Но недаром на Кубе говорят: тому, кто живет под стеклянной крышей, не следует швыряться камнями в соседа. Операция «Кровавая баня» быстро обернулась против ее организаторов. Не помогли Вашингтону ни реки типографской краски, ни натренированные голосовые связки сенаторов. Бесплодными оказались и усилия дипломатии США втянуть в авантюру латиноамериканские страны и тем самым придать одно

стороннему вмешательству Соединенных Штатов в дела Кубы «коллективный» характер. А такие попытки предпринимались. В частности, делегаты Соединенных Штатов в ООН пытались организовать совещание с представителями латиноамериканских стран для обсуждения на нем вопроса о «совместном подходе» к событиям на Кубе. На зов Вашингтона откликнулся только доминиканский тиран Трухильо. Но его поддержка носила весьма сомнительный характер: зловещая репутация палача Трухильо ни в чем не уступала репутации палача Батисты.

Так провалились попытки американского империализма раздуть провокационную шумиху вокруг деятельности революционных трибуналов на Кубе, судивших батистовских военных преступников. Империалистам не удалось ни оклеветать кубинский народ и его революцию, ни дискредитировать новое правительство, ни тем более запугать участников революции. Единственным ощутимым результатом операции «Кровавая баня» было еще большее падение внешнеполитического престижа Соединенных Штатов.

45 дней Миро Кардоны

Политика «открытых дверей» в отношении батистов-цев и операция «Кровавая баня» свидетельствовали о том, что Вашингтон решил начать новый тур борьбы против народной революции на Кубе. Провалившись в попытках уничтожить физически руководителей Повстанческой армии в Сьерра-Маэстре, не сумев подавить освободительное движение вооруженным путем и помешать победе революционных сил, империализм США вынужден был перейти к новой тактике — постараться затормозить развитие революционного процесса на Кубе, помешать принятию прогрессивных законов, сорвать осуществление глубоких социальных и экономических преобразований. Враги революции рассчитывали опереться как на традиционные эксплуататорские классы — латифундистов и крупную буржуазию, так и на «нейлоновых революционеров», сумевших пробраться в правительство, образованное в первые дни

Кубинский народ начеку. Патруль народной милиции на плантации сахарного тростника летом 1960 года.

января 1959 года в соответствии с уже упоминавшейся «Каракасской декларацией».

После победы революции в общественных учреждениях Гаваны можно было увидеть такой плакат: «Будь краток: мы отстали на 58 лет!» Некоторые даже утверждали, что Куба отстала на несколько веков. Но все истинные патриоты сходились на одном: надо все начинать сначала и притом все делать сразу — защищать революцию и углублять ее, вылавливать батистовцев и заговорщиков и противостоять экономической агрессии, раздавать землю крестьянам и отвечать на наскоки клеветников, обезвреживать происки монополий и вооружать народ.

В первое время враги кубинской революции маскировали свои истинные намерения призывами к «осторожности». По их словам, следовало «осторожно» налаживать осложнившиеся отношения с могущественным «северным соседом», «не спешить» с аграрной реформой, «хорошенько подумать», прежде чем ограничивать хозяйничанье американских монополий, хотя все понимали, что в той обстановке «осторожно» и «постепенно» были синонимами слова «никогда».

Но реакция не просто намекала на необходимость отложить революционные преобразования до тех пор, пока не настанет «удобный момент», пока не появятся «необходимые средства», пока никто не станет возражать, пока... Нет, реакция всячески саботировала осуществление программы, провозглашенной повстанцами, и на каждом шагу вставляла палки в колеса революции. Активные проводники такой политики находились в самом правительстве: Роберто Аграмонте, видный деятель партии «ортодоксов», занимавший пост министра иностранных дел, Мануэль Рай Риверо, министр общественных работ, и другие. Возглавлял саботажников революционных преобразований уже знакомый нам Хосе Миро Кардона, занимавший в правительстве пост премьер-министра. Деятельность этой группы убедительно характеризует такой факт: за шесть недель, прошедшие со дня бегства Батисты, Миро Кардона не одобрил ни один из законов, подготовленных революционерами.

«Контрреволюция действует сейчас в тени,— писала в середине февраля газета «Нотисиас де Ой», орган

8 В. Листов, Вл. Жуков ИЗ

кубинских коммунистов.— Она предпринимает попытки создать препятствия правительству, подорвать его экономически и тем самым задушить революцию». Газета указывала на такие, в частности, средства давления контрреволюционных сил на правительство, как отказ крупных капиталистов платить причитающиеся с них налоги, активное и пассивное сопротивление латифундистов и американских монополий принятию закона об аграрной реформе и т. п.

Но революция не могла ждать. Подобно тому как космические ракеты должны развивать скорость в 11,2 километра в секунду, чтобы преодолеть силу земного притяжения, кубинская революция должна была идти вперед полным ходом, не останавливаясь ни на один день и ломая сопротивление империалистов и местной реакции. Только так страна могла вырваться из тисков вековой отсталости и осуществить программу, основные положения которой патриоты наметили еще в Сьерра-Маэстре.

Революция не могла ждать. 2 февраля 1959 года Фидель Кастро, занимавший в то время пост военного министра и главнокомандующего Повстанческой армией, направляется в Сьерра-Маэстру и, не дожидаясь, когда Кардона соблаговолит одобрить аграрную реформу, сам начинает распределять землю между крестьянами. Выступая в провинции Орьенте на митингах и собраниях трудящихся, он подчеркивает: аграрная реформа должна сопровождаться и другими мероприятиями, направленными на экономическое раскрепощение страны,— созданием национального торгового флота, полным пересмотром тарифной системы, ущемлявшей интересы Кубы в угоду иностранным монополиям, и т. д.

Революция не могла ждать. С первых же дней победы трудилось не покладая рук министерство по конфискации имущества батистовцев. Оно претворяло в жизнь один из главных пунктов программы повстанцев: возвратить народу отнятые у него ценности и имущество, незаконно приобретенное батистовцами за счет общественной казны и в результате мошеннических комбинаций. Сюда входили наличные деньги, земля, сахарные заводы, скот, акции предприятий, жилые дома, гостиницы, драгоценности — все, вплоть до ночного горшка из серебра, принадлежавшего самому тирану...

Только у бежавшего Батисты было конфисковано имущества на 30 миллионов долларов. Имущество диктатора, записанное на подставных лиц, тоже конфисковывали. Так произошло, например, с тремя сахарными заводами и железной дорогой американской компании «Гуантанамо шугар компани», когда было доказано участие в этой компании капиталов Батисты. Революционеры конфисковали также предприятия «империи» братьев Хиджисов — американских граждан, магнатов кубинской текстильной промышленности, действовавших в тесном контакте со свергнутым тираном. Аналогичная судьба постигла и собственность миллионера Барлетты, включая принадлежавшую ему газету «Эль Мундо». (Примечательно, что «большая пресса» США тотчас выступила против «атаки на свободу печати», но ни словом не обмолвилась о жульничествах миллионера, послуживших причиной конфискации его имущества!)

Тем не менее в роскошных особняках на Кинта Аве-нида — этой гаванской разновидности нью-йоркской Пятой авеню, да и на самой Пятой авеню происходящие события не вызывали особого беспокойства. Как известно, некоторые представители кубинской олигархии во время борьбы повстанцев в Сьерра-Маэстре вели двойную игру: не порывая с Батистой, они тайком помогали повстанцам. Эти прожженные политиканы и дельцы не сомневались, что в свое время получат немалые проценты на вложенный капитал и будут по заслугам вознаграждены за свой «патриотизм» и проницательность.