к колесу и заиграли на трубах и бубнах. Поляки бросились на них. Сражение

открылось с обеих сторон густою стрельбою, потом поляки атаковали козацкий табор.

Достойно замечания, что в этот день в польском войске отважнее и пламеннее

действовали реестровые козаки, еще недавно под Кумейками бившиеся за веру и

родину против поляков вместе с темй,-

7*

100

которые теперь опять ополчились под тем же знаменем. Реестровые были закрыты

гуляй-городинами—деревянным забором на колесах. Битва длилась целый день;

русские защищались с неослабным мужеством до темной ночи. Поляки оставили

нападение с тем, чтоб возобновить его на другой день.

Но солнце не осветило для них козацкого табора. Остранин отступил перед

рассветом через болото.

Поляки послали за ним в погоню отряд под начальством Гамицкого, который верст

за пятнадцать от Лубен напал неожиданно на русский отряд Путивльца, Мурки и

Рипки, шедших на помощь к Остранину. Русские, по обычаю, оцепили свои возы,

подняв оглобли в виде копий, и составили из возов табор. Поляки развернулись перед

ними кругом, начали палить на них из орудий, а гусарские хоругви пробивали табор

своими налетами. Русские защищались упорно целый день до ночи, но у них не было

воды; они ожидали, что Остранин подаст им помощь, а Остранин не выручал их.

Сделалось в таборе волнение. Решили просить у поляков мира и послали к Потоцкому

какого-то Васильевича. «Хотя вы недостойны никакого милосердия, — отвечали им,—

но вам даруется жизнь; выдайте своих старшинъ». И козаки, говорят современники,

оплакали своего Путивльца и других: «нехай твоя голова за вси наши головы!—

говорили они:—прощай, наш господарю!» Они выдали предводителей и положили

оружие. Тогда, несмотря на данное Потоцким обещание сохранить жизнь положившим

оружие, жолнеры бросились на них и перебили всех до единого. Злоба против русских

была так велика, что тогда не считали священными никаких обязательств, давных им, и

современный дневник, описывая это событие, находит поступок поляков очень

уместным, потому что иначе мятежники увеличили бы число вооруженного народа.

Поляки продолжали стоять обозом под Лубнами и дожидались свежих сил из-за

Днепра. К ним, между прочим, должен был придти князь Иеремия Вишневецкий с

своим войском.

Тем временем Остранин дошел до Лохвицы, потом до Миргорода, набрал там

пороху, который для него изготовили, повернул к Лукомлго на Суле ниже Лубен верст

за двадцать пять и там стал обозом, сильно окопавшись. Его силы значительно

увеличивались: из слобод на Хороле, на Пселе прибегали к нему жители; Роменщина

доставила ему несколько тысяч хлопства. Он высылал из своего обоза отряды, чтобы

захватить на Днепре переправы и не допускать к полякам новых сил. Скидан

отправился к Переяславлю; русские истребили паромы и всякия перевозные снасти,

захватили на правом берегу Днепра Ржищев, Трехтемиров, Стайки и Триполье. Другой

отряд, под начальством Нестора Бардаченка, отправился к Киеву. Поляки узнали об

этом и послали туда же другим путем реестровых Козаков, под начальством Захария и

Залесского. В Киеве в то время было войско Лаща и татары князя Корецкого. Русские

стали рубить и жечь байдаки и челны на Днепре, но с одной стороны на них ударили

реестровые, с другой лащовщики; Бардаченко с своими молодцами засел-было на

острове у Чартории, но его вытеснили оттуда; он уплыл вниз по Днепру и стал

переправляться на левый берег.

