Издав победный клич, Ваня выскакивает из "Хаммера". С заднего сиденья слышится недовольное ворчание. Перебуженные внезапной остановкой пассажиры разминают затекшие суставы, зевают в голос.

   Один только Женя продолжает спать, уткнувшись головой в стенку машины и нахмурив брови.

   Арт, сидящий к нему ближе всех, утирает рукавом взмокший лоб. Потом с любопытством заглядывает Жене в лицо.

   -- Ну и жар... весь горит.

   Он предпринимает попытку растолкать его, но я останавливаю.

   -- Не надо. Пусть спит.

   Оставляем Женю в "Хаммере", а сами выходит на улицу.

   Ваня уже поднял мотоцикл на подножку и теперь любовно ощупывает узлы машины. Круглое лицо светится детским счастьем.

   -- Я всегда мечтал, всегда мечтал... -- приговаривает он, счищая рукавом плаща куски грязи с сиденья.

   -- Ты хоть ездить умеешь? -- скептически замечает Михась.

   Ваня так заворожен находкой, что не удостаивает того ответом. Вместо этого он берется за торчащий в замке ключ зажигания, поворачивает.

   Мотор не заводится. Ваня повторяет попытку. Ничего.

   -- Облом, -- говорит Арт.

   -- Ща заведется!

   Отточенным движением знатока Ваня откидывает лапку кик-стартера и бьет по ней ногой. Раз, другой. С третьего раза двигатель устало всхрапывает, а после четвертого оживает рокочущая глотка.

   12:20

   Следующие двадцать минут занимают проводы. Со вчерашнего дня каждая минута у нас -- на вес золота (на вес ампулы), а потому своих родственников на Профсоюзной Ваня решает искать сам. Я предлагал ему найти машину и взять кого-то в напарники, но он отказался -- дескать, одному на мотоцикле всяко быстрее, да и играть в "тяни-толкай" на двухколесном транспорте не придется. Договорились встретиться на Стандартном, крайний срок назначили на шесть вечера -- потом будем бить тревогу.

   Ваня получает в дорогу наплечный рюкзак с водой, кое-какой снедью, фонариком, спичками и прочими незаменимыми в пути вещами. Также кладем туда запас патронов для "Сайги", сам карабин Ваня устраивает за спиной. К шлевке на джинсах цепляем охотничий нож в ножнах. Не хватает только шлема -- снимать его с изрядно подгнившей головы хозяина мотоцикла никто не рискнул.

   Последней отдаю рацию:

   -- Поставил свежие батарейки. Звени, если что.

   Ваня уже оседлал своего двухколесного коня -- мерно рокочет заведенный двигатель, подрагивает изолированная пластиком выхлопная труба.

   -- Обязательно, -- рация исчезает в кармане плаща.

   -- Поаккур`тней, Вано! -- напутствует Витос.

   -- Да, -- кивает Михась, -- по бордюрам не езди больше.

   Все улыбаются. Шире всех -- Ваня. Он определенно наслаждается своей новой ролью "байкера -- истребителя зомби".

   -- Вы тоже. Жеку берегите. Ну и... найдите их.

   Улыбка исчезает с моего лица вместе с поднявшимся на миг настроением. Сейчас я бы охотно поменялся с Ваней местами.

   Мотоцикл медленно выкатывается на дорогу, подталкиваемый ногами седока. Потом Ваня выкручивает ручку акселератора, и "Stels Flame 200" с рычанием берет разгон.

   13:13

   Мы возвращаемся на Таганрогскую под навалами дождевых облаков. Из-под черных насупленных туч не выглядывает больше солнце. В тонированном салоне "Хаммера" совсем темно. Как бы ни отрицал я теорию Михася о ночном образе жизни "прокаженных", но сгустившийся мрак будит Женю не хуже утреннего света. Арт, который теперь за рулем, замечает это в зеркальце заднего вида, подает мне сигнал.

   Женя выпрямляется на сиденье и оглядывает салон. Странно, но он совсем не выглядит человеком, только что пробудившимся ото сна. Движение точные и резкие, глаза широко распахнуты, в мышцах нет расслабленности, присущей обычным людям спросонья.

   -- Мы где? -- спрашивает он.

   -- Подъезжаем, -- отвечает Михась. -- Как самочувствие?

   -- Лучше не бывает. Ваня уже уехал?

   -- Ага, -- говорит Витос. -- Умчал на байке.

   -- Значит, он его нашел. Я же помню, что мотик был, -- Женя вытягивает шею, стараясь разглядеть пейзаж в ветровое стекло. -- Вроде, дождь намечается?

   -- Будем надеяться, самый обычный, -- говорю я. -- Промокнуть под водой -- меньшая из наших проблем.

   Странно представить, что в былом мире люди боялись дождя только поэтому.

   -- Сомневаюсь, -- вдруг говорит Женя.

   Все недоуменно смотрим на него.

   -- Я про дождь, -- поясняет он. -- Вы разве не чувствуете запах...

   Как идиоты, качаем головами. Все окна закрыты, в салоне работает климат-контроль.

   -- А ты чо, чувствуешь? -- тянет Витос.

   -- Конечно, -- отвечает Женя, и на его лице вдруг появляется самодовольная улыбка.

   Эта улыбка заставляет мое сердце биться чаще. Мне кажется, или его новое состояние начинает ему нравиться?

   Подгоняемый неясным ужасом, Арт вдавливает педаль газа в пол. "Хаммер" мчится по просеке на Таганрогской, подпрыгивая на кочках.

   -- А еще я кое-что слышу, -- продолжает Женя. -- Вы тоже скоро услышите.

   Арт немного опускает стекла, мы все прислушиваемся.

   Сначала ничего, кроме звука мотора и шуршания шин по асфальту. Потом...

   -- Вот оно! -- вскрикивает Арт. -- Гудит!

   Да. Больше всего это напоминает гудение пчелиного улья -- огромного, циклопического улья. Нечто похоже мы уже слышали -- в первую ночь эпидемии, когда весь город стоял на ушах. Но тогда звуки были немного иные, с примесью чего-то привычного, обыденного. С примесью...

   ...людских голосов. Живых голосов. Люди кричали, визжали, молили о помощи. Но они были, эти самые люди. То была песнь толпы. Умирающей -- может быть. Агонизирующей -- может быть. И все же в голосе той толпы чувствовалась жизнь.

   Гул, который доносится до нас откуда-то спереди, лишен этих звонких ноток. Это мертвый однообразный поток, без каких-либо вкраплений. Как будто флотилия Боингов одновременно прогревает турбины.

   -- Что это? -- спрашивает Виталик.

   Мы все по привычке ждем ответа от Жени, но у того его нет. Он только пожимает плечами.

   -- Прибавь, -- обращаюсь к Арту и неожиданно срываюсь на крик: -- Прибавь! Прибавь! Прибавь!

   13:20

   Мы так спешим, что едва не проезжаем дом Евы. Забитые досками окна в последнюю секунду замечает Женя. Кричит остановиться, и Арт дает по тормозам. Барабанит антиблокировочная система, "Хаммер" замирает посреди дороги.

   Гул нарастает. Теперь его можно слышать, не напрягая слух. Мало-помалу однородное гудение обретает форму, разбивается на отдельные звуки: шипение проколотой шины, шкворчание жарящийся на сковородке картошки, дробный голос отбойного молотка. Десятков отбойных молотков. Сотен сковородок. Тысяч шин.

   Неожиданно в ужасающей какофонии появляется, точно луч света в темном царстве, живой звук. Это визг -- пронзительный женский визг. И звучит он далеко от эпицентра инородного гудения, но близко к нам. Из Евиного дома.

   -- Это они! -- Женя хватается за дверную ручку.

   -- Погоди, -- говорю я. -- Подготовимся.

   -- У них проблемы!

   Ну, разумеется, у них проблемы. Разве может быть иначе.

   -- И их проблем станут нашими, если не вооружимся. Так, я с Женей в дом. Витос, ты с нами. Арт, Михась, оставайтесь в машине. Если что, прикроете отступление.

   В лихорадочной спешке достаем ружья, распределяем патроны, пристегиваем ножи.

   Крик повторяется. На сей раз ему аккомпанирует второй. Из дома доносится какой-то грохот, словно кто-то пытается вышибить дверь.

   -- Там "прокаженные"! -- Женя, не в силах больше ждать, открывает дверь.

   Ну, разумеется, там "прокаженные"! Разве может быть иначе!

   13:33

   Я выхожу на улицу, и в лицо сразу бьет порыв сырого ветра. Вместе с ним ноздри наполняются неприятным резким запахом -- нечто среднее между муравьиной кислотой и алкогольной блевотиной. Значит, Женя не ошибся -- ядовитый циклон не ушел. А, может, пришел новый?