Нам поразительно везет. За сорок минут на наш участок не позарилась ни одна тварь. На другом участке -- там, где живет со своим семейством (младшим братом и родителями) Костя-Дима -- вот уже с полчаса бушует нешуточное сражение. Дикий рык перемежается женскими воплями, мольбами и звоном бьющейся посуды. Слов не разобрать, но я знаю -- если мы дотянем до утра, живым я Костю-Диму больше не увижу. Один раз что-то грузно врезается в забор с той стороны, выгнув панель профнастила. Мы с Витосом, к тому времени вооруженные найденными в сарае топорами, готовимся вступить в бой, но неизвестная тварь решает не продолжать таран, и отступает.

   Я стараюсь все время держать Михася в поле зрения. Тот выбрал один из углов ворот для засады и, притаившись там, ждет вторжения. Со своего места я не вижу, но знаю -- в его руках пара ножей, и я молюсь не увидеть их до самого рассвета.

   Каждые пять минут забегаю в дом на десять секунд, проверить Женю с Артом. Они в спальне, оба нашли для себя укрытия и тоже ждут момента, которого никогда не хотели бы дождаться. Поразительно, но ставни до сих пор закрыты -- наш дом словно оберегает невидимое силовое поле. Бабушка у себя в спальне сидит на кровати и, кажется, молится. Пусть молится. Какая-то польза от этих молитв все-таки есть -- они отвлекают.

   Возвращаюсь к Виталику. Тот притаился у стены сарая и не сводит глаз с участка дяди Семы. Отвратительные горловые звуки прекратились несколько минут назад, и сейчас оттуда исходит грохот бьющегося стекла и треск ломающейся древесины. Похоже, нападающие осадили двор и теперь громят дом -- огромный трехэтажный особняк из итальянского кирпича. Ну что ж, по крайней мере, это займет их на какое-то время -- поживиться там есть чем.

   Мы так напряжены, что не смеем даже переговариваться, боясь спугнуть удачу. Соседи по обеим сторонам нашего участка, скорее всего, уже мертвы, а мы остаемся нетронутыми, как будто защищенные их жертвой. Их смертью. Я гоню от себя чувство вины, совершенно неуместное в вопросах выживания.

   Небо на востоке выбеливает поднимающееся солнце, но мы почти не замечаем этого. Звуки побоища тоже понемногу стихают. Им на смену приходит стук колотящегося в груди сердца. Даже не подозревал, что оно может биться на такой бешеной скорости.

   -- Походу заканчивается... -- слышу шепот Витоса. -- Да, Макс?

   Я хочу ответить "да", но боюсь сглазить. Вот когда закончится совсем -- тогда и поговорим. Однако мое сердце понемногу переходит с галопа на рысь, и я начинаю чувствовать холод. Только теперь до меня доходит, что мы с Витосом до сих пор в майках и трусах. Впопыхах не успели одеться, да и не до того было. А на дворе конец сентября. Адреналин греет лучше шерсти.

   Оглядываюсь на Михася. Он в джинсах и вязаной кофте, ему хорошо. Поднимет руку и легонько машет нам. Машу ему в ответ. Солнце поднимается стремительно, укромный уголок, где он засел со своими ножами, уже не кажется таким укромным. Еще минут двадцать, и там будет совсем светло.

   Потом происходит сразу несколько событий.

   05:30

   С оглушительным металлическим грохотом вылетает одна из панелей профнастила. Вместе с ней на огород, разделяющий дом и цех, вваливается огромная темная туша. В предутренних сумерках мы видим лишь ее силуэт. Это человек -- но не совсем...

   В ту же секунду еще одна тварь с улицы принимается вколачивать себя в ворота. Железные створки ходят ходуном. Отпрянув от них, Михась кубарем катится на землю. Вскакивает на ноги и занимает боевую позицию. Я вижу, как дрожат ножи в его руках.

   -- Макс! -- полуистерично зовет он. -- Витос!..

   Мы ничем не можем ему помочь. Случилось кое-что похуже -- на участке со стороны двора Кости-Димы прорыв. Придется действовать раздельно. У Михася своя битва, у нас -- своя.

   Тем временем тварь в огороде приходит в себя после сокрушительного столкновения с забором. Становится на четвереньки и роет пальцами землю. В этой туше килограмм сто двадцать, и я понимаю, что существо абсолютно голое, не считая лоскутов материи вокруг шеи и бедер -- последних остатков одежды, которые оно не успело с себя сорвать. Я вижу, как покачиваются в воздухе огромные сиськи и... гениталии. Стало быть, некогда оно было мужчиной.

   Тварь издает нечленораздельные жующие звуки. Плохо видно, но мне кажется, что с губ клочьями летит пена. Воображение дорисовывает цвет -- темно-розовый. Почти алый.

   -- АГГР-ХХ-ШШ! -- выплевывает тварь и, загребая землю толстыми ручищами, на четвереньках мчится на нас. -- ШШАВРР-КХ-Х....

   Она выбирает цель -- Виталик. Он ближе к ней, чем я, и находится в менее выгодной позиции. Позади него стена сарая, отступать некуда.

   -- Витос! -- кричу я, чувствуя свою беспомощность. -- ВИТОС!!!

   Он успевает отпрянуть. Адское отродье промахивается и с жутким треском врезается в саманную стену сарая. Я удивлен, как она не проломилась под ударом -- остальные три ощутимо вибрируют. Тварь мешкает, приходя в себя, и Витос пользуется моментом. С размаху бьет топором... и промахивается.

   Как можно промахнуться по такой жирной туше я не понимаю, однако рукоять топора проскальзывает в потных ладонях, и лезвие проходит вскользь, едва ободрав твари спину. Момент упущен, и второго существо дарить не намерено. Прежде чем я успеваю сделать хоть что-то, оно валит Витоса с ног и между ними завязывается ожесточенная борьба.

   Витос -- сухой, жилистый, кандидат в мастера спорта по греко-римской борьбе, увлекается смешанными единоборствами и намерен достичь в этой сфере немалых высот, но весовые категории есть даже там. И сейчас преимущество в весе явно не на его стороне. Все, на что меня хватает -- пару раз пнуть тварь ногой. Однако мне больнее, чем ей -- босые ноги против одеяла из жира. Пустить в ход топор я не решаюсь. Витос может быть ранен, а кровь этого существа... "Не запачкайтесь в крови", -- сказал Михась. -- "Кровь может быть заразна..."

   Витос оказывает неистовое сопротивление. Я бросаю взгляд в сторону Михася -- тот обеими руками удерживает сотрясающиеся под ударами ворота. Возможно, стоит позвать на помощь Женю с Артом, но я боюсь оставлять Витоса наедине с этой мразью. Если он проиграет, мне не останется ничего иного, как задействовать топор...

   -- Сука... сука... -- повторяет Витос, и вдруг полностью исчезает под студенистой тушей твари.

   Две пары ног и две пары рук скручиваются невообразимым узлом.... Потом, внезапно, каким-то непостижимым образом голова твари и одна из ее жирных рук оказываются зажатыми меж сцепленных ног Витоса. С ужасом и восхищением до меня доходит -- он выполняет удушающий прием "треугольник".

   -- ТАЩИ! -- воплю я что есть мочи. -- ТАЩИ, БЛЯ!

   Тварь хрипит и неистово сучит ногами, но хватка Витоса -- капкан. Я уже знаю наперед -- ей оттуда не выбраться.

   -- ТАЩИ! ДУШИ ЭТУ БЛЯДЬ!

   Голова и рука твари захвачены ногами Витоса. Кровавая пена стекает тому на майку, пропитывая отравленной слюной. Я могу ударить тварь топором по голове, но если она действительно заразна, кровь хлынет прямо на Виталика. С равным успехом можно раскроить голову ему самому.

   В полумраке новорожденного утра я все же вижу, как лицо существа начинает темнеть (на самом деле синеть). В предсмертной агонии оно находит в себе силы приподнять вцепившегося в него, как клещ, Витоса над землей и пару раз хорошенько приложить об асфальт, но это только еще туже затягивает "треугольник".

   -- ТА-А-А! -- вопит из под туши Витос. -- ТА-А-А! Т-А!!!

   Тварь в последний раз взбрыкивает ногами и обмякает. Витос держит ее в захвате еще по меньше мере с полминуты, и только потом отпускает.

   Существо замертво падает на землю, перекатывается на спину. Первые лучи поднимающегося солнца ложатся ему на лицо, и я вижу, что это Костя-Дима. Теперь он точно мертв.

   06:30

   Рассвет первого понедельника нового мира встречает нас благословенным затишьем. Над нашими головами раскинулось первозданно чистое небо -- ни облачка. Побоище окончилось -- лучи солнца в мгновение ока разогнали всю нечисть по углам. Михась удержал ворота -- кроме Кости-Димы во двор больше никто не прорвался.