Едва Дзик ушел на пушечный выстрел, как две тысячи выстрелов последовали за

ним на поляков. «Так-то,—замечает поляк-современник,— ни шляхетские титулы, ни

высокие достоинства, ни мысль об обширности владений панов не могли обуздать

холопьего упрямства, ополчившагося под предлогом вольности и сохранения жизни».

Козаки не думали унывать. Они дожидались с часу на час Скидана из-за Днепра и

вслед за ним других партий. Поляки также получили весть, что польный гетман разбил

партии мятежников на правой стороне Днепра, прибывшие к Киеву и, вместе с тем,

узнали о надеждах Козаков. Потоцкий и Вишневецкий, главные распорядители в

войске, отправили несколько хоругвей к Днепру, чтобы препятствовать приставать к

берегу русским партиям. Для этого достаточно было небольших отрядов, потому что,

стоя на берегу, поляки имели выгоды пред козаками, которые плыли но Днепру и

долягны были принимать выстрелы с берега. В то же время предводители решились

продолжать стычки с козаками в таборе, с надеждою взять его или, по крайней мере,

обессиливать до прихода польного. гетмана. Так шли дела до 20-го июня; поляки на

днепровских берегах всякий день уничтожали козацкия партии. Скидан, на которого

козаки полагали надежду, в сильной схватке с реестровыми был ранен, отправлен в

Нигирин и на пути попался в плен полякам; другие партии не доходили до табора: их

рассеевали, челны с запасами топили.

Наконец, козаки, услышав, что в польское войско скоро явится польный гетман и

приведет с собою свежее войско, нашли неудобным место, где они стояли; они ожидали

еще вспомогательных сил из-за Днепра: надобно было стать к реке поближе; козаки

снялись и в виду врагов двинулись на юг. Поляки напирали на них; козаки отбивались

от них искусно и храбро и шли оборонною рукою, как говорили тогда, к чести Гуни,

которому отдавали справедливость и неприятели. Так, наконец, они благополучно

дошли до устья Старицы, впадающей в Днепр. Здесь козаки поспешно окопались.

22-го июня вечером прибыл в польский обоз польный гетман с остальным

кварцяным войском. Он двинулсяза козаками и окружил нх табор, поставленный под

защитою болот и лесов. С тех нор много

103

дней не переставали стычки одна за другою. У поляков было больше средств, тогда

как козаки были отрезаны от сухопутья. По сторонам польские отряды нападали и

истребляли вооруженные толпы хлопов, спешивших на помощь осажденному русскому

войску, и не допускали в русский табор продовольствия. Русские терпели голод. Но

полякам также скоро стало несносно стоять над ними. По причине неурожая, уже

несколько лет поражавшего левобережную Украину, дороговизна была чрезвычайная;

был недостаток корма для лошадей и оттого много их пало; много жолнеров от плохой

пищи и беспрестанных трудов лежало больными, много было раненых. Эти

обстоятельства побудили польного гетмана написать к осажденным универсал: он им

предлагал милосердие, если они сдадутся.

15-го июля Гуня благодарил польного гетмана и, посылая своих послов, писал

между прочим так:

«Слезно и покорно просим вашу милость пана нашего милостивого оказать нам

милосердие и отпущение грехов, в которых мы были обвинены, а вместе просим и

того, чтоб нас оставили пользоваться древними нашими правами и вольностями,

дарованными нам от польских королей по силе кураковской коммиссии и

переяславской транзакции, дабы также, по совершившемся между нами примирении, с

нами не поступили так, как под Боровицею, чтоб не было измены и убийств, ибо хотя

мы сами там не были, но слыхали и видели множество членов, взоткнутых на колья в

разных украинских городах, чтб нам навеки памятно будет. По этой-то причине,

подвергая жизнь свою опасности, мы не прибегали к вашей милости; теперь же, когда

ваша милость прислали нам свое обещание, то мы просим покорно сжалиться над

нами: забудьте наши проступки, примите и введите нас в милость его величества в

таком же порядке для службы, как прежде было, и мы зкелаем оставаться без всякого

изменения прав наших и вольностей, а равным образом об успокоении нашей

греческой религии просим. А как нам сообщают, что ваша милость хотите нас оставить

в каком-то новом порядке, то мы просим объявить о том нашим посланцамъ».

Польный гетман, между тем, получил надежду на скорое прибытие свежих сил,

продовольствия и артиллерии с французским инженером Вопланом. Он объявил, что о

прежних правах речи нет, а козаки должны повиноваться конституции сеймовой. «Мы

не нарушаем ваших прав,—сказал Потоцкий,—но такова воля его величества и Речп-

Посполитой».

Несколько назначенных им коммиссаров приехали в козацкий табор со списком

конституции. Гуня дал знак, чтоб козаки были готовы на раду. Собралась толпа.

Очистился майдан. Полозкили бубны и бунчук и разостлали копну сена. Гуня посадил

поляков подле себя; подали хлеба, горилки, вареной рыбы. Гуня сперва выпил воды:

так следовало по козацкому обычаю. Потом пили горилку, и сам Гуня испил за здравие

польного гетмана и всего рыцарства. Когда убрали питье и еду, предводитель Козаков

встал и сказал толпе Козаков: «Паны молодцы! их милости принесли нам королевскую

волю!» Прочитали конституцию, толпа зашумела. Гуня, обратившись к коммиссарам,

просил повременить, пока усмирится волнение. «Будете плакать и жалеть,—сказали

коммиссары,—вы раздражаете такого доброжелательного пана».

Тогда польный гетман,—говорит дневник,—начал действовать по

104

примеру Перикла, опустошавшего лакедемонские жилища; он разослал отряды по

окрестностям и приказал истреблять русские селения, не щадя ни пола, ни возраста.

Узнавши об этом, Гуня написал польному гетману такое письмо;

«Видя вокруг нас невыразимые кровопролития, мы не можем разуметь прихода

вашей милости иначе, как только так, что ваша милость переправился чрез Днепр

против запорожского войска не для мирных сношений, а для того, чтоб всех истреблять

до конца, ибо, распустив отряды, которые • тешатся невинною христианскою кровью и

поступают с нами, как с неприятелями св. креста и злодеями, показываешь, что у вас

нет ни правды, ни страха Божия. Вы бы воевали уже с одним запорожским войском,

жертвующим жизнью, по воле Высочайшего Бога, за наши кровавые заслуги, но

оставили бы в покое несчастный народ, которого вопли и невинная кровь взывают о

мести к Богу и нас к тому же побуждают! За наши права и вольности, данные нам

издавна королями польскими, права, добытые саблею, а не чем-нибудь другим, и

теперь нарушаемые изменниками, мы готовы лучше умереть и один за другим

положить головы, чем довольствоваться таким договором, какой был под Еумейками.

Мы не желаем кровопролития; и чтоб нас никто не обвинял, мы не хотим биться с

вашею милостью; но кто будет на нас наступать, против того и мы будем обороняться.

Удостой, ваша милость, обойтись с нами так, чтоб это было согласно и с честью вашей

милости и без стеснения, как нас .самих, так и бедного невинного народа».

Польный гетман отвечал в тот же день:

«Давния ваши права вы потеряли чрез ваше своеволие и посягательство на

величество короля; но будете иметь такия права, какие вам даст РечьПосполитая».

Козаки опять написали:

«Хотим тех прав, какие имели прежде».

Гуня просил гетмана не доверять реестровым. «Воны хлиб-силь з нами иилы, и нас

зрадылы, то и вашу милость зрадять!» писал он.

С тех нор с высоких шанцев польские пушки палили в козацкий лагерь; пехота

беспрестанно возобновляла приступы; конница стояла на-готове. Поляки хотели

обессилить Козаков и истощить их пороховые запасы; козаки, с своей стороны, не