид фальшивая!» Валерий никогда еще не говорил так бестолково, усталость, волнение мешали сосредоточиться. Гудки отбоя, трубка с треском шлепнулась об пол.

Молодой опер Василий Петрищев пнул ногой хлипкую крашеную дверь, вздрогнула пластиковая табличка с надписью: «Следователь Диковский М. А.».

– Привет, Филин! Ты что, спишь?

Макс встрепенулся, снял очки в грубой черной оправе и начал усердно тереть лицо и голову, так что острый узкий нос покраснел, а жесткие прямые волосы с сединкой взъерошились, словно перья.

– Ау! Тебя начальство вызывает!

Филин захлопал круглыми зелеными глазами, осмотрелся уже вполне осмысленно:

– Васька, ты на чем стоишь? Это же свидетельские показания! Твою мать!

Петрищев наклонился, чтобы поднять лист бумаги, стукнулся локтем о металлический сейф и чертыхнулся.

– Ну и теснота! Ни шагнуть, ни развернуться. А еще образцовый кабинет!

При упоминании об «образцовости» Макс нахмурился. До чего же достали его эти картинки с цветочками на стенах, пятнадцать штук! Аж в глазах рябит! Но особенно злило, что снимать нельзя. Так и сиди под васильком и маргариткой, будто ты не офицер, а девка или того хуже – гей.

– Вот, получай свою бумаженцию! – Василий начал медленно, осторожно разгибаться, чтобы опять чего-нибудь не задеть. «Верчусь, как дядя Степа в детсаду. И все из-за этого разгильдяя! Даже дела подклеить не может!»

Когда мятая бумага оказалась на столе, в глаза бросился четкий отпечаток подошвы с наглой «елочкой» посередине.

Филин выругался, Василий развел руками, мол, извиняй, я не хотел, и поскорее смылся.

Вот так. Все не в масть. Настроение вконец испорчено. Макс сунул злополучный документ в папку и нервно закурил. «Все прикалываются! Даже этот щенок Васька. Работает без года неделю, а уже в полковники метит. А у него выйдет, шустрик не мне чета. Так и помру старлеем. Тридцать четыре года, а на карьере пора ставить точку, жирную». Вздохнул.

«А ведь сам виноват. Поставить себя надо было, рвение проявить, исполнительность, холуйство, в конце концов! Нет, гордый больно. Дела дают – полный отстой, безнадега. Какой толк на них надрываться! И катится все не пойми куда. Полковник сейчас песочить будет, и правильно, я бы на его месте так же сделал. Рыпаться надо, пока не скис окончательно. На юрфаке лучшим в потоке был, хвалили, восхищались, карьеру прочили, сглазили, видно!» Усмехнувшись над собой, раздавил сигарету в грязной керамической пепельнице, одернул свитер, чтобы сидел посвободнее, живот не обтягивал, и сунул под мышку стопку дел.

– Здравствуйте, Вениамин Григорьевич! – с размаху опустил кипу папок на полированный Т-образный стол, верхняя соскользнула, открыла пасть и выплюнула мятый затоптанный листок. Начальник схватил бумагу и кинулся в атаку:

– Диковский, сколько еще продлится этот бардак?! Я тебя спрашиваю! – лысина багровела все сильнее. – Дела подклеить не можешь! О раскрываемости уж и не заикаюсь! Еще такое увижу, на хрен уволю!

У Макса во рту пересохло от жалких слов: «Больше не повторится!»

– Хватит болтовни! Ты, кажется, проявить себя хотел?

Филин сжался под пристальным взглядом. «Так и есть, Васька наябедничал. Что ж, болтать надо меньше».

– Дам тебе шанс. А ты уж постарайся! – на лице мелькнуло плутовское выражение. – Мешать не буду, в отпуск ухожу. За меня Солошин остается. Сейчас о деле в двух словах, за подробностями к Петрищеву, он в курсе. Так вот, найден мертвым годовалый ребенок, похоже на убийство, есть данные за ограбление, но не факт. Ты уж разберись и родителей потряси, наверняка темнят. Деньги с них не вздумай брать! Дело такое, сам понимать должен.

– А я и не беру! – выпалил Макс, с трудом удержался, чтобы не добавить: «Особо и не предлагают!»

– Все, ступай! Ваша группа, думаю, готова к выезду.

– Что ж так долго, Филин?! Труп заждался, – съязвил эксперт Мишка Михалев, он работал лет двадцать пять и как крутой, опытный спец мог не церемониться с товарищами. – Гони, Васек, Девятая Парковая, дом два. Если не путаю, девятиэтажка с видом на загс. Помню, Макс, на твою свадьбу всем отделом прикатили туда позапрошлым летом. Я еще невесте тринадцать роз подарил вместо пятнадцати, просто две по дороге сломал. Она так посмотрела на меня, жуть… До сих пор мурашки по спине, – рассмеялся. – Как, кстати, дочка, растет?

– Вот годик недавно исполнился, топает вовсю, правда, босиком пока, в ботинках сложновато, – потухшим голосом пробормотал Макс, только сейчас вспомнив, что не взял детское питание. «Ох, возмутится Катька!»

Петрищев резко затормозил у подъезда, огляделись: дом самый крайний, тишина, рядом парк. «А ведь там тоже ребенок, годовалый, как Ксюшка». Филин внутренне подобрался.

– Лада, Ладушка! Ну, оставь его, положи! Сейчас из полиции приедут!

Сел рядом, обнял. Что делать? Хоть плачь.

Проклятая дверь вновь оказалась не заперта, вошли двое с красными флажками удостоверений. «Все, обложили, как волка. Сиди и не рыпайся!» Не уловил, как зовут старшего лейтенанта с ямочкой на подбородке и недовольным взглядом. «Кажется, Максим Владимирович. Для него это просто работа! А мы тормозим, их время тратим!» Следователь держался запросто, по-хозяйски. Все завертелось, бумаги, формальности, понятые. Увидев Клавдию Стефановну, Валерий поморщился, зато старуха радостью так и светилась: приключение, что ни говори. Хотели забрать Тошку, Лада вцепилась, и ни в какую. Полицейский проявил неожиданную мягкость, не напирал, стал уговаривать:

– Пока рассказывайте, как что было! Запишем ваши показания!

Лада молча всхлипнула, Валерий чувствовал: надо говорить, но во рту пересохло, язык не слушался.

– Я с работы приехал, часа в три – четыре, точно не вспомню. Захожу, смотрю, ребенок спит, один в квартире, а жены нет. Перепугался, подумал, случилось чего, ведь она его никогда одного не оставляла. Побежал искать ее, дверь, может, не захлопнул.

Встряла соседка:

– Бегал, бегал, это точно, чуть меня с ног не сшиб и про женушку спрашивал, сам не свой был. Это ж надо дверь не запереть в наше время! Грабители кругом, мошенники, как мыши, расплодились! Куда только милиция смотрит!

– Не милиция, а полиция! Пожалуйста, не перебивайте, дайте человеку сосредоточиться!

– Так вот, Ладу только в парке нашел. Тут такое дело дурацкое, оказывается, она сегодня к знахарке ребенка возила, порчу снять, чтобы не болел, а та свечки заговоренные велела поддеревом закопать, – Валерий чувствовал себя полным идиотом.