Кубинская олигархия и ее хозяева в Вашингтоне рассуждали приблизительно следующим образом. Верно, что фактическая власть находится в руках Повстанческой армии, которую поддерживают народные массы. Но с другой стороны, существует правительство, в нем заседают политики, правые по своим взглядам, воспитанные в духе коллаборационизма и неверия в возможность освободиться от империалистического ярма. В профсоюзах еще сидят «люди Мухаля» — приспешники этого архиреакционного прислужника Батисты и монополий. Да и в самой Повстанческой армии имеются группы таких «революционеров», которые лишь прикрываются этим словом, а на деле представляют собой потенциальный резерв реакции и империализма. Так

что торопиться некуда. Правительство Миро Кардоны не проявляет особого рвения в осуществлении реформ, а крупные предприниматели уже начали исподволь проводить саботаж с целью оказать давление на правительство и вызвать недовольство в народе...

Но, как показали последующие события, враги кубинской революции, действовавшие исподтишка и делавшие главную ставку на «своих людей» в правительстве Миро Кардоны, жестоко просчитались. Революционные мероприятия, которые начала осуществлять Повстанческая армия «снизу», пришли в непримиримое противоречие с политикой, проводимой Миро Кардоной «сверху». В результате 16 февраля 1959 года Кардона вынужден был выйти в отставку !, и премьер-министром стал Фидель Кастро.

Политический нарыв

Уже первые экономические мероприятия правительства, возглавленного Фиделем Кастро (обуздание спекуляции, снижение цен на медикаменты и основные продукты питания, а также снижение квартирной платы на 30—50 процентов), привели в бешенство крупных кубинских домовладельцев, латифундистов, ростовщиков. Встревожились и американские финансисты; ведь теперь угроза нависла над их интересами.

Первой монополией, по которой был нанесен удар, стала «Кубинская электрическая компания», принадлежавшая янки и субсидировавшаяся «Америкен энд фо-рин пауэр корпорейшн». Эта компания обкрадывала кубинцев самым беззастенчивым образом. Возмущенное ее злоупотреблениями, население потребовало провести расследование. Правительство ревизовало бухгалтерские книги компании и обнаружило огромную разницу

1 Заявив на заседании кабинета 16 февраля, что он подает в отставку, Миро Кардона и его группа рассчитывали, видимо, оказать соответствующий нажим на президента Уррутиа и заручиться его более решительной поддержкой. Но Уррутиа неожиданно для Миро Кардоны ответил, что принимает его отставку. Это прозвучало как гром среди ясного неба. «Миро Кардона схватился за голову и выбежал из зала заседаний с криком: «Они приняли мою отставку!..»» — описывал впоследствии эту сцену Фидель Кастро.

между стоимостью издержек и прибылями; компании пришлось немедленно снизить тарифы на электроэнергию на 30 процентов.

Такая же судьба постигла и «Кубинскую телефонную компанию» — филиал «Америкен телефон энд телеграф компани». Причем ей не помогло даже заступничество нового посла США в Гаване Филиппа Бонсала, сменившего на третий день после победы революции слишком скомпрометировавшего себя Эрла Смита.

Как свидетельствовали документы, обнаруженные после победы революции в канцелярии американца Эдмунда Честера, осуществлявшего посреднические функции между кубинским диктатором и иностранными монополиями, «Америкен телефон энд телеграф компани» добилась в свое время разрешения повысить свои тарифы, уплатив за это Батисте 3 миллиона долларов. Ненависть кубинцев к обиравшей их компании янки была столь велика, что 1 января, узнав о бегстве диктатора, народ начал разносить будки телефонов-автоматов.

Когда в Гаване появился новый посол Соединенных Штатов, кубинские и другие обозреватели в первую очередь обратили внимание на его давние и весьма тесные связи с «Америкен телефон энд телеграф компани». «Новый посол Филипп Бонсал, вероятно, один из наших самых способных дипломатов; но зачем, по существу говоря, его послали туда? — писал в журнале «Нейшн» (номер от 31 января) известный обозреватель по латиноамериканским проблемам Карлтон Биле.— В течение большей части своей жизни Бонсал был сотрудником этой же самой телефонной компании, которая находится сейчас под огнем критики».

Вскоре после приезда Бонсала в Гавану в кубинской столице разразился скандал: из государственных архивов исчезли многие документы, касавшиеся отношений «Америкен телефон энд телеграф компани» с Батистой. «Даже если Бонсал будет действовать самым честным образом,— комментировал эту историю Карлтон Биле,— кубинская печать скоро начнет распинать его, и отношения между двумя странами опять ухудшатся. Это еще один большой промах Даллеса».

Но было ли назначение Бонсала «промахом» государственного секретаря США, если учесть, что сам

Джон Фостер Даллес состоял крупнейшим пайщиком американской монополии «Франсиско шутар компани», орудовавшей на Кубе? Конечно же нет. Это была сознательная политика, тем более что Филипп Бонсал отнюдь не собирался действовать «самым честным образом».

При первой же встрече с Фиделем Кастро американский посол попытался оказать на него грубый нажим с целью спасти «Кубинскую телефонную компанию». Фидель Кастро дал американскому послу достойную отповедь. Тогда-то, видимо, Бонсал и понял, что наступать нужно исподволь, с иных позиций, и посвятил свои основные усилия консолидации внутренней контрреволюции.

Примерно в те же дни на стенах и дверях особняков в богатых гаванских кварталах, на ветровых стеклах роскошных «кадиллаков» появились небольшие портреты Фиделя Кастро с надписями: «Спасибо, Фидель!»

«Это смешило меня,— рассказывал позже сам Фидель Кастро в беседе с известным аргентинским писателем и публицистом Альфредом Варелой,— смешило, потому что я отдавал себе отчет в том, что произойдет потом, и не принимал это всерьез. Еще несколькими годами раньше я говорил, что ни одна революция не может быть хорошей для всех. И я знал, что это «спасибо» отражало надежду определенного круга лиц, которые рассчитывали, что революция не будет революцией, что она ограничится всего лишь сменой правительств, отстранив от власти одних и поставив других».

Как и следовало ожидать, первые же мероприятия Революционного правительства отпугнули крупную буржуазию. «После опубликования закона о снижении квартирной платы,— продолжал Фидель Кастро,— с автомобилей крупных домовладельцев исчезли слова: «Спасибо, Фидель!» — и основная масса домовладельцев перешла в лагерь врагов революции».

Поначалу контрреволюционеры пытались оказать давление на правительство с помощью реакционных газет «Диарио де ла Марина», «Авансе», «Пренса либре» и передач по радио и телевидению (большая часть средств информации еще находилась в руках старых владельцев). Сначала осторожно, намеками, а потом нагло и открыто они «предупреждали» правительство о «тяжелых последствиях», которые могут повлечь за

собой «демагогические», «безответственные» мероприятия. Эти действия внутренних врагов неизменно совпадали с антикубинскими шагами Вашингтона. В результате каждое мероприятие Революционного правительства наталкивалось на сопротивление грязного союза внутренних и внешних врагов кубинской революции.

Закон об аграрной реформе, подписанный 17 мая 1959 года, вызвал бурю в Вашингтоне. Если настоящие революционеры считали аграрную реформу «необходимой хирургической операцией», без которой нельзя оздоровить национальную экономику, то пресса и телеграфные агентства США (в частности, «Нью-Йорк тайме»), наоборот, злобно называли закон об аграрной реформе «драконовским». Если Революционное правительство предлагало в качестве компенсации за экспроприируемые земли облигации сроком на 20 лет и с выплатой по ним 4,5 процента годовых, то американские монополии требовали выплатить им компенсацию наличными. Если Фидель Кастро заявлял, что Революционное правительство согласно выплатить наличными, но при условии, чтобы США вернули Кубе сотни миллионов долларов, украденные членами правительства Батисты, то в Вашингтоне об этом и слышать не хотели...