Было это в четверг, до конца недели бойня Брауна работала полным ходом, и Юргис ежедневно зарабатывал доллар семьдесят пять центов, что составляло десять с половиной долларов в неделю или сорок пять долларов в месяц. Юргис почти совсем не умел считать, зато Онна была мастерицей по этой части, и она произвела все подсчеты. Мария и Ионас должны каждый вносить по шестнадцати долларов за свое содержание, старик настаивал, что и он будет давать столько же, когда устроится на работу, — а ведь этого следовало ожидать каждый день. Получалось девяносто три доллара. Кроме того, Мария и Ионас брали на себя треть платежей за дом, поэтому Юргису оставалось добавлять лишь по восемь долларов ежемесячно. Таким образом, у них будет оставаться чистых восемьдесят пять долларов, или, — если предположить, что дед Антанас не сразу найдет работу, — семьдесят долларов, а этого, конечно, за глаза достаточно для семьи в двенадцать человек.

В воскресенье, за час до назначенного срока, они всей семьей отправились осматривать дом. Адрес у них был записан на клочке бумаги, и время от времени они показывали его какому-нибудь прохожему. Обещанные полторы мили оказались весьма длинными, но, наконец, они добрались до места, а через полчаса появился и агент — цветущий, вкрадчивый мужчина, хорошо одетый и бегло говоривший на их языке, что весьма облегчало его задачу. Он подвел их к дому, который стоял в ряду таких же двухэтажных стандартных строений, типичных для Мясного городка, где архитектура — вовсе не обязательная роскошь. Сердце Онны упало, так как этот дом и дом на плакате были совсем не похожи друг на друга: во-первых, окраска была иная, а кроме того, нарисованный дом выглядел куда просторнее. Впрочем, настоящий дом тоже был свеже выкрашен и имел очень заманчивый вид — новешенький дом, — сказал им агент, так тараторивший, что они совсем растерялись и не успевали задавать вопросы. Они собирались расспросить о многом, но теперь у них либо все повылетело из головы, либо не хватало мужества. Другие дома в ряду не производили впечатления новых, и лишь немногие были заняты. Когда они решились заговорить об этом, агент ответил, что покупатели скоро въедут. Дальнейшие вопросы могли быть истолкованы как недоверие, а с людьми, принадлежавшими к классу «джентльменов», они привыкли разговаривать почтительно и смиренно.

Дом состоял из полуподвального помещения, расположенного фута на два ниже уровня улицы, и единственного этажа, футов на шесть возвышавшегося над ней; туда вела наружная лестница. Под остроконечной крышей находилась мансарда с двумя окошками в противоположных концах. Улица перед домом не была вымощена и не освещалась, а из окон открывался вид на такие же дома, разбросанные по участкам, заросшим грязновато-бурыми сорняками. Внутри дом состоял из четырех комнат, побеленных известкой. Полуподвал оказался недостроенным, стены его были не оштукатурены, а пол не настлан. Агент объяснил эти недоделки тем, что покупатели обычно предпочитают заканчивать полуподвальное помещение по своему вкусу. Мансарда тоже была не закончена — они рассчитывали в случае необходимости сдать ее, а теперь оказалось, что там нет даже пола, только голые балки, и прямо под ними обшивка и штукатурка потолка. Но все это охладило их пыл куда меньше, чем можно было ожидать, — так действовало на них красноречие агента. Он перечислял достоинства дома, ни на минуту не замолкая. Он показывал им все, даже дверные запоры и оконные задвижки, объяснял, как ими пользоваться, привел все семейство на кухню и продемонстрировал кухонную раковину и водопроводный кран, а тетя Эльжбета далее в самых безумных мечтах не надеялась иметь водопровод. После такого открытия было бы просто черной неблагодарностью замечать в доме какие-нибудь недостатки, поэтому они просто старались закрывать на них глаза.

Однако они, как всякие крестьяне, инстинктивно цеплялись за свей деньги. Напрасно агент намекал, что необходимо поторопиться.

— Посмотрим… посмотрим, — отвечали они. — Надо сперва хорошенько подумать.

И они вернулись к себе и до ночи считали и спорили. Им было мучительно трудно решиться на что-нибудь. Они никак не могли сговориться между собой; столько было доводов «за» и «против», и каждый член семьи так упорно стоял на своем, что не успевали остальные убедить его, как у него уже находился единомышленник. Когда же, наконец, воцарилось согласие и дом был все равно что куплен, пришел Шедвилас и снова нарушил спокойствие семьи. Шедвилас возражал против приобретения дома. Он нарассказал им страшных историй о людях, которых это надувательство с «покупкой семейного гнездышка» довело до могилы. Нет сомнения, что и они попадут в ловушку, и прощай тогда их денежки; не будет конца непредвиденным расходам, дом может оказаться сверху донизу никудышным, а как бедняку это проверить? Их надуют с контрактом, а как бедняку попять что-нибудь в контракте? Все это сплошной грабеж, и лучше с домом не связываться.

