сразу завоюет весь факультет, либо потеряет веру в свою поэзию, в избранный им путь.

56

То был тревожный вечер для Идалины, подруга, такой же, как твои вечера, когда ты

беспокоишься за мою судьбу. Вернется ли поэт с огорченной душой, потому что

огненные слова его не будут поняты? Или он вернется со славой, станет еще

прекраснее, чем раньше?

Сердце подсказывало ей, что если он победит, то она будет принесена в жертву. Его

увезут далеко, ей придется уйти из его жизни. Но что с того? Дело не в ней. Дело в нем,

в Кастро Алвесе, в его поэзии. Она это знает и все же не перестает трепетать: победит

ли он? Как и для всех, кто его любил, он был для нее дороже собственной жизни.

И ночь любви, которую он подарил ей, когда вернулся победителем, лишь укрепила

в ней уверенность, что он скоро уедет. Но ей останется радость оттого, что она была

первой возлюбленной Кастро Алвеса, что у нее на груди он отдыхал после своей

работы.

* *

В этот вечер триумфа поэта проводили домой не только его неизменные друзья. С

ними пришел небрежно одетый, странный молодой блондин, худой, с запавшими

глазами, страдальческим лицом и вздрагивающими руками. Друзья Кастро Алвеса

уделяли этому юноше особое внимание. Да и сам Кастро Алвес, казалось, был

очарован тем, что находится в его обществе, принимает его у себя дома, беседует с

ним.

Этот молодой человек, который впоследствии приходил сюда много раз, был

Фагундес Варела1. Каст

*

1 Луис Николау Фагундес Варела (1841—1875)— бразильский поэт-лирик,

последователь Мюссе и Байрона. В течение всей жизни подвергался преследованиям

со стороны сво-

57

ро Алвес считал его крупнейшим поэтом Бразилии. Они встретились впервые в ту

триумфальную ночь в Ресифе, и это была встреча двух поэтических тенденций, двух

течений, но это не помешало им стать друзьями, вместе расхаживать по городу, где

Кастро Алвеса еще почти никто не знал. Для юноши, которого ждала судьба народного

поэта, певца невольников, предвестника освобождения негров и пророка республики,

поэт из Сан-Пауло, с известным именем и с некоторой легендой, окружавшей его

личность, был олицетворением всего, что ему рассказывали о богеме Сан-Пауло. А

рассказывали о безумных оргиях студентов, о неделях, проведенных в публичных

домах, о похоронных процессиях на кладбище при свете факелов. Варела был вожаком

этих студентов и этих поэтов, одним из виднейших среди них. О нем поговаривали, что

его родной дом — таверна, что его лучший друг — это вино. Даже его путешествие в

Ресифе было удивительным. Он поехал по поручению отца, но, потерпев

кораблекрушение, застрял в Баие и посвятил себя одному из самых живописных видов

спорта — покупке попугаев, которых он прикреплял себе к поясу на шнурке. И когда во

время прогулок его уже не держали ноги — до такой степени он напивался, — над ним

летали попугаи. Это было невиданное зрелище для тихой Баии, такой не похожей на

столицу богемы Сан-Пауло. Потом он пришел пешком в Ресифе, но там не ужился.

Лучшее, что он нашел для себя в Ресифе, был домик Кастро Алвеса на улице Лима.

Ибо и для Фагунде-са Варелы Кастро Алвес представлял сильный соблазн. Это был

человек новой эры, который создал свою поэтическую школу, человек, который начал

воспевать негров, посвящать лучшие свои стихи невольникам. А лира Фагундеса

Варелы тоже не была безразлична к страданию черных *. Кроме того, открыто живя с

женщиной без «имени и чести», Кастро

57

их противников, но сумел извлечь из этого пользу, создавая волнующие песни

страдания. Им написаны поэмы: «Ноктюрны», «Песни глуши и города», «Песни и

фантазии», «Южные песни», «Золотисто-зеленое знамя», «Аншиэта» и др.

58

Алвес бросал вызов обществу. И по всему этому оба поэта относились друг к другу

с большим уважением; и каждый из них бережно относился к творчеству другого. Они

вместе мечтали, задумывали поэмы, строили планы мятежей, митингов, студенческих

бунтов. Декламировали друг другу свои новые стихи.

Когда Фагундес Варела уезжал, чтобы продолжить курс обучения в Сан-Пауло, он

оставлял в Ресифе истинного друга — Кастро Алвеса, оставлял полюбившийся ему

домик на улице Лимы с птицами и Идалиной. Все это вспомнил Кастро Алвес несколь-

ко лет спустя, когда писал поэму, вызывая в памяти образ пернамбукской девушки, и

эпиграфом к поэме он поставил стихи Фагундеса Варелы *:

Я жил в глуши, исполненный печали, И думал только о тебе одной. Казалось мне,

что все цветы увяли, Что целый мир, как я, объят тоской.

Ты подняла его в пыли дороги —

То был всего лишь брошенный цветок.

О, если б сердца муки и тревоги

Тебе, мой друг, я также вверить мог! *

* * *

Идалина не произнесет ни единого резкого слова и не сделает ни единого гневного

движения, когда он захочет уехать от нее. Ведь она знала, что ей не останется места в

его жизни. Она заполнила его дни, когда он только начинал свой путь в поисках славы.

Но его слава была слишком высокой для нее. Между чистой любовью Леонидии Фраги

и безумством страсти Эужении Камары Идалина возникла в его жизни как первое

большое любовное испытание. Она отдала ему силу своей молодости. И о ней он будет

вспоминать всегда, а в конце жизни посвятит ей стихи, зная, что она их поймет.

В доме на улице Лимы закрылись жалюзи, птицы перестали слышать воркование

возлюбленных.

Они ушли опять, закрыты окна. И дом по-прежнему стоит один. Лиан густых над

крышею волокна Висят, как сеть огромных паутин.

58

С влюбленной парою что нынче стало? Где он теперь и вместе ль с ним она? Их

позвала и за собой умчала, Как вольных птиц, волшебница весна!

Ибо в один прекрасный день, подруга, он почувствовал искушение посетить иные

места. И он уехал, покинул белый домик в предместье, покинул ради театров, где

царствовала богиня Эужения Камара. Идалина тоже не осталась здесь жить. Тщетно

искала она в других мужчинах пылкий голос своего поэта, жар его страсти.' Никто не

смог занять в ее сердце место Кастро Алвеса. И если она не рассталась с жизнью,

которая стала без него страданием, то лишь потому, что достаточно было ей вспомнить,

что он принадлежал ей, как сердце ее наполнялось миром и нежностью. Никогда она не

могла его забыть, он навсегда остался в ее сердце.

И на улице Лимы никогда уже больше не было радости. Даже птицы улетели, когда

возлюбленные покинули дом. Поэта позвала судьба, и он подчинился ее велению.

Скорее в путь! Дыханьем благовонным Весна пьянит сердца и вдаль зовет. Пришла

пора и птицам и влюбленным, Расправив крылья, начинать полет.

58

Кто ты, поэт? Иль только факел смрадный, Что освещает оргий пьяных зал? Иль ты

народу на дороге страдной Звездою путеводною сиял?

Огни святого Эльма1 покрывают

В грозу борта и снасти кораблей.

В разверстой бездне предо мной пылают

Огни грядущих бурь и мятежей.

Приклони голову к моему плечу, подруга, и я расскажу тебе о величии поэта, о том,

что возвысило его, что сделало его творчество бессмертным. Многие, подруга,

скрываются в башне из слоновой кости, бег гут от жизни и творят вне мира и вдали от

людей. Они не могут смотреть на повседневные страдания и нищету. Они убегают

потому, что сердца их трусли

1 Огни святого Эльма — светящиеся электрические разряды, возникающие на

верхушках мачт при приближении грозы.

59

вы, либо потому, что идут на службу к сильным мира сего, демонстрируя убожество

своего разума. Те, что становятся на сторону, врагов народа и фактически помогают