– Конечно, солнышко! Я просто на седьмом небе от счастья! – я нисколько не лукавил. Я чувствовал, что готов сейчас подарить ей все, что она захочет – настолько велика была моя любовь к ней. Любовь, вызванная нашей спонтанной близостью, которая приходит, как внезапный тропический шквал, и опрокидывает, срывает и рвет на части. И еще долго ее жертва не в силах понять, что же произошло, и как такое могло случиться.

Я обнял Алену, поднял на руках, а потом перенес и вместе с ней сел на стул. Алена начала зябко подрагивать. В кабинете, признаться честно, было прохладно, и пока над нами властвовала страсть, мы не чувствовали холода, но когда она поутихла, вот тут погодные условия, как раз, и вступили в свои права.

Ничего не поделаешь, пришлось мне повторить свой цирковой номер по переноске обнаженной любимой девушки еще раз – теперь уже за ее одеждой, которая была свалена в кучу на краю стола, минуту назад бывшего нашей постелью. Получилось! Я вновь возвратился на кресло вместе со своей чудесной ношей и стал помогать Аленке одевать сначала бюстгальтер, а потом и блузку.

Впрочем, вся моя помощь в итоге свелась к нежным прикосновениям, мягким поцелуям и восторженным комплиментам, которые внезапно полились из меня бурным потоком.

Признаться честно, подобного красноречия я от себя не ожидал! И вряд ли мог бы предположить, что когда-то смогу так разливаться соловьем. Вот анекдоты – другое дело! А шептать девушке, что она буквально сводит меня с ума – такое со мной произошло в первый раз!

В перерывах между поцелуями в губы я говорил Аленке какие-то несуразности, и сам не понимал, что я такое несу. Несуразности были замешаны на любви, моем обожании и страсти – Аленка же от моих слов поплыла, как от крепкого вина. Я чувствовал, как она начинает мокнуть, и одновременно с нею я тоже начал пробуждаться к жизни.

Через пятнадцать секунд (ровно столько потребовалось, чтобы натянуть презерватив) мы опять слились с ней в одно целое – только теперь она сидела сверху, а я по мере сил направлял и контролировал ее ритм.

У меня были свободны руки, и я нашел им достойное применение. Аленкина грудь тянула меня, словно магнитом, я нежно, а иногда и чуть-чуть сильнее мял и целовал ее, потом переходил к спине и шее и возвращался обратно. И да, мне все-таки удалось продемонстрировать ей искусство эротического массажа – в то время как Алена была занята совсем другим.

Так что, вероятно, она не до конца осознала, что ее чувственные наслаждения дополняются еще и умелыми движениями моих рук, но это было неважно.

Наш темп был невысоким, и я имел все шансы продемонстрировать Алене сексуальный марафон. Вскоре я понял, что у нее слабеют ноги – ее движения стали порывистыми и немного скованными, так что пришлось нам менять позицию.

По нашему обоюдному согласию Аленка повернулась ко мне спиной, я обнял ее за грудь, немного нагибая вперед, и быстро вошел в нее сзади. Мой боец моментально отреагировал на новые вводные – он стал крепким, как дубинка в руках неандертальца, и хищно ощерил свою пасть, готовый издать горловые звуки и выплюнуть все, что накопил.

Аленка принялась громко стонать и резко двигаться назад и вперед, стимулируя меня на быстрое освобождение. Я же обхватил Аленкины бедра покрепче и начал насаживать ее, как мясо на шашлык, стараясь пронзить ее внутренности и добраться до самой Марианской впадины.

Сам себе я сейчас напоминал пещерного медведя, готового разорвать свою самку от страсти, я был великаном, я чувствовал биение горячего тела под собой, и этого было достаточно, чтобы в момент наивысшего наслаждения потерять голову.

Я издал звероподобный рев и забился в пароксизмах удовольствия, упав на спину Аленки и дергаясь всем телом. Финиш! Полет в космос! Покорение вселенной!

Чрез минуту я с трудом отлепился от нее и обессилено упал на стул. Даже в темноте мне были видны ее сияющие глаза, взгляд которых наполнял меня нежностью и благодарностью.

Я поднял руку, жестами приглашая ее к себе. Мой язык отказывался мне повиноваться, впрочем, как и руки, и ноги. Аленка села мне на колени, бедрами придавив моего труженика, которого, конечно, в ближайшие несколько часов подвигнуть на новые подвиги будет вряд ли возможно.

Да этого и не требовалось! Я чувствовал, что сегодня проявил себя с лучшей стороны. Да так – что и сам от себя не ожидал! И особенно, это касалось моего внезапного красноречия. Раньше я не замечал за собой потребности во время секса говорить кому-то страстные и нежные слова!

Но с Аленой что-то во мне поменялось. Мне хотелось любить ее не только физиологически, но и ментально, я жаждал шептать ей на ухо, сыпать комплиментами и завораживать речами.

И вдруг я отчетливо понял – это было наваждение! Глядя на себя со стороны и анализируя свое поведение, я чувствовал, что, наверное, это был не я – вернее, не совсем я, или же – непривычный для себя я. Я стал поэтом, я стал художником, скульптором, человеком от искусства, я творил, и моим материалом была Алена, которой я хотел открыть все оттенки плотского наслаждения!

Я нечаянно собрал целый мир, в котором я был творцом, и этот мир, повинуясь моему желанию, наполнил меня новыми способностями, раскрепостил меня и сподвигнул на невероятные открытость и чувственность! Я парил в облаках, и оттуда на меня снисходило что-то бесконечное, светлое и одновременно таинственное.

Всему виной была Алена! Именно через нее на меня шло вдохновение, оно принадлежало ей, и Алена была конечным его получателем! Я говорил ей то, что она желала услышать, я был просто проводником, металлом наполненным движением заряженных ионов. Я чувствовал, как частицы стремительно проносятся через меня и выплескиваются на Аленку, трансформируясь в нужные слова.

Мы с ней были, как одно целое, и наше слияние позволило нам достигнуть вершины заоблачного мира и познать настоящее наслаждение.

Зазвонил телефон.

– Вовремя! – подумал я и искренне улыбнулся, Я совсем забыл, что на складе сейчас кипит работа, и меня могли сорвать с места в любой момент. Было бы обидно!

– Алло!

– Борисыч, мы заканчиваем! – совершенно пьяный старший кладовщик Юра еле ворочал языком. Товар принимал его заместитель Сашка, который почти никогда не злоупотреблял алкоголем, зато Юра на правах командира формально руководил процессом. Грузчики и оставшиеся кладовщики вполне могли бы обойтись и без него, но он всегда оставался на ночные работы, чтобы:

– во-первых, получить сверхурочные,

– во-вторых, пообщаться в дружном коллективе,

– в-третьих, напиться до чертей.

Последнее у него получался особенно хорошо. Я не помнил ни одной трудовой ночи, чтобы к ее середине у Юры не подкашивались ноги, и он не начинал строить из себя профсоюзного лидера, ратующего за права складских работников – а заодно и приглашенных грузчиков.

Когда я только начинал курировать склад под руководством своего директора, в прошлом бывшего кадрового военного (ему оставалось до генерала совсем чуть-чуть, но тут развалился СССР, и вся карьера пошла прахом), у меня совершенно не было опыта, как вести себя с нажравшимся гегемоном. Который, к тому же, по пьяной лавочке постоянно лезет в драку.

Я мог за себя спокойно постоять (бывший мастер спорта по плаванию, потом – десять лет восточных единоборств в жестком стиле, плюс участие в мелкой полу-банде в начале девяностых), но радости от этого мне было мало. Разобьешь вот такому морду, и что потом? C работы увольняться? Или же пытаться уладить дело миром, выплачивая ему приличные отступные?

В общем, дилемма, которую я до поры до времени не мог решить. Пока директор не подсказал правильный выход. У него был громадный опыт общения с подчиненными (все-таки, бывший военный комендант Алма-Атинского гарнизона), и так, как он умел возить их мордой по столу, я, наверное, не смог бы научиться никогда.

Обычно, если кто-то провинился (например, один из водителей служебных автомобилей), он вызывал их всех вместе и начинал капать на мозги. Причем, не имело никакого значения, все они виноваты, или же только один из них: «Ты виноват? Отлично, отвечать будет весь коллектив!»