— А квартирная плата? — спросил Юргис.

— Что ж, разумеется, это тоже грабеж, — ответил Шедвилас. — Бедняка всегда грабят.

Полчаса продолжались такие невеселые разговоры, и все решили, что спасение пришло к ним, когда они уже были на волосок от гибели. Но когда Шедвилас ушел, Ионас, человек весьма проницательный, напомнил им, что гастрономическая лавка, по словам ее владельца, одно сплошное разорение и что, быть может, именно этим и объясняется его мрачный взгляд на жизнь. И споры, разумеется, разгорелись снова!

Дело решалось тем обстоятельством, что на их теперешней квартире они больше жить не могли, — надо было куда-то перебираться. Если отказаться от покупки дома и снять квартиру, то придется до самой смерти платить ежемесячно по девять долларов, а такая перспектива их тоже не устраивала. Днем и ночью в течение целой недели они ломали себе голову над решением этой задачи, и кончилось тем, что Юргис взял ответственность на себя. Брат Ионас уже устроился на работу и возил тачку у Дэрхема, брауновская бойня работала с утра до вечера, и с каждым часом Юргис испытывал все большую уверенность, все больше полагался на свои силы. Принимать такие решения и выполнять их должен глава семьи, говорил он себе. Других людей может постигнуть неудача, но уж он-то не из неудачливых, он всем покажет, как надо браться за дело. И, если понадобится, он будет работать день и ночь, он не даст себе отдыха до тех пор, пока полностью не заплатит за дом и его семья не обретет крова. Он высказал все это остальным, и решение, наконец, было принято.

Они не раз толковали о том, что, прежде чем заключить сделку, следовало бы посмотреть другие дома, но они не знали, где эти дома и как их искать. Их помыслами владел тот, который они осматривали; представляя себя в собственном доме, они видели именно его. И вот они пошли к агенту и сказали, что готовы подписать купчую. Они знали, как какую-то отвлеченную истину, что, когда речь идет о деньгах, никому верить нельзя, но невольно поддались словам красноречивого агента и начинали опасаться упустить дом; поэтому, услышав, что не опоздали, они облегченно вздохнули.

Агент велел им прийти на следующий день и обещал подготовить все бумаги. Юргис отлично понимал, что с бумагами требуется особая осторожность. Однако сам он пойти не мог — он слышал от всех, что свободного дня ему не дадут и что просьба о нем может стоить работы. Оставалось положиться на женщин и на Шедвиласа, который обещал пойти с ними. Юргис целый вечер внушал им, что дело это нешуточное, — и вот, наконец, из бесчисленных тайников, скрытых в одежде и вещах, появились драгоценные сбережения и снова исчезли в мешочке, который затем тетя Эльжбета подшила к подкладке своей кофты.

Рано утром они отправились в путь. Юргис надавал им столько советов и предостерег против стольких опасностей, что женщины были чуть живы от страха, и даже невозмутимый владелец гастрономической лавки, который гордился своей деловой сметкой, чувствовал себя неуверенно. Купчая была уже готова. Агент предложил им сесть и прочитать ее. Это долгое и трудное дело взял на себя Шедвилас, агент же тем временем барабанил пальцами по конторке. У тети Эльжбеты от смущения на лбу выступили бусинки пота: читая этот документ, разве они тем самым не говорили прямо в лицо джентльмену, что сомневаются в его честности? Однако Иокубас Шедвилас продолжал читать, и постепенно обнаруживалось, что у него на это были веские основания. Страшное подозрение зародилось в уме Шедвиласа, и чем дальше он читал, тем сильнее хмурился. Насколько он понимал, речь шла вовсе не о продаже, нет, в документе говорилось только о сдаче внаем! Нелегко было понять странный язык законников, все эти слова, которых он раньше и не слыхивал, но разве не было совершенно ясно сказано: «Упомянутая первая сторона согласна и обязуется сдать внаем упомянутой второй стороне…» и дальше: «Ежемесячная плата за наем — двенадцать долларов в течение восьми лет и четырех месяцев»? Тут Шедвилас снял очки, посмотрел на агента и дрожащим голосом спросил, что это значит.