наказанье. Зарычал Вельзевул на табашника яро: "Воистину мало тебе смолы и вара!

Променял ты драгие подарки на паленый ус да цигарки! Всю Рассию пренепорочную

закоптил, зато и на вилы бесовы угодил. А за хуление мужицкой красной власти

приготовят тебе мои черти страсти: вытянут язык на сажени, чтоб забыл ты змеиные

пени!"

87

Явились на тот свет гордые господа: прокуроры да становые приставы, городские

головы, генералы, для которых бог - чины да зер-цалы и которые пили кандяк, на

закуску - палья, совесть им - рубь, а мужик — каналья.

Бес кричит из ада: "Честнейшие господа, пожалуйте сюда! Я вас отменно буду

угощать, огнь горящий и жупел велю возгнещать! Я, милостивые государи, повелю чай

греть в самоваре, но для роскошных и жирных здесь во аде есть котел на взваре.

Растоплю олово заместо пуншу, чтоб промочить вашу скаредную душу.

Гей, змий-стоглав, воздай господам множество слав: посади их по тысяче на зуб,

чтоб не осталось от них ни праха, ни круп!" Змий тому давно рад: облапя сих господ,

потащил во ад.

Привели бесы богача, который процентом богатство распространял, а излишнее

неимущим не раздавал. Он горько возопил: "Я успел столько денег накопить, что мог

бы весь ад откупить!"

Сатана в насмешку сказал: "Видно, ты здесь хочешь роскошно проживать, время

тебе в преисподней побывать.

Тамо узнаешь, как обижать бедных, понеже и сам будешь в самых последних".

А нищим сатана сказал: "Вы зачем сюда пришли или в царствие небесное пути не

нашли?

Здесь места все заняли вельможи, ибо в житии своем были мне во всем угожи".

Нищие, то услышавши, ухватили кошели да в царствие небесное и побрели».

Старичок в сибирке, клюшка с кукишем, ликом же — протопоп Аввакум, что

заживо царем Алексием за истинный древлеотеческий крест пламени огненному

предан, поведал мне тайну индийской души народной.

«Ты, — говорит, — ветром питаешься, а преисподнюю не разумеешь.

Все ваши газеты и книги — одно рассеяние мысленное, и грядет век в коем и мышу

грызть их попретит.

Ныне мужицкими кровями пишется новая книга, нарицаемая Гога — сиречь

Хризопраз в глазу, по-нашему же Усекновение главы».

После сего восстал старичок с услонца резного, что в келье моей для гостей

уготован и, простершу десную на заход солнечный укоризне с истовым покором рек:

«О, злочестивый и прескверный, и злосмрадный, и беззаконный, и блудный, и

скверный Ироде, како не устрашился еси дати святое некрадимое сокровище и

непорочное светило и благовестие — главу народную Иродиаде злосмрадней и

нечестивей во мзду скверного плясания!..»

Бросил я глаза на заход солнечный, куда гость стремление имел, и ёкнуло у меня

под ложечкой. — Дымен и багров, аки кровь зрячая, а за багровым его дымом лежат

страны западные, страны ученые, хитростью умственной никем не превзойденные.

Вздыбили там сорокаэтажные тулова железные небоскребы, слепят каленым,

еретическим светом подземные чугунки, башня вавилонская — сиречь Эйфелева, за

звезды шпульцом задевает, а в разных пиротехниках миллионы рейтузников, выскоблив

себе длани, аки тыковь, а через то самое браду честную упразднив и образа Божия не

возымев, ядосмесительством занимаются, - порох гремучий и огне-метательные дула

вымышляют и сие за высокую науку себе ставят — червонными литерами на камне-

мраморе прозвища своих злокозненных и лютых мудрецов выводя.

А в неприступных палатах, что по-аглински банками зовутся гремит Золотой Змий,

пирует царь Ирод-капитал и с ним князи и старшины, и тысячники, беззаконии

студодейцы и осквернители и блаз-нители нечестивии...

Вшедши же Иродиада — всемирная буржуазия посреде нечестивых и пляса угоди

Иродови и возлежашим с ним.

И клятся Капитал ей: «Всё, аще просиши у мене — дам ти».

88

И вшедши абие со тщанием к царю, глаголюще: «Хощу - даси зде на блюде главу

русского народа, ею же, яко яблоком, поигра на блюде...»

Ушел от меня гость не простяся, только дух тимьянный по себе оставил, —

воскресный, усекновенный воздух.

Вдругоряд узрел я моего доброгласника в месте злачном, — есть такое место и в

нашем городишке, — там, где Народный прошпект в березняк надречный колено

загнул. Стоит он, опершись на свою заречную клюшку, и сетующим, укорным оком

публику нашу обводит.

А, надо вам сказать, публика у нас — всё одна образованность; барыни четырех-

пяти панчуков матери, и волосья на сиво, и курицы самую личность ее цапками

выбродили, а сарафан у нее неприкновен до голяшек, и зоб на панель нагишом

вывален. Таковы и дочки их: барышни каблучные, барышни в уборку с головкой,

барышни — сквозная строчка, барышни — избави нас от лукавого, пипочки и саечки, а

по оптовой мужицкой прозывке — колотая посуда; закон же колотой посуды

общеведом: сколько в ней не лей, не токмо воды, но и пива нового, о котором в цветных

пасхалиях поется, — всё безза-держно в навоз да в грязь вытечет. И зияет такая

блудная посудина своей душой-щелью, дразнит мягкозадых молодых людей, у которых,

нечистый их ведает, для какой надобности спереди и сзади по полсотни карманов

наделано, штаны пузырями в самом причинном месте — раздуты.

«Пляшет плясея плясучая».

Опознав меня, с прогорклой слезой заговорил доброгласник.

«Каблучками постукивает, лодыжками подрыгивает, — всё за пречистую главу

народную, чтоб поиграть ею на блюде, яко узрелым яблоком, а телеса акридные да

медовые воронью отдать на расклева-ние...»

Пляшет Иродиада студодейная.

По кафедральным соборам в образе архиерейском, саккосом парчовым блистает...

Оборотень окаянный.

По ученым кабинетам сюртуком да постной рожей прикидывается: дескать, я всё

знаю и о русском народе воздыхаю, но, приподняв завесу истории и т. п., убеждаюсь в

необходимости созыва бесовского сонмища — сиречь Учредительного собрания.

Пляшет Иродиада бескостная.

Шторкой в окне пузатого серого дома, с лицевой стороны которого огненная метла

восстания смела растопорху, когтистого прожору — двуглавого орла государства.

Пепельницей модной, где две голых свинцовых бабы табакуру из бывших

высокоблагородий ручкой делают.

Собачкой косолапой с барским бездельным ожерелком на плюгавой шейке.

Всё за всечестную, пророческую и достохвальную главу народа русского...

И абие посла Ирод спекулатора и повеле принести главу святого.

Спекулатор же шед усекну его, и принеси главу его на блюде и дает ю Иродиаде.

Скончав же течение свое предтеча мирови и сниде во ад, благове-ствуя избавление

вселенной.

Слышав же ад глаголы его и рече ко диаволу:

«О ком сей глаголет, высокомысленный? Кто ли радость творя ему?»

Отвещав же диавол ко аду, глагола ему:

«Се — бо ныне пришед, радость творит велик Богогласник; егда бе на земли, велико

свидетельствоваше и глагола всему миру и Свободе, Равенстве и Братстве, хотя

избавити вселенную». Аминь.

<1919>

СОРОК ДВА ГВОЗДЯ

89

Чистили золотари отхожее место, дух такой распутили, что не токмо окно открыть,

- дохнуть в келье не мысленно.

Оговорка есть: мысленному дыханию и нужник не запрет, не помеха, не застава

крепкая, но только досада: — угораздило же граждан Российской Федеративной

Советской республики с погаными черпаками да с червивой смрадной бочкой на

зеленой, троицкой земле мертвое море разводить — ни живности, ни воздыхания

чистого в сем поморий не водится, а виляет в его мути смертной лишь рак-бесенок,

удавная клешня, пученый глаз, головастик треокаянный...

Большой черт не боязен.

Настоящего дьявола по духу хоша и не уличишь, зато пупом угадаешь: затолчет в