Вообще прибегать к замене одних мер другими нужно осторожно во избежание нарушения колорита, исторической правды, общего тона. Можно посоветовать несколько решительнее производить такие замены в области термометрии, но, конечно, и здесь, всегда опираясь на контекст. Например, жалуясь на нестерпимую жару в одном месте своих очерков «Фрегат «Паллада», И. А. Гончаров указывает температуру 20 или 23°. Если переводчик механически перенесет это в свой текст, то читатель перевода на любой язык будет немало удивлен: какая же это жара? Между тем И. А. Гончаров везде дает температуру по почти незнакомой — вообще забытой — шкале Реомюра, упоминая об этом только в одном месте; так что 23° — это уже без малого 30°С. С другой стороны, читая северные рассказы Джека Лондона и встречая выражения вроде «5° мороза», любой европеец (за исключением англичанина) пожмет недоуменно плечами. Но это — читатель, а переводчик должен знать, что «по-нашему», по шкале Цельсия, это в самом деле холодно —15° мороза, так как Дж. Лондон пользуется действующей и поныне в Англии и Америке шкалой Фаренгейта. Поэтому в его южных рассказах можно встретить жару, примерно, в 85°, что будет не выше тех же 30° по Цельсию. Так что здесь затруднение для переводчика несколько иного характера. Замена одной шкалы другой (с соответствующим пересчетом) большей частью не вызывает серьезного смещения колорита: 15° мороза — это очень низкая температура, и читатель, получив это впечатление сильного холода, вряд ли будет доискиваться, в каких градусах он измерен. Но чтобы добиться этого «эффекта нейтральности», переводчик должен, во-первых, твердо знать,
•:..•-•••£ • - ?-, • 159
что 100°C = 80°R = 212; но О°С и R = 32°F; во-вторых, учитывать, когда, где, по какой шкале измеряли (измеряют) температуру; в-третьих, быть уверенным, что контекст позволяет такую замену; в-четвертых, если позволяет, то достаточно последовательно и точно произвести ее; отступления в отношении последовательности допустимы лишь за счет каких-нибудь функциональных аналогов.
В таких случаях, когда самой реалии как лексической единицы в тексте нет, когда только подразумевается то или иное понятие, как при употреблении данной температурной шкалы, мы иногда говорим о «с к р ы т ы х реалиях» (см. также гл. 9).
4. Несколько ослабленный колорит многих реалий-мер, их приблизительные, «округленные» значения, а также участие в построении художественного образа, т. е. тот факт, что они действуют не столько на рассудок, сколько на воображение читателя, позволяет в ряде случаев наиболее удачным считать перевод при помощи именно функционального аналога. При таком решении можно обеспечить полную нейтральность замены, где это необходимо, а в случае надобности — и передачу соответствующей национальной и/или исторической окраски. Тот же герой «Олеси», чтобы задобрить ворчливую Мануйлиху, «захватил с собою полфунта чаю и несколько пригоршен кусков сахару»1. Переносить в перевод фунты не имеет смысла: контекст мало что выиграет в отношении колорита; передавать вес чая в граммах — 206,75 г, даже округлив их до 200 г, тоже не особенно удачно, так как герой явно захватил его в уже расфасованном виде; поэтому наиболее осмысленным, видимо, будет перевод нейтральной «пачкой чая» или «пакетиком (коробкой) чая». Переводчик должен, разумеется, заранее справиться о том, в каком виде в то время продавали чай, а это, может быть, позволит ему одним уже названием упаковки передать тот же колорит (конечно, не злоупотребляя какими-нибудь необычайными реалиями).
В аналогичных случаях, когда удобнее всего давать лишенный национальной окраски перевод, можно с успехом заменять фут — полушагом, а в болгарском — даже лучше пядью («педя»), аршин — шагом, сажень — двумя-тремя шагами и т. д. Допустим, когда раненый Иванов из «Четырех дней» В. М. Гаршина прикидывает, что
до убитого турка «сажени две», переводчик может свободно представить это расстояние в шагах, несмотря на то, что Иванов шагать не может, а будет ползти.
5. Есть, однако, некоторые положения, в которых переводчику приходится сохранять исходные цифровые данные или меры, и в таком случае наиболее подходящим приемом передачи реалий-мер — явных и скрытых — останется транскрипция.
Переносить реалию-меру в текст нужно, как и другие реалии, в тех случаях, когда она является организующим фактором, — стоит в центре внимания в данном узком контексте. Например, когда автор, говоря о выставке, пишет, что ему надолго запомнится «набор бронзовых эталонов от двух фунтов до двух пудов... образцовый аршин, питейные меры.., китайские лент ы, египетские р о т л и» ! (разрядка наша — авт.) и т. д., меры-реалии, конечно, сохранятся и в переводе.
О транскрипции можно подумать и в контексте, где название соответствующей национальной меры употреблено в прямой речи. «В прошлый понедельник я вытащил пескаря весом в восемнадцать фунтов и длиной в три фута от головы до хвоста»2 (разрядка наша — авт.),— передает Джером К- Джером слова рыболова, в которых размеры и вес рыбы — немаловажная деталь повествования. И несмотря на то, что от приведения достаточно понятных для читателя цифровых данных описание несомненно бы выиграло (метровый пескарь!), вкладывать в уста английского рыболова-любителя сантиметры и килограммы, на наш взгляд, довольно рискованно: чувствительным окажется нарушение национального колорита. Так что, пожалуй, лучше уж дать читателю возможность самому вывести для себя из контекста заключение о действительных размерах выуженной рыбы, чем допустить нотку фальши в такой реплике.
Согласно нашим наблюдениям, так и поступает большинство переводчиков на русский язык даже в тех случаях, когда это книги не строго художественные. Например, в книгах о путешествиях мы обычно находим множество транскрибированных мер, оговоренных в сносках. В принципе такое решение, как будто, правильно, поскольку колорит в этих книгах играет важную роль, и тем не менее нам кажется, что существует некоторое увлече-
'Куприн А. И. Собр. соч. в 9-ти томах. Т. 2, с. 329. 160
1 Л Г, 9.IV.1975.
2 Джером Дж. К. Трое в одной лодке, с. 188.
161
ние в этом отношении. Если в современном тексте с начала и до конца переводчик будет переводить меры, привычные для автора, на привычные для читателя, то такой текст едва ли можно считать «обесцвеченным», тем более что колорит компенсируется обычно другими реалиями (например, географическими названиями), присущими уже не автору как носителю соответствующего языка, а описываемым им народам и странам. Введение непереведенных реалий-мер затрудняет чтение и восприятие написанного; читатель поминутно обращается к сноскам и, чтобы получить более или менее ясное представление об описываемой действительности, вынужден постоянно производить необходимые выкладки: ведь значение единичной меры, а не всей величины («Феддан = 0,4 гектара»), переводчик приводит в сноске только раз — когда встретил ее впервые; дальше уже считайте, дорогие читатели, сами: 200 федданов земли — это 200X0,4 = 80 га.
В других случаях желательность транскрипции зависит от величины реалии-меры и характера контекста. Вот одна из таких ситуаций. В свое время в болгарских газетах сообщалось об ультиматуме Англии и Франции Египту и Израилю о немедленном прекращении сражений и отводе войск «на расстояние около 16 километров от Суэцкого канала». Спрашивается, почему же именно 16, а не 17 или, круглым счетом, 15 км? Быть может, на то имелись какие-либо стратегические или политические соображения? Оказалось, что «около» — допущенная переводчиком отсебятина: расстояние было указано точно (и это естественно для такого рода документа) и составляло 16 км 9 м и 34 см, поскольку в ультиматуме говорилось о 10 английских милях. Мы считаем, что, если в оригинале по той или иной причине указывается «круглое число», в интересах именно этой «круглости» желательно и в переводе сохранить оригинальную меру. Так, когда в спортивной информации сообщается, что спортсмен впервые одолел высоту 7 ф у -т о в, смешно было бы говорить о прыжке в 2м 13 см 6 мм; точно так же смешно было бы в переводе на английский язык читать о том, что другой спортсмен взял высоту 6 футов 6 инчей с половиной вместо 2 метров. Такие тексты, однако, менее характерны для художественной литературы.