заграничный. Но физиономии - мое почтение -

Фёклы истые! И почти все они пьянствуют. Деревенские девицы! Это уж

оригинально несомненно. Окультуриваемся заметно. При всем этом бедность

вопиющая: избы валятся, соломой крытые, сосед соседа из-за 3 коп<еек> «бьет в

смерть»! В празд<ник> опасно из дома показаться: того и гляди, камнем голову

прошибут. Я иногда люблю общаться с народом, но здесь его заменяет хулиган.

Обхватить здешнюю молодку в порыве вдохновения, как я это делал в «Ивановке» и в

Новгород- ск<ой> губ<ернии>, я думаю - прямо от нее отправишься к Эрлиху!..

Здешняя баба - нарумяненный иуда. Но вот нет больше места, и поэтому я тебя целую.

Игорь.-

8

31 октября 1913 г.

Дорогая Лида моя!

Именно сегодня я решил писать тебе - спросить тебя кое о чем, и вот - получаю от

тебя письмо: целую за него, благодарю.

Ты, Лидочка, не думай, если я долго молчал, что я забыл тебя: ты чудесно

знаешь,что я тебя никогда не забываю и каждый день вспоминаю тебя, и это мне

приятно. А не писал давно оттого, что просто трудно было собраться как-то. Со дня на

день все откладывал. Завтра же высылаю Серг<ею> Ал<ексеевичу> «Златолиру», и вот

о чем мне хотелось тебя спросить: желаешь ли ты, чтобы я написал: «Посвящается Л.

Д. Рындиной», или же: «Лиде», или: «Нефтис моей». Это я говорю о всей книге.

Что же касается поэзы «Одно из двух», она не войдет в этот сборник вовсе, по той

причине, что сначала (в марте) она будет помещена в III альм<анахе> «Сирина» и,

следовательно, печатать ее раньше ее появления в названном издательстве я не могу.

Таким образом, моя Ли- дуся, она войдет в мой третий том («Виктория Регия»). Я рад,

57

что ты прочла «Гашиш Нефтис», но — нравится ли тебе?..

О Сологубах ты, конечно, уже все слышала, в свою очередь могу сказать, что

инициатором нашей размолвки я себя отнюдь не считаю; не поехал по следующим

причинам: 1) болезнь мамы, 2) неполучение аванса, 3) «бесписьменность», 4) угрозный

тон телеграмм его и ее: они угрожали... прекращением знакомства!.. Что же! я и

прекратил знакомство с ними. Не жалею, - слишком возмущен. Заискивать не рожден.

И ведь не акмеист же какой-нибудь, наконец, я! Против него ничего не имею: он

действовал под давлением. Ею прямо-таки возмущен. И дав

но уже. Короче: я доволен своему «освобождению». Я ликую, Лида! Пусть они не

забывают, эти Сологубы, что они «только Сологубы»... не более. Воображаю ее

«самочувствие». На письма ее не отвечаю. Лида, Лидия! ты отомщена! И уже давно все

шло к этому. За тебя мстить - сладостно! Но высшая месть - тебе весь сборник!

Грозово целую тебя, тобою проникнутый. Твое биение и во мне. Вечно.

Неизгладимо. Твой.

Возможно, что приеду после 15-го ноября в «Эстетику» (судя по словам Брюсова и

Шершеневича). Вскоре решится. Пиши скорее, не забывай. Пиши по поводу

посвящения немедленно. Завтра высылаю сборник без посвящения. Получив от тебя

инструкции, пришлю отдельный лист с посвящением. Ну, дорогая, будь благостна.

Игорь твой.

31

окт. 1913 г.

Почти ежедневно читаю в концертах, устал от триумфов, простужен.

Поклонницы. Цветы. Признания...

9

1913 г.?

Дорогая Лида!

Я всегда был и буду твоим истинным другом; никогда тебя не обижал, не оскорблял

даже мысленно; напротив — всегда и везде тебя защищал, даже гнев возбуждая в

некоторых; когда тебя критиковали при мне, всегда горячо протестовал и возмущался.

Письмо твое меня страшно, необыкновенно поразило, и целую неделю я проходил в

недоумении, сильно расстроенный.

Меньше всего видел и ценил в тебе женщину, несмотря на то, что ты очень красива

и интересна. Всегда чувствовал глубину твоей души, которую эти человечки не могут

познать. И вдруг ты говоришь чудовищные фразы, что я плюю на тебя и тому

подобное! В уме ли ты, Лида? Да на каком основании?! Все, что я делал, я делал

искренно и вдохновенно. И не отрекаюсь, и не отрекусь. Это ты не поняла меня, Это ты

видишь в моих письмах то, чего нет в них и быть не может. Итак, напиши же скорее

светлое письмо, все поняв и меня не осуждая, т- к., повторяю, я - хороший.

Игорь

7

февраля 1914 г.

7 февраля 1914 г.

Дорогая моя Лидочка,

я тебе очень давно не писал, хотя, конечно, ты всегда отлично знаешь, что я

постоянно с тобой, забыть тебя не могу и не хочу, всегда ясно и легко люблю тебя и

вспоминаю всегда. «Качалку» читаю в каждом городе первым своим номером, и все

остальное понятно.

ТУрнэ наше очень волнующее и все какое-то взволнованное. Спутники веселые, но

какие-то кошмарные... То мне уж очень славно, то уж весьма удручаюсь весь. И уж

очень одиноко.

Нет тебя, Лида, со мною: с тобою ж прозрачно и морево! Я часто и упорно жалею,

что ты только у Незлобина и связана с этим театром, - зачем? Разве не хорошо быть со

58

мною? делать себе большое, выдающееся по оригинальности амплуа, имя? разве не

хорошо летать из города в город, из толпы в толпу, от газеты к газете? разве не хорошо

«подвергаться овациям» и слышать себя выкликаемой тысячами молодых и

восторженно грозбвых голосов? Подумай только, Лида, свободная моя, надменная моя

Лида! Ты только сравни, только подумай! Отбрось все эти «соображения», все эти

«будущие преимущества». И со мною они возможны, и со мною ты будешь еще скорее,

еще удобнее выявить тебе себя, именно со мною, твоим послушным, тобою

любующимся. Ах, Лидия, это досадно, что ты думаешь иначе. Ах, Лидия, это «не так

уж очень» вдохновенно казалось бы! Но ты упорно, чувствую, не сочувствуешь мне в

моих планах. И кажутся они тебе - отчего? На каком основании? - карточными

замками. Ах, Лидия, совсем нет. Вот пример: беру из толпы (а не тебя, артистку с

именем) девушку, обыкновенную курсистку. Беру потому, что кажется мне она

талантливой. Да, сначала только кажется. И вот едем теперь. Что же? Везде — овации,

везде — триумф! «Эсклармонда Орлеанская!!!» - ревет зал, устремляясь к рампе. А ты

вдруг колеблешься. Я давно мечтал тебя пригласить, давно, но вспоминая некоторые

твои «соображения по поводу столичных сцен » и... не трогал тебя, - все равно

безнадежные попытки. Но как ты теряешь! Как ты теряешь! Как теряешь! Вот право же

иногда: «поменьше здравых рассуждений» - только повредить могут. А тут даже с

рассуждениями дело обстоит благополучно. Да, ты не проиграла бы, не прогадала бы.

Ну, пиши до 14-го на Симферополь, Таврич<еской> губ<ер- нии>, Долгоруковская 17,

Влад<имиру> Ив<ановичу> Сидорову (для меня).

Беру тебя за подбородок, губы в губы. Жарко и нежно.

Твой Игорь.-

11

6

августа 1914 г.

Мыза «Ивановка»

6 авг. 12 ч<асов> н<очи>

Лида, друг мой всегдашний! Ты возмутительно долго не писала, ты, обманщица: ты

не приехала в «Тойлу», и ты даже не собираешься сюда, хотя я, - да и Е<лена>

Я<ковлевна>, - ждем тебя, как и раньше. И не говори, пожал<уйста>, 4то нельзя тебе

— и теперь еще только август, только его напало, и делать тебе в твоей «Малаховке»

положительно непего. Из Германии, — pardon за выражение, — вернулась ты давно,

следовательно, успела уж упиться своей «Малаховкой» всласть... А здесь, уверяю тебя,

недурно. Я занимаю 6 больших комнат дворца, кухню, 4 кладовки и веранду. 2 хода.

200-летний парк с кедрами, пихтами, грибами, урнами, эстрадами. Дивная форелевая

прозрапная река. Мельница. Водопад. Тень Павла I везде и во всем. Работается

прекрасно. Много уже написал о войне, пепатаю в «Дне». Кстати, полупил ли Сергей