Услышал об этом Остранин, перешел на другую сторону Сулы и стал на Слепороде,

болотистой речке, между Яблоновым и Лубнами. Онъ

101

ожидал Скидана, который должен был придти из-за Днепра со свежими силами и

порохом, и отправил отряд под начальством Сикирявого к польскому лагерю набрать

вестей, захватить лошадей и, если можно, зажечь Лубны. Но в это время, 27-го мая (8-

го июия), прибыл в обоз Потоцкого князь Вишневецкий, и поляки двинулись на

Остранина к Слепороду. Остранин, не допуская к себе неприятеля, ушел опять к

Лукомлю. Между тем Сикирявый, поглядевши около Лубен,. воротился назад к

Слепороду, думая, что Остранин еще там, и наткнулся на табор реестровых Козаков;,

он счел этот табор за свой и прямо в него въехал; увидевши, что это неприятели,

Сикирявый обратился назад; реестровые бросились на его отряд, разогнали его, а

самого Сикирявого взяли в плен. Окольский говорит, что он имел славу чародея,

умевшего заговаривать оружие, и его взяли на дубе, куда он влез. Подвергнутый

допросу, он дал такое сведение: «Остранин думает бежать в московскую землю; он уясе

отправил в Белгород жену и детей; из-под Лукомля он два раза покушался уйти, да

чернь его не пускала».

После взятия Сикирявого поляки напали на русский отряд, вероятно, тот самый,

который был у Сикирявого; он засел в пасеке; русские защищались отчаянно, отбили

нападения и в глазах поляков пошли к Остранину; но другой отряд, как говорят поляки,

человек в тысячу, не так легко отделался от них: они загнали его в болото, вытаскивали

оттуда руссских по одиночке и рубили головы.

Узнавши о погибели Сикирявого и об усилении польского войска, Остранин хотел-

было идти па восток к московской границе, но чернь требовала, чтоб он вел ее вниз к

Днепру, на другой берег, где надеялись увеличения сил своих от присоединения к ним

тамошних русских жителей. Поляки переправились через Сулу у Лукомля по мосту,

оставленному козаками, и погнались за Остраниным. 14-го июня они догнали его под

Жовниным, слободою князя Вишневецкого. После упорной битвы, продолжавшейся

целый день, уже в сумерки поляки прорвали, табор, отняли у русских четыре пушки и

много возов с продовольствием. Тогда Остранин с частью конницы переправился

вплавь через Сулу и бежал. Полковники Кудра и Роман Пешта сомкнули табор наскоро

и заключили в него три польские хоругви, которые туда вскочили, но Вишневецкий

ударил на табор, три раза был отбит, три раза возобновлял нападение, и напоследок

прорвал табор и освободил заключенные в средине козацкого табора хоругви,

успевшие выскочить оттуда с значительным, однако, уроном.

Военное поприще Остранина здесь кончилось. Едва ли неудача в битве была

причиною его бегства. Прежние его подвиги под Голтвою и под Лубнами не

показывают в нем человека трусливого десятка, да и теперь козаки вообще не падали

духом. Вероятно, внутренния несогласия были причиною этого. Вслед затем козаки

избрали предводителем Дмитра Томашевича-Гуню и, быть может, соперничество с

этим другим вождем удалило Остранина. Гуня, как извещает дневник Окольского, еще

в феврале из Запорожья сносился с крымским султаном Калгою и именовал себя

гетманом, но потом, как нам известно, гетманом стал называться Остранин, после

Остранина же опять Гуня. Эти обстоятельства побуждают догадываться, что в ко-

102

задком войске господствовали партии и раздоры, и партия Гуни прогнала теперь

Остранииа, так как весною партия Остранипа, назвавшагося гетманом послеГуни,

одержала верх над последним.

15-го июня Вишневецкий принялся штурмовать козацкий табор.

Тогда русские послали сказать полякам, чтоб им прежде всего выдали Ильяша

Каранмовича и шесть старшин начальников реестровых Козаков, возвратили пушки и

знамена, взятые под Кумейкаии, и утвердили старшинами тех, которых они сами

захотят, а потом уже обещались толковать о прочем. Поляки послали к ним для

переговоров хорунжого Дзика.

«Если вы хотите милости,—сказал Дзик,—то зачем так упорно бьетесь с коронным

войском?»

«Как вашу милость зовут?»—-спросили козаки.

«Дзик!»—отвечал хорунжий.

«Иды-ж, Дзику,—сказали козаки,—и шчоб дзиковыня з тебе не було!»