13

трагизма действительности в «бомонд» и «иностраны» остро и глубоко передавали

чувства современной Северянину интеллигенции. «В этот период, — вспоминала Е. Ю.

Кузьмина- Караваева, — смешалось все. Апатия, уныние, упадничество — и чаяние

новых катастроф и сдвигов. <...> Это был Рим времен упадка. Мы не жили, мы

созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не

24

Бабигева Ю. В. Аще не умрет... Игорь Северянин // Игорь Северянин.

Классические розы. Медальоны. М., 1991. С. 5, 14.

25

П<ильский П.> «Ни ананасов, ни шампанского» //Сегодня. 1931. 15 сент.

боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в

жизни вялы и бездейственны»26.

В августе 1913 г. Северянин пишет Брюсову: «Какое отчаяние вокруг! Какая

безнадежность! Возможность процесса Бейлиса, ежедневные катастрофы, Балканская

гнусность, чума в Новочеркасске, кубофу- туристы...».

Позже, за несколько дней до объявления войны, отдыхавший в Эст- ляндии в

приморском поселке Тойла Северянин откликнулся стихами на убийство австро-

венгерского эрцгерцога Фердинанда: «Германия, не забывайся! Ах, не тебя ли сделал

Бисмарк? <...> Но это тяжкое величье солдату русскому на высморк!» Этакой рифме

позавидовал бы и Маяковский, сочинявший осенью 1914 г. патриотические плакаты

(«Немец рыжий и шершавый...») в издательстве «Сегодняшний лубок».

Северянина осуждали за это проявление чувств (Брюсов назвал стихотворение

«отвратительной похвальбой»). Неожиданно политика вошла в соприкосновение и,

более того, в противоречие с главным лозунгом Северянина — «Живи живое!» Цикл

военно-патриотических стихов составил половину раздела «Монументальные

моменты» в сборнике «Victoria Regia» (1915) — тринадцать произведений, написанных

в период с июня по октябрь 1914 г. Но современники упрекали Северянина в «квасном

патриотизме», цитируя вырванные из контекста строки: «Когда отечество в огне, / И

нет воды, лей кровь, как воду... / Благословение войне!» При этом совершенно

игнорировались две начальные строки, задающие смысл стихотворения:

Я не сочувствую войне,

Как проявленью грубой силы... (1, 56).

В стихотворениях «Поэза о Бельгии», «Начальники и рядовые» (опубл. в 1922 г.)

возникают мотивы Мирры Лохвицкой - боль и сочувствие жертвам войны:

Они сражаются в полях,

Сегодня — люди, завтра - прах.

Возражая свои критикам, Северянин написал иронический «Мой ответ», последняя

строфа которого только усилила нападки на поэта:

- Друзья! Но если в день убийственный Падет последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин! (1, 553).

26

Цит. по: Александр Блок в воспоминаниях современников. М„ 1980. Т. 2. С. 62-

63.

На волне всеобщего подъема в дни февральской революции Северянин написал

цикл стихов «Револьверы революции» (он будет опубликован только в сборнике

«Миррелия» (Берлин, 1922). В примечани автора говорилось, что рукописи пропали в

Москве в феврале 1918 г. и были восстановлены по памяти через год в Тойле).

Несправедливо забытый цикл открывается стихотворением «Гимн Российской

республики» («Мы, русские республиканцы...»). Исполнены национальной гордости

стихотворения «Моему народу», «Все - как один»:

Народу русскому дивитесь:

Орлить настал его черед!

14

К лету 1917 г. настроение поэта переменилось: «Искусство в загоне... Что делать в

разбойное время поэтам... Мы так неуместны, мы так невпопадны». Октябрьская

революция отразилась в «Поэзе скорбного утешения» и «Поэзе последней надежды», в

контрастах увиденного «злого произвола» и веры в «глаза крылатой русской

молодежи»: «Я верю в вас, а значит — и в страну». Это была политическая лирика в

полном смысле слова. «Сверкает в руках револьвер!» - аллитерировано не хуже, чем

год спустя у Маяковского: «Ваше слово, товарищ маузер!»

Путь к вечным розам

Еще в конце 1917 г. Северянин вместе с больной матерью поселился в Эстонии в

поселке Тойла, где бывал начиная с 1912 г. Отсюда в феврале 1918 г. он приехал в

Москву на вечер избрания «короля поэтов». После заключения Брестского мира и

получения Эстонией независимости Северянин оказался в эмиграции.

Изоляция Северянина на некоторое время нарушилась, когда он смог осенью 1922 г.

приехать в Берлин. Впервые после пятилетнего перерыва Северянин встретил своих

знакомых — художника Ивана Пуни, Ксению Богуславскую, актрису Ольгу ГЪовскую,

поэтов Владимира Маяковского, Андрея Белого, Владислава Ходасевича, Бориса

Пастернака и др. Он посещал берлинский Дом искусств, созданный по аналогии с

петроградским. Поэт даже выступал в советском торговом представительстве на

праздновании 5-летия Октябрьской революции и болгарском землячестве.

В Берлине вышли книги Игоря Северянина: «Менестрель» (1921), «Миррелия»

(1922), «Падучая стремнина: Роман в 2-х частях» (1922), «Фея Ею1е» (1922), «Трагедия

Титана. Космос: изборник первый» (1923), «Соловей: Поэзы, 1918 год» (1923). Две

последние книги опубликованы в издательстве «Накануне». Маяковский и Кусиков

помогли Северянину заключить договор с этим издательством на 4 сборника.

Но вышли только два, так как вскоре ввоз книг в Советскую Россию был запрещен,

тиражи упали, и объявленные еще две новые книги Северянина, среди которых

«Царственный паяц», так и не вышли.

В воспоминаниях И. Одоевцевой сохранился рассказ Северянина об одной из

встреч в Берлине с А. Н. Толстым: «А мерзавец Толстой в ресторане “Медведь”,

хлопнув меня по плечу, заголосил, передразнивая меня: “Тогда ваш нежный, ваш

единственный, я поведу вас на Берлин!” — и расхохотался идиотски во всю глотку и

гаркнул на весь ресторан: “Молодец вы, Северянин! Не обманули! Сдержали слово —

привели нас, как обещали, в Берлин. Спасибо вам, наш нежный, наш единственный!

Спасибо!!” — И низко, в пояс, поклонился»27.

В сборнике «Соловей» сохранились черты первоначального замысла -- «Поэмы

жизни». Так, начальное стихотворение «Интродукция» и заключительное — «Финал»

подчеркивают единство композиции произведения и особенности его «раздробленного

сюжета». Многие стихи определены автором как «главы» более крупного

произведения, они сюжетно связаны («Тайна песни», «Не оттого ль?..», «Чары

соловья», «Возрождение») или развивают последовательно одну тему («Сон в

деревне», «Трактовка»). Более того, стихотворение «Высшая мудрость» было ранее

опубликовано в альманахе «Поэзоконцерт» (1918) под названием «Поэма жизни:

Отрывок 28-й». Оставляя замысел поэмы неисчерпанным, Северянин в стихотворении

«Финал» пояснял: «Поэма жизни — жизнь сама!»

В рецензии А. Бахраха говорилось, что Северянин «во время оно закончил делать

свое, ценное. Ныне регресс превратился в падение. <...>. Все те же надоевшие нюансы,

фиоли, фиорды, фиаско, рессоры, вервена - Шопена, снова то же старое, затасканное

самовосхваление: “я - соловей, я так чудесен”...» По мнению Бахраха, «времена

меняются, земля вертится, гибнут цари и царства... а Игорь Северянин в полном и

упрямом противоречии с природой безнадежно остается на своем старом засиженном

15

месте <...>. Открываешь книгу, и просто не верится, что на ней пометка “1923”».

Несмотря на то что с момента написания книги до ее издания прошло пять лет,

рецензент воспринимал стихи в издании 1923 г. вообще как анахронизм: «Северянина-

поэта, подлинного поэта, было жалко. От Северянина-виршеслагателя, автора книги

поэз “Соловей”, делается нудно, уныло»28.

Совсем иначе расценивал стихи этого периода эстонский поэт, затем профессор