V. Выбор в зависимости от читателя пе-р е в о д а. Здесь решающую роль играют факторы, характеризующие «среднего носителя» ПЯ по сравнению с аналогичными факторами носителя ИЯ- Это уже неоднократно подчеркивалось, и здесь остается только сделать небольшое обобщение.

Перевод делается для «своего» читателя; если транскрибированные в тексте реалии остались за пределами его восприятия, это значит, что коммуникативная цель перевода не достигнута. Если реалии переданы иными средствами и утрачен колорит, то эффект по существу, тот же. Следовательно, все средства передачи реалий в переводе нужно увязывать и с тем, в какой степени вводимые слова знакомы читателю; если они незнакомы, то не подсказано ли их значение контекстом, если нет, то какого характера осмысление необходимо? «Поясне-

ние уместно там, где для читателя перевода пропадает нечто легко уловимое читателем подлинника»', — пишет И. Левый, но если то же можно передать иными средствами, то, быть может, и транскрипции не нужно. Ведь основное — это чтобы сохранилось такое же впечатление.

В сущности говоря, это самое важное! Зная описываемую действительность, умея взглянуть на нее глазами читателя подлинника, с одной стороны, а с другой, зная своего читателя и представляя себе, как он примет ту или иную реалию (или те средства, которые использованы в тексте перевода для ее перевыражения), переводчик должен неизменно поддерживать равновесие между ними; любое отклонение нужно компенсировать всеми доступными средствами. Переводить реалию реалией, как общее правило, нельзя, противопоказано, как сказали бы медики. Но, как в медицине, парадоксальные явления наблюдаются и здесь.

Итак, термин переводится термином, а реалию реалией не передают. И это вполне понятно: термин не связан с определенной страной и лишен экспрессивности, что и позволяет ему в числе немногих переводческих единиц претендовать на эквиваленты, полные и абсолютные, в других языках; реалия — прямая ему противоположность, яркая представительница БЭЛ даже при очень большой близости референтов (см. гл. 7). А если это не референты, близкие или одинаковые, а один референт, один объект, имеющий на разных языках свои названия?

В качестве реалий с близкими референтами возьмем «серию», к каждой единице из которой подойдет толкование MAC «Страстный любитель спортивных состязаний, остро переживающий их ход» с добавлением, что по большей части этот спорт — футбол: рус. болельщик — болг. запалянко — ит. тифози — исп. инча — порт, (бразильская) тореадор (торсида) — англ, и нем. фан — чеш. фанушек (фанда) — серб, навияч. Реалиями эти слова делает не уникальность референтов, не различная этимология (болезнь — рус. и ит., зажигаться — болг., надрываться — исп., фанатизм — англ., нем., чеш., сторонник — порт., взвинчиваться — серб.), а национальные особенности, может быть, степень темпераментности, а с другой стороны — привычность самого слова в национальном масштабе. Ввиду недостаточной распространенности в

¹ Левый   И.   Указ, соч., с. 135.

103

102

межнациональном масштабе советские авторы, употребляя соответствующую реалию, считают нужным пояснить ее русской: «Итальянские тиф ф оз и (разрядка наша — авт.) (болельщики) буквально потеряли рассудок в день проигрыша итальянцев сборной Польши», «Бразильская сборная продолжает выступать в чемпионате мира, но это., не снимает напряжения по отношению к команде со стороны привыкших к ее абсолютным и бесспорным победам., как всегда темпераментных тор-сидоров (разрядка наша — авт.) (болельщиков)»'. Но чужую реалию все же вводят, явно считая, что это характерное слово должно придать тексту соответствующий колорит. И тем не менее, это один из тех случаев, когда замена одной реалии другой в общем допустима.

Интересны также случаи, когда, «переводя» чужую или свою внешнюю реалию, переводчик прибегает к другой чужой реалии или заимствованному слову. Так, переводя фр. concierge, болгарский переводчик использует слово «портиер» (фр. portier); то же происходит с его русским собратом: швейцар в болгарском переводе также будет «портиер». Английская морская реалия spars переводится на болгарский русским рангоут (толЛ. rondhout). И еще напомним ам. carpet-bagger, удачно переданное в русском переводе как саквояжник — от фр. sac de voyage.

Повторим еще раз, что здесь не идет речь о правилах или указаниях; мы постарались лишь отметить возможности представить реалии средствами, идущими вразрез с основным направлением. В конечном счете, последнее слово в любом случае остается за контекстом.

Глава 7

КОЛОРИТ И «СТИРАНИЕ» КОЛОРИТА

Понятие «колорит» пришло в литературоведческую терминологию из искусствоведения (лат. color = цвет; ср. англ, local color), где оно имеет достаточно определенное значение, в отличие от колорита литературных произведений, о котором ничего конкретного, видимо, сказать

¹ И, 27.VI.1974. 104

нельзя: «Особое (разрядка наша — авт.) свойство литературного произведения, речевой характеристики персонажа и т. п.» (СЛТ), «особый (разрядка наша — авт.) картинный, эмоциональный или языковой облик отдельного литературного произведения или творчества писателя» (Речник на лит. термини. София, 1969), одним словом, все особое и своеобразное — «Своеобразие, характерная особенность чего-либо» (БАС), «Отпечаток чего-нибудь, совокупность особенностей (разрядка наша — авт.) (эпохи, местности)» (Ож.).

Такой обзор нам понадобился не только для того, чтобы отметить расплывчатость определений, но и чтобы отобрать те из элементов понятия «колорит», которые подошли бы к нашему определению термина «реалия». Это важно потому, что именно колорит делает из нейтральной, «неокрашенной» лексической единицы реалию. Колорит, в нашем понимании, — это та окрашенность слова, которую оно приобретает, благодаря принадлежности его референта — обозначаемого им объекта — к данному народу, определенной стране или местности, конкретной исторической эпохе, благодаря тому, что он, этот референт, характерен для культуры, быта, традиции, — одним словом, особенностей действительности в данной стране или данном регионе, в данную историческую эпоху, в отличие от других стран, народов, эпох.

Национальная (местная) и историческая окрашенность реалии является значением новым, точнее — дополнительным, добавочным к основному, смысловому значению. А. С. Пушкин вводит в текст «Бахчисарайского фонтана» реалии евнух, гарем, гяур,, чубук, шербет (СЛТ); их специфическая окрашенность, разумеется, наряду с характерными собственными именами, и в первую очередь всем тоном повествования, и создает «восточный колорит» поэмы. Согласно словарям, шербет — это «восточный фруктовый прохладительный напиток»; от любых других прохладительных напитков, скажем, «лимонада», шербет отличается своей региональной принадлежностью, обозначенной в толковании эпитетом «восточный», — будем считать его показателем колорита. Слово это, судя только по семантическому значению — нейтральное по стилю (не разговорное, не жаргонное и т. д.), превращается в реалию .благодаря связи с данным регионом. Но представим себе, что слово это попало на глаза сезонному работнику-турку, проживающему на Западе. Наряду с материальным содержани^:

105

ем — напиток, вкусный, освежающий, — своим колоритом шербет вызовет у него еще множество ассоциаций, связанных с родиной, личных воспоминаний и переживаний, различных в зависимости от читателя и обстоятельств, при которых происходит чтение.

Такой приблизительно ход мыслей, характерный