Жена опустилась на пол, сидела в неловкой позе, плечи ходили ходуном, слышалось утомлённое попискиванье, какое издаёт мышь под каблуком. Он сел перед ней на корточки, взяв за виски, ладонями развернул лицо. « Я боюсь!» - сказала она, снова зарыдав. Он тяжело вздохнул, ушёл к дверям, сорвал с антресолей спортивную сумку, понёс в спальню. Он поднял пуделя, тот быстро холодел, но ещё оставался мягким, похожим на спящего, а не мёртвого, положил его в сумку, пудель как раз уместился. Зажужжала молния. Край сорочки попал между зубцами. Он вырвал сорочку, оставив часть ткани в замке. « Ты уже не вернёшься?» - спросила жена. Он сгрёб выпачканную в кровь пуделя супружескую постель, бросил кучей в стиральную машину, включил. В мойке горой лежала немытая посуда. На столе стояли две жирные тарелки. Он набрал воды из-под  крана, крупными глотками выпил из чайной чашки. Взвалил на плечи сумку с мёртвой собакой, направился к выходу, по дороге налетел на черенок  садовых грабель, выпавших из стенного шