прибыл и сам. Но пока войско собралось, наступил ноябрь. Прошел срок платежа

жалованья. Жолнеры стали требовать уплаты, иначе отказывались от службы и грозили

составлять конфедерации. Кроме жалованья, их волновала еще и другая причина:

многих из них за своевольства и бесчинства требовали к суду; придираясь к

жалованью, они хотели, чтобы за то, что они согласятся ждать, им дали экземпты, т.-е.

изъятия от суда. Весть о таком беспорядке в польском войске придала бодрости

русским. Скидан, называя себя опекуном всей Украины, продолжал рассылать во все

стороны универсал за универсалом — и к народу, и к реестровым козакам, призывал

всех, кто только хочет быть товарищем, спешить как возможно скорее, и на коне и

пешком, добывать .прав и свободы против душманов ляхов, врагов веры. В Нежине,

старостве Потоцкого, русские составлявшие городскую стражу, отказали старосте в

повиновении, побросали свои знамена, привлекли к себе толпу соседних хлопов. и

ушли к Скидану. восстание охватило Вишневеччину — средину тогдашней

левобережной Украины, названной так от находившихся там имений, принадлежавших

князьям Вишневецким. В Полтаве организовался отряд под предводительством

Остранина; подобный отряд шел к Скидану из Гадяча. На правой стороне Днепра полк

Чигиринский, а на левой—переяславский первые из реестровых перешли на сторону

восстания. Остальные еще колебались: Скидан грозил им смертью, если они не

пристанут к нему. Народное негодование уже постигало всякого, кто не сочувствует

общему делу. Но, с другой стороны, близость польского войска держала в страхе

правобережную Украину: 26-го ноября Потоцкий издал к реестровым универсал,

.приказывал ловить мятежников и самим присоединяться к войску. «Если же будет

иначе, — кончал он свой универсал,—то знайте, что ваши жены и дети погибнут и вы

сами падете под мечами войска его королевского величества». Когда польское войско

собралось в Паволочи, корсунский полк, устрашенный угрозами Потоцкого, прислал

изъявление покорности и готовности бить мятежников; но потом, когда услыхали

козаки, что в польском войске безладица, корсунцы перешли к Скидану и он назначил в

Корсуне раду на 29-е ноября. Белоцерковский полк сначала покорился, когда Потоцкий

прибыл в Белую-Церковь: козаки вышли к нему на встречу, кланялись до земли в знак

покорности. Потоцкий сначала по-начальнически накричал на них, а потом приказывал

склонять к повиновению Козаков других полков. По когда он уехал из Белой-Церкви в

Наволочь, белоцерковцы, ободренные слухом о беспорядке в польском войске, ушли к

Скидану. За ними киевский полк ушел к нему же по Днепру. Русские, полагая большую

надежду на безладицу, возникшую между поляками, стали роптать на Павлюка, зачем

он остается долго в Сиче и пропускает удобное время напасть на врагов. Назначенная

Скиданом в Корсуне рада была нестройная, шумная и притом на нее явилось немного,

кричали против Скидана и Павлюка. Скидан ушел из Корсуна в Мошны и оттуда 4-го

декабря пустил еще универсал в таких выражениях:

«Карп Скидан, полковник и опекун всей Украины. Панам молодцам, «черни войска

запорожского, товарищам и братьям моим милым, даю вамъ

89

знать, что я послал вас звать на корсунскую раду, но увидел, что вас мало

послушных. Теперь, зная, что ляхи наступают войною п на веру нашу, и на вольность

нашего войска, приказываю под смертною казнью, чтобы все и пешие и конные

поскорее собирались в Мошны давать отпор бездушным неприятелям нашимъ».

Со дня на день ожидали русские Павлюка с нетерпением и начинали уже терять

надеясду, поговаривали даже, что Павлюк не придет, а останется в Запорожье; но

Павлюк наконец явился с запорожцами. Причина его медленности объяснилась. Он

сносился с крымским ханом, которому оказал недавно услугу, и умолял его подать

помощь козакам, но хан отказал козакам и сообщил о том польскому правительству,

выставляя этим свое доброжелательство к Речи-Посполитой. Таким образом, Павлюк,

ожидая ханского ответа, действительно пропустил драгоценное время, когда польское

войско страдало неурядицей и легко было, напавши внезапно, побить его. Потоцкий,

между тем, утишил волнение между своими жолнерами, убедил их ждать жалованья

три недели, и когда они успокоились, выступил с войском в Корсун. Оставшиеся там

жители изъявили перед поляками покорность. По украинским известиям, жолнеры

опустошали п предавали поруганию церкви, умерщвляли жен и детей, приставших к

мятежу. «Все это хлопская неправда», говорили после поляки о таких известиях.

Потоцкий, прежде чем расправляться оружием с мятежниками, написал к ним

универсал, где убеждал их сжалиться над собственною кровью, опомниться, просить

прощенья и пощады, пока еще остается время и возможность получить милосердие от

короля. «Мои просьбы,—писал после того Потоцкий,—не смягчили их упрямства..

Они более верили универсалам Скидана, которые летали повсюду один за другимъ».

Скидан на универсал Потоцкого отвечал ему так: «Козаки уже не дозволят более

выписывать себя, уменьшать свое сословие, да дурачить себя коммиссиями».—«Нечего

делать,—сказал Потоцкий, —кто слов не слушает, того побоями вразумляютъ».

Перед вечером 5-го (15) декабря польское войско перешло реку Рось через Шахнов

мост, направляясь к деревне Кумейкам. Передовой отряд, под начальством Лаща, в

числе тысячи пятисот человек отделился от главного корпуса войска и пошел вперед

для взятия языков. Он подходил к самым Мошнам, где стояло козацкое войско, схватил

там несколько языков, но один из его солдат перебежал к козакам и рассказал им, что

еще несколько польских хоругвей не успели примкнуть к своему войску и идут позади.

Павлюк, по этому известию, задумал обойти польское войско завладеть переправой па

реке Роси и перерезать путь задним хоругвям. Козаки всем табором пошли вслед за

Лащом, который поспешно присоединился к своему войску. Пойманные им языки

объявили, что у Павлюка и Скидана около двадцати тысяч и они дожидают к себе на

помощь с левой стороны Днепра еще ополчение под начальством киевлянина Кизима.

Пушек у них восемь.

По этим вестям Потоцкий приказал немедленно выступать. Польское войско

двинулось вперед табором, состоявшим из возов, поставленных в десять рядов.

6-го (16) декабря поляки увидали козацкое войско, которое заходило имъ

90

в бок. Кисель, русский по происхождению, православный по вере, не мог

удержаться от слез и воздыханий, увидя своих единоверцев и земляков. «Славные

люди!—говорил он:—как смело, как бодро идут на смерть! Зачем идут они на своего

государя короля и Речь-Посполитую, а не на врагов Христова креста!»

«Сегодня день русского Николая!—говорили некоторые:—св. Николай патрон

нашего гетмана. Счастливое предзнаменование!»—«Не могу долее терпеть хлопского

нахальства!» — сказал Потоцкий и приказал ударить на Козаков.

Хлопы зажгли деревню Кумейки: они думали, что дым будет беспокоить поляковъ

—и ошиблись: ветер дул на Козаков.

Стремительно бросилась на Козаков польская пехота грянули пушки, понеслось

пять конных хоругвей одна за другою, и во мгновение,—доносил после того Потоцкий,

— едва успеешь прочитать «Ave Maria» (радуйся благодатная Мария), поляки

прошибли козацкий табор в двух местах. Считая себя уже победителями, поляки

кричали: «Сдайтесь! Сдайтесь! Просите милосердия!» Хлопы в ответ им кричали: «Не

сдадимся ляхам! Один на одном свои головы положимъ». Часть козацкой конницы

тотчас убежала; польская конница погналась за нею, но не догнала, только некоторых

изрубила в погоне. Пешие русские из частей разбитого табора состроили теснейший и