царь злодеями, кажущимися народу предвестником «последнего времени»,
представляется одним чем-то в высшей степени бессовестным, врагом Бога и правды,
другим - наказанием за грехи, третьим — просто пьяным, осатаневшим, похожим на
станового барином, четвертым - ничего не знающим и ни во что не касающимся, с
ликом писаного «Миколы», существом. Ежедневные казни и массовые расстрелы
доходят до наших мест в виде фантастических сказаний. Говорят, что в городе
«Крамштате» царь подписал «счет» матросов, предназначенных для казни, и что по
дорогам было протянуто красное сукно, в церквах звонили в колокола, а царь с царицей
ехал на пароходе и смотрел «в бинок». Что в каком-то городе, на белой горе казнили 12
братьев, и с тех пор икона Пресвятой Богородицы, находящаяся в ближней церкви,
плачет дённо и ночно — подавая болящим исцеление. Что в Псковской губернии
видели огненного змия, а в Новгороде, сжатая в кулак рука Спасителя, изображенного
на городской стене, разжимается. Всё это предвещает великое убийство - перемеженье
для Россеи, время, когда брат на брата копье скует и будет для всего народа большое
«поплененье». От многих я слыхал еще и следующее, касающееся уже лично
нынешнего императора: будто бы он, будучи еще наследником, ездил к японскому госу-
дарю в гости, стал похабничать с японской царицей и в драке с ее мужем получил
саблей коку в голову, отчего у него сделалось потря-сенье и он стал межеумком, таким,
71
характеризуя кого, мужик показывает на лоб и вполголоса прибавляет: «Винтика не
хватает». Вот, мол, отчего и порядки на Россеи худые; да еще оттого, что ён начальству
волю дал и сам сызмальства мясничать научился. Перво-наперво, как приехал из
Японии, зараз царем захотел стать — отцу Александру III-ему сулемы подсунул, а
брата Егорья в крепость засадил, где его и застрелил унтер-офицер Трепов, что теперь
у царя в ключниках состоит и жалованье за это 40 тыщ на месяц получает. Но
подобные разговоры — исключение. Большинство же интересуется насущным: заботой
о пропитании, о цене на хлеб, проделках сельских властей — старшин, старост,
сборщиков податей, волостных писарей, становых, земских, урядников, ругает их в
глаза и позаглазно, уважения же к этим господам не питает никто, ни старый, ни
малый. Песни крестьянской молодежи наглядно показывают отношение деревни к
полиции, отчаянную удаль, готовность пострадать даже «за книжку», ненависть ко
всякой власти предержащей:
Нам полиция знакома, А исправник хоть бы хны, Хоть убей, за сороковку Не
окажется вины.
Мы без ножиков не ходим, Без каменья никогда, Нас за ножики боятся Пуще
царского суда.
Мать-Россея торжествует -Николай вином торгует, Саша булочки пекёт, А Маша с
Треповым живет.
Люди ножики справляют, Я леворверт заряжу. Люди в каторге страдают -Я туда же
угожу.
Я мальчишечко-башка, Не хожу без камешка. Меня в Сибири дожидают — Шьют
рубаху из мешка.
У нас ножики литые, Гири кованые. Мы ребята холостые Практикованные. Мы
научены сумой — Государевой тюрьмой.
Молодцы пусть погуляют Вместе водочки попьют, За веселое гулянье Цепи на ноги
дают.
Пусть нас жарят и калят Размазуриков-ребят, Мы начальству не уважим — Лучше
сядем в каземат. Каземат, ты каземат — Каменная стенка. Я мальчишко-сибиряк Знаю
не маленько. Не маленько знаю я. Не своим бахвальством, Что Россейская казна
Пропита начальством. Ах, ты книжка-складенец, В каторгу дорожка. Пострадает
молодец За тебя немножко. Во тюрьму меня ведут Кудри развеваются — Рядом
девушки идут. Плачут, уливаются.
И т. п.
Отношение деревни к затюремщикам резко изменилось. Пострадать «с доброй
воли» не считается позорным. Возвратившиеся из тюрьмы пользуются уважением,
слезным участием к их страданью. Тысячи политических ссыльных из разных концов
России нашли в нашем краю приют и вообще жалостное отношение населения. Рево-
люционные кружки, организованные ссыльными во всех уездах губернии, за последнее
время значительно обезлюдели. Много работников как из крестьян, мещан, так и из
интеллигентов, арестованы. Главный губернский комитет получает из Питера
партийные журналы, прокламации и брошюры и через уездных членов
распространяют по всей губернии. Из прокламаций больше спрос на письмо русских
крестьян к царю Николаю Н-му. Из брошюр: «Что такое свобода», «Хитрая механика»
и «Конек-Скакунок». Несмотря на гонение, распространение литературы, хотя
значительно слабее 1905-6 годов, но все-таки продолжается, хотя до сих пор и не
вызывает массового бунта, но как червоточина незримо делает свое дело, порождая
ненависть к богачам и правительству. Наружно же вид Олонецкой губ<ер-нии> крайне
мирный, пьяный по праздникам и голодный по будням. Пьянство растет не по дням, а
по часам, пьют мужики, нередко бабы и подростки. Казенки процветают, яко крины, а
72
хлеба своего в большинстве хватает немного дольше Покрова. 9 зимних месяцев
приходится кормиться картошкой и рыжиками, да и те есть не у всякого. Вообще мы
живем как под тучей — вот-вот грянет гром и свет осияет трущобы Земли, и восплачут
те, кто распял Народ Божий, кто, злодейством и Богом низведенный до положения
департаментского сторожа, лишил миллионы братьев познания истинной жизни.
Общее же настроение крестьянства нашего справедливо выражено в одном духовном
стихе, распеваемом по деревням перехожими нищими-слепцами:
Что ты, душа, приуныла?
Аль ты Господа забыла?
Аль ты добра не творила?
Оттого ты, душа, заскорбела.
Что святая правда сгорела,
Что любовь по свету бродит
И нигде пристану не находит.
По крещеному белому царству
Пролегла великая дорога —
Столбовая прямая путина.
То ли путь до темного острога,
А оттуль до Господа Бога.
Не просись, душа моя, в пустыню.
Во тесну монашеску келью,
Ко тому ли райскому веселью.
Положи, душа моя, желанье,
Воспринять святое поруганье,
А и тем, душа моя, спасёся,
Во нетленну ризу облекёся.
По крещеному белому царству
Пролегла великая дорога,
Протекла кровавая пучина —
Есть проход лихому человеку,
Что ль проезд ночному душегубу,
Только нету вольного проходу
Тихомудру Божью пешеходу.
Как ему, Господню, путь засечен,
Завален — проклятым черным камнем.
ПРИТЧА ОБ ИСТОЧНИКЕ И О ГЛУПОМ МУДРЕЦЕ:
(Посв<ящается> писателю Арцыбашеву по поводу его *голой* правды о Л. Н.
Толстом)
Колесо в колеснице — сердце глупого, и как вертящаяся ось — мысль его,
превращая добро во зло, он строит козни и на людей избранных кладет пятно.
Из книги пр. Иисуса, сына Сирах<ова>
Вы беременны сеном, разродитесь соломою; дыхание ваше — огонь, который
пожрет вас.
<Из книги пр.> Исайи XXX, 2
Кто даст мне стражу к устам моим, чтобы язык мой не погубил меня.
Из книги пр. Иис<уса>, сына Сирахова
В одной пустыне тёк источник чистой воды. Порой налетал удушливый, песчаный
ветер, мутил и засыпал источник, но проходило немного времени, как вновь
пробивалась тоненькая, живая струйка. Многие из людей, истомленные тяжелым
путем, с почерневшими от жажды губами, припадали к этой живительной струйке, — и
73
те спасались от смерти. По всей пустыне и далеко за пределами ее известен был
источник, ибо пившие из него говорили: «Это спаситель наш». Неотпившие же не
верили и смеялись над спасенными, говоря: «Только наши колодцы хороши, потому что
они вырыты учеными инженерами, пустыня же жилище змей и скорпионов, - откуда
быть в ней воде живой?» — и гнали людей тех, и поносили самый источник. Один же