Оставляю Миронюков в покое, остальным раздаю указания. Женя с Ваней отправляются искать нам новую машину. Мы же с Михасем и Евой возвращаемся в дом. Еве нужно собрать вещи, и я отправляю ее вперед. Сам задерживаюсь у "Ниссана" и подзываю Мишу. Открываю багажник и, склонившись на ним, киваю другу: надо поговорить.

   -- Макс, ты уверен, что стоит брать их с собой? -- первым спрашивает он.

   -- Нет. А ты что думаешь?

   -- Думаю, они могут здорово нас затормозить. Если мы найдем наших на "западном", это еще, как минимум, одна-две машины. Получится целый кортеж. Оно нам надо?

   Качаю головой. Меньше всего я хочу собираться цыганский табор.

   -- Но я уже пообещал. Девчонка здорово подсобила.

   В голос Миши возвращается тот рассудительный тон, против которого следует выходить только с зубодробительными контраргументами:

   -- Макс, слушай. В другой ситуации я бы с тобой на сто процентов согласился, но сейчас вся наша деятельность направлена на выживание и только выживание. Мы -- люди желтых плащей, так? Все, кто не с нами -- против нас.

   Я хочу сказать ему, что уже посулил ей желтый плащ, который она честно заработала, но в последний момент передумываю. Вместо этого я спрашиваю:

   -- Предлагаешь их кинуть?

   Михасю требуется секунда, чтобы положить совесть на лопатки.

   -- Опять же, в другой ситуации я бы никогда так не поступил, но... -- его лоб покрывается испариной, на висках вздуваются вены, и мне становится ясно, насколько нелегко даются ему эти слова: -- сейчас нам надо расставить приоритеты. Настало другое время. Сейчас приоритеты в прямой корреляции с шансами выжить. Если мне придется выбирать между жизнью моей жены, родителей и...

   -- Слушай, заканчивай, -- перебиваю его.

   Я знаю Мишу, без малого, двадцать лет, и впервые вижу, чтобы он вот так юлил. Слишком честный и справедливый для таких слабостей. А теперь я его почти не узнаю. Новый мир -- новые правила. Люди не меняются, но могут сломаться. Молюсь, что это лишь минутная слабость, и мой друг скоро ко мне вернется.

   Лицо Михася меняется -- с него словно спадают чары наваждения, и он порывисто кивает:

   -- Да. Предлагаю их кинуть.

   Ну, вот -- так-то лучше. Узнаю старого Михася.

   -- Хорошо, -- отвечаю, и вынимаю из недр багажника упакованный в целлофановый пакет новенький желтый плащ. -- Думаю, я знаю, как это сделать.

   09:40

   Мы входим в прихожую под звуки приглушенного девчачьего смеха. Из гостиной слышно, как хозяйки дома спешно собирают вещи: хлопают дверцы шкафчиков, шелестят пакеты, вжикают застежки-молнии. Обстановка царит явно приподнятая.

   Подавляя в себе любые мысли, способные пошатнуть мою решимость, веду Михася по коридору. Открываем дверь и входим.

   Девушки даже не замечают нашего появления, настолько заняты. На полу лежит устрашающих размеров чемодан, в отсеки которого они запихивают свертки и пакеты, сваленные на столе.

   -- Агр-р, -- говорю я, вытягивая вперед руки. -- Мозги-и-и...

   Все трое вздрагивают и поворачиваются к нам.

   -- Евка! -- кричит Саша, шлепая подругу по плечу. -- Ты чо, овца, дверь не закрыла!

   Щеки Евы вспыхивают, она выпрямляет спину и неуклюже улыбается:

   -- Ой, забыла... Спешила очень. Думала, без нас уедете.

   Клак! -- словно ножом по стеклу чиркнули.

   Почти слышу, как скрипят у меня за плечом зубы Михася.

   -- Да куда они теперь без тебя! -- пытается пошутить Саша. -- Ты же у нас Рэмбо в юбке.

   Краем глаза отмечаю Евин "Иж", приставленный к стенке. Интересно, заряжен ли он?

   -- Девочки, это Миша, -- Ева указывает пальцем на Михася, -- он приехал в другой машине, я вам рассказывала. А ты друзьям тоже про нас рассказывал?

   Она одаривает меня многозначительным взглядом, и я понимаю, что Саше с Лилит велели держать язык за зубами.

   -- Ты это про ваш вечерний стриптиз? Нет, только фотки показывал.

   Шутка удалась -- гостиная взрывается смехом. Даже изуродованные губы Лилит искривляются в улыбке.

   -- Слушай, Ев, на пару слов, -- я указываю глазами на спальню, в которой еще пару часов назад мы застали зареванную Сашу, решившую, что ее пришли убивать.

   Ева отрывается от сбора вещей, взгляд настороженный:

   -- Да, конечно.

   -- Секретничаете? -- кокетливо подмигивает мне Саша, словно мы не ружьями ей угрожали, а предлагали выпить на брудершафт.

   Да уж, они с Евой -- альфа и омега. Наверное, только такие и притягиваются.

   Втроем входим в спальню, и Михась прикрывает дверь.

   Ева выжидающе смотрит на меня, не решаясь заговорить первой.

   Протягиваю ей желтый пакет:

   -- Твой плащ. Как и обещал. Ружье тоже твое. Патроны и кое-что из амуниции -- нож, фонарик, фляжка -- я оставил в прихожей. Собирай вещи и уходим.

   Она уже поняла, к чему дело клонится -- по глазам видно -- но понять и поверить не всегда получается сразу.

   -- Мы и так собираемся...

   -- Неверный выбор местоимения. Не "мы", а "я". На твоих подруг уговора не было.

   Лицо Евы вздрагивает, как от пощечины. Глаза подергиваются маслянистой пленкой -- первый признак подступающих слез. Она отходит от нас на два шага, отрицательно качая головой, не желая примириться с действительностью.

   -- Мы договаривались на всех... ты обещал всех...

   -- Нам помогала только ты. Ты заработала свой плащ, никаких вопросов. Они -- нет.

   Моя рука продолжает висеть в воздухе, сжимая пакет с плащом. Снова предлагаю его Еве, но она бьет по нему кулаком. Пакет шлепается на пол, точно больная циррозом медуза.

   -- Мы договаривались на всех! -- с горечью вскрикивает она. Глаза полны слез, и на сей раз она не сможет их удержать. -- Я сказала "возьмешь нас всех" и ты сказал "хорошо"! Ты сказал "хорошо"!

   Если бы не Михась, я бы напомнил ей, что слова, сказанные под дулом карабина -- не самый лучший аргумент, чтобы аппелировать к моей порядочности. Но мы ведь решили, что с порядочностью нам отныне не по пути. Так будем придерживаться плана.

   -- Неважно, что я сказал. Главное, что я сделал. Я принял тебя, и только. Точка.

   Ее губы бледнеют, к лицу приливает кровь. Два шарика слез прочерчивают на щеках тонкие блестящие полосы. Ну, наконец-то.

   -- Ты подлец! -- в отчаянии она пинает ногой пакет с плащом, и тот закатывается под шифоньер. -- Ты же знаешь, я не могу их бросить!

   -- Я тебя и двух дней не знаю. Без понятия, что ты можешь, а чего нет...

   Она порывисто приближается ко мне, и ее распухшее от слез лицо зависает в нескольких сантиметрах от моего. Слезы текут из глаз беспрерывно, словно кто-то подает их через крохотные трубочки; на подбородке собралась внушительных размеров капля, которая так и норовит сорваться вниз.

   -- Ты ведь поэтому оставил патроны и амуницию в прихожей? Ты знал, что я не поеду!

   Здесь она меня подловила... Ума ей не занимать, что уж.

   Беру пример с Михася:

   -- Да. Знал.

   К чему юлить? Очень скоро мы расстанемся и никогда больше не встретимся.

   -- ПОШЛИ ВОН!!!

   Меня обдает брызгами слюны вперемешку со слезами. Не самый приятный коктейль.

   Ева толкает меня в грудь ладонями, да так сильно, что если бы не стоящий позади Михась, я бы точно упал.

   -- ПОШЛИ ВОН! СУКИ! ТВАРИ! ПРЕДАТЕЛИ!

   -- Пошли, Макс, -- слышу над ухом напряженный голос Михася.

   Открываем дверь и, осыпаемые проклятиями Евы, вываливаемся в гостиную. Стараюсь не встречаться взглядом с Сашей и Лилит, но периферическим зрением все равно отмечаю выражения их лиц. Напряженные. Оскорбленные. Ненавидящие.

   Да, ненависть определенно преобладает над остальным. Воздух ею буквально пропитан. Возможно, я не самый приятный парень на земле, но меня еще никто никогда так не презирал.