Итак, галушки, жупан, кобза, кунтуш, оселедец, плах-
71
та, свит(к)а, хутор и чумаки можно считать на сегоднящ ний день утвердившимися украинскими реалиями.
Рушник (во всех словарях «ручник») везде имеет помету «обл.», а в БАС — «устар. и обл.». Мы считаем его единственным не принадлежащим к числу реалий словом поскольку не видим никаких специфически национальных черт (быть может, они и были — размеры и форма, вероятно материал — лен?, ручная выработка и «оформление», вышивки и т. п., — но все это стерто временем, утеряно для современника); слово не вошло в словарь русского языка.
Интерес представляет также развитие «нейтральных» бублик и смушки. У Даля и Ушакова бублик — областное слово, областным оно помечено и в БАС (1950): «южное и украинское». Однако в MAC (1957) и, дальше, у Ожегова оно приведено без помет. Тем не менее мы имеем основание считать его также реалией, но, может быть, шире распространенной — не только украинской, а скорее русской, на что косвенно указывает его подача в русско-иноязычных словарях1. Смушки (во всех словарях единственное число — «смушка») у В. Даля помечено «кур. пек.», т. е. это явно областное слово; у Д. Н. Ушакова это термин: помета «спец.»; в остальных словарях оно дано без помет, но самый характер толкования подсказывает, что речь идет о специализированном понятии и что его наименование относится скорее всего к терминологической лексике.
Стоит остановиться и на исторических р е а л и -я х. По существу, все приведенные слова могли бы иметь пометы «ист.» или «устар.»: такое сегодня не употребляют, не носят, не едят; на это указывают и слова «старинный», «в старину» в толкованиях; такое указание Гоголь дает единственно к слову кунтуш («верхнее старинное платье»). Только хутор по Ож. и БАС — слово современ-
1 В РАС, так же как и в Оксфордском RED, бублик транскрибирован [boublik] и в скобках объяснен почти одинаковыми словами. В других словарях даются близкие понятия: в РНС Kringel (явный «крен-
. дель») и в РФС craquelin — «баранка, сушка»; при таком переводе утрачиваются даже чисто предметные приметы бублика, не говоря уж о коннотативном значении. Болгарское «геврек» лучше отражает содержание бублика, но у нас геврек большей частью обсыпан кунжутом, очень редко маком и никогда тмином. В БРЧС бублик..значится как preclik, что в переводе обратно на русский язык будет «крендель», «бублик», «баранка», а по сути дела --ни то, ни другое' ни третье.
76
ное, несмотря на то, что теперешние хутора «на Украине, на Дону и на Кубани» наверняка утратили характерные черты даже шолоховских и лишь по традиции называются хуторами да станицами.
Вопрос освоения чужой реалии
Это тоже вопрос времени. В зависимости от степени освоенности реалии можно условно разделить на 1) знакомые и 2) незнакомые. Понятия эти, крайне относительные и растяжимые, можно несколько уточнить. Качество «знакомости» чужая реалия приобретает в ходе употребления: знакомым становится иноязычное слово, которое часто встречается в литературе, популяризируется (вольно или невольно) средствами массовой информации, употребляется многими носителями принявшего его языка и — под конец уже — представляет интерес для массового читателя, — все это в течение достаточно продолжительного времени. В результате слово становится частью лексики данного языка и попадает в его словари. Таким образом, данное деление можно условно представить в виде двух категорий чужих реалий: 1) реалии, принадлежащие к словарному составу принявшего их языка, и 2) реалии, еще не вошедшие в его лексику. А поскольку общепринятым признаком принадлежности данной лексической единицы к языку является ее присутствие в словарях, знакомые, полностью освоенные чужие реалии будем для удобства называть «словарным и», а незнакомые, неосвоенные — «в н е с л о в а р н ы м и».
Такое разделение, конечно,'весьма схематично, формально— черно-белый снимок многоцветной натуры. Если проследить по словарям и в литературе, то окажется, что по существу между полностью освоенными чужими (для русского языка) реалиями типа джунгли, прерия, бизнес, аул, сакля, кимоно, пагода, миля, доллар и впервые вводимыми переводчиком или автором, такими как, скажем, берик (туркменское украшение), пафты (своеобразная пряжка на женском поясе в Болгарии), родильеро (шерстяной плед в Южной Америке), рагар (шведский хиппи) и т. п., можно расположить множество групп реалий, в различной степени адаптировавшихся в новой для них языковой среде.
С другой стороны, и лексикографическая практика еще, к сожалению, не достигла совершенства в своевременном отражении в словарях новых языковых поступле-
77
ний. Бывает, что в толковом словаре встретишь редкую реалию, а не находишь употребительных. Отличную идею периодического пополнения толковых словарей новыми словами, в том числе и заимствованными, следовало бы развить дальше, участив периодический выпуск таких словарей-справочников.
Особую, третью группу чужих реалий по признаку «знакоместа», в еще более значительной степени обусловленных фактором времени, составляют «модные реа-л и и».
Выше мы говорили о толчкообразном поступлении чужих реалий в тот или иной язык в различные исторические эпохи соответствующего народа. Здесь же пойдет речь также о периодическом (хочется сказать, «пароксиз-мальиом») поступлении или даже нашествии реалий, но не в государственном и не в «эпохальном» масштабе, не в отношении жизненно важных объектов, а скорее в области моды (в широком смысле слова). Эти модные поветрия отличаются тем. что завладевают вниманием широких кругов общества, чаще всего молодежи, но на сравнительно непродолжительное время; приходит новая мода, и вчера еще бывшие у всех на устах словечки уходят в небытие: суинг вытесняет рок-н-ролл, будучи в свою очередь вытесненным каким-нибудь конфу или бэнгом, вместо причесок бокс, полубокс или «я у мамы дурочка» появляются модные сэссун или гаврош, битники уступают свое первенствующее положение «детям-цветам» хиппи 1, которые также сходят на нет и забудутся за счет следующих за ними детей мгновения; отзвучало легкомысленное постукивание шпилек и гвоздиков русских модниц, вставших на платформы и танкетки.
Такие модные реалии исчезают из памяти современников, но часто не бесследно: даже самые недолговечные однодневки этого типа продолжают для переводчика быть реалиями, то есть нередко более трудными головоломками, чем другие, — ведь некоторые из них закрепляются в том или ином произведении, которое нужно переводить. Другие попадают в словари. Такова, например,
болгарская реалия суинг (в значении «стиляга»), пришедшая с американским танцем, которую мы находим в словаре иностранных слов (РЧД); в США этот танец давно забыт. Любопытен другой случай, когда болгарская реалия-однодневка сохранилась не в болгарском, а в русском словаре. В Болгарии в середине 60-х годов усердно рекомендовали созданный по болгарским мотивам танец и-ха-ха, которого в нашей литературе, в том числе и в справочниках, мы не нашли; а в словаре-справочнике «Новые слова и значения» (в обоих изданиях — 1971 и 1973 гг.) он представлен толкованием: «Парный танец свободной композиции, созданный в Болгарии, отличающийся простотой и современной пластикой», и двумя примерами из советских же периодических изданий.
Иногда мы употребляем и термин «эпизодические реалии», которые не следует смешивать с модными. Это внесловарные реалии, которые переводчики, в зависимости от требований контекста, вводят в перевод, однократно или несколько раз, но которые распространения не получают, в языке не закрепляются, а, следовательно, не попадают и в словари. Таковы, например, многие из реалий в упомянутой выше книге Л. В. Шапошниковой.