— Вольнее нас Ефимка на Руси теперь никого нет. Холоп, боярин, татарин, православный… Нам все едино. На кого царь укажет того Бог приговорит. Руби, Ефимка!

Что же… Оттяпал благодетелю своему Василию Грязному буйну голову Пех. Как впрочем и многим другим, чтобы своя крепче держалась. Это Пех крепко усвоил. По тонкой доске сомнений не ходил. После смерти царя Ивана Васильевича его Борис Годунов приметил. Притулился Пех к тому, кому нужно вовремя государственного ненастья. Борис был почти такой же как и он. Так думал Пех. Разницы между ними — Борис из Костромы и дворянин, а Пех из Александровой слободы и тоже дворянин. Без титулов и предков. Без отца и матери. А еще… Может самое важное. Видел Пех, когда стоял на страже в Кремле, как Грозный убивал своего сына Ивана. Сколько их там было. Стрельцы, дворовые, самые ближние. Никто не вступился. Стояли как соляные столбы. И Пех стоял, перед собой смотрел. Борис встал между отцом и сыном. Рискнул против начертанного пойти. Таким был сегодняшний правитель. Борис сделал его царским приставом и Пех повез боярскую Москву в опалы да казни. Дело свое Пех делал исправно. Все об этом знали. И боялись, когда по московской торожистой улице ехал негромким шагом его отряд. Все как один, без опричного грохота, без вонючих собачьих голов и куцых метел. В темных кафтанах, на гнедых лошадях, в едином морозном молчании, от которого цепенела живая христианская душа. У высоких ворот подворья Шуйских отряд Пеха остановился. Стучать в ворота не стали. Все знали, что они здесь. Должны были знать. Или всю жизнь Пех зря хлеб ел. Наконец, створка ворот пошла со скрипом вперед. На улицу высунулась рыжая круглая голова с наетыми щеками и осоловелыми от дворового ленивого житья глазами.

— Отворять что ли? — спросила голова.

— Не знаю. — сказал Пех. — Не я здесь господин.

— Ага. — голова коротко сглотнула и спряталась. Через мгновение ворота растворились, и отряд въехал на двор. Василий Шуйский встречал Пеха самолично. Сошел с крыльца, стоял в подмерзающей весенней грязи. Пех остановился перед князем, когда оказался на земле, поклонился.

— От правителя… К тебе, княже.

Шуйский ворочал из стороны в сторону свое луковичное лицо.

— Ко мне или за мной?

После неудавшегося заговора самых ближних, когда царю хотели дать новую царицу из Мстиславских, Пех развозил Шуйских по дальним северным монастырям. Правитель не казнил. Хотел быть милостивым, но Пех знал как оно было на самом деле. Не мог Годунов великих людей как татей на Лобном месте, не было у него такого права. И князя Василия Пех отвозил и славного воеводу Андрея Петровича Шуйского — победителя поляков. Не взял Стефан Баторий Пскова, не позволил Андрей Петрович. Вот кто был Шуйским нужен, вот кто должен был стоять во главе потомства Александра Невского, а не этот… Щуплый, гнусавый хитрован. Пех посмотрел по сторонам. Так и есть.

— Я вижу дорог тебе я, княже? Всех собрал меня встречать?

Шуйский улыбнулся.

— Такую честь нам правитель оказал. Сам Пех пожаловал.

Совсем недавно привез Пех князя в Москву. Государь простил опалу. Правитель к себе приблизил. Вместе с ним ходил Шуйский на шведского короля. Что же не так то?

— Собирайся, княже.

Василий облизал нитяные пересохшие губы.

— Так вот значит..

— Значит так. — ответил Пех.

Шапка князя Василия из гладкого соболиного меха в ковшике из длинных белых пальцев поползла вниз.

— А ведь я знаю, Пех. — вдруг сказал он.

— И хорошо. — согласился легко Пех.

— Про князя Андрея. Это же ты.

— Я. Перед тобой мне совсем нечего таится. В мыльню дверь подперли, обложили мокрым сеном и подожгли. А всем сказали, что он по несчастью угорел. Собирайся, князь.

Пех ждал. Князь Василий приготовился. В тенях деревянных стен притаились вооруженные холопы. Всего один знак и они посекут Пеха и его приставов острыми болтами самострелов. Князю выбирать.

— Держи, князь. — Пех протянул Шуйскому обсахаренную грушу на серебряном мелком блюде. Он достал их из седельной сумы. — Из Коломенского. Государь велел тебе кланяться.

Пех позволил князю взять с собой двух сопровождающих. Приставы окружили их и так они проехали по вечерним пустым улицам прямо в Кремль. Князь Василий знал, что случилось днем, но не знал, что случится с ним. Митяя раздели и бросили остывать перед окошками-щелочками Большого Наряда. Труп Митяя отделял Годунова и его свиту от князя Василия. Он стоял с непокрытой головой. Чернеющее небо понемногу съедало окружавших его черные фигуры приставов.

Правитель спросил.

— Признаешь?

Шуйский оглядел Митяя.

— Митяй это. Брата Петра боевой холоп… Вроде в тати ушел.

Семен Годунов, младший брат правителя, спросил ехидно.

— Вроде… Слышали… Он государя убить хотел. Разве не знал?

— Откуда. Не видел его давно. Паскуда!

Шуйский ударил ногой мертвого Митяя.

Лупп-Колычев вступил.

— Вот оно как. Хорошо говоришь. Прямо верить хочется.

— И правильно хочется. — истерично воскликнул Шуйский. — Что же вы думаете? Если бы я такое умыслил… Подумать страшно… Что такое умыслил. Разве поступил бы так?

Неожиданно его поддержал Семен Годунов.

— И то правда. Князь Василий характеру извилистого. А тут как обухом, напрямки дело делали.

Шуйский почувствовал поддержку и загорячился.

— Да и за что мне на государя измышлять? Я Государю… Как пес цепной.

По лицу Шуйского потекли незлые, обидные и колючие слезы. Он повалился на колени перед правителем и мертвым Митяем.

— Тогда здесь бейте. Коли все решили.

Годунов негромко приказал.

— Пех.

Плечи Василия Шуйского содрогались, лицо окаменело. Сзади через молчаливые и неподвижные фигуры шел Пех. По пути он снял нагайку с запястья, перехватил так, словно изготовился набросить ее на чью-то шею. Пех остановился, ждал приказа, покручивал нагайку. Сгоняя морок, Борис Годунов оживился.

— Подними князя, Пех. Негоже Рюриковичу в грязи валятся.

Правитель вытащил пробку из склянки с желтой густой жидкостью. Отлил немного и выпил, поморщившись.

— Что железо грызть, что с князем Василием говорить. Брюхо слабит. Слушай, Пех… Я по разрядам смотрел. У тебя деревенька есть под Дмитровым?

Пех стоял рядом с правителем в особой крохотной комнате с толстыми слепыми стенами в самом запутанном углу царского дворца. Здесь правитель разговаривал о самом главном с самыми нужными людьми. Сюда позвал Пеха Годунов после того как публично унизил Шуйского, заставив пасть на колени перед мертвым Митяем.

— Песок да с десяток крестьян. В разоре земля лежит, правитель. — ответил Пех.

— Алтуфьево тебе хочу дать. — сказал Годунов. — Там панцирники сидят. Богатое село. Возьмешься?

Пех без слов поклонился.

— Хорошо… — удовлетворенно сказал правитель. — Прежде в Углич тебе съездить надо. Нет не Шуйского это дело… Грубо и тупо… Думю, Нагие чудят. Так что в Углич тебе непременно нужно. Пришло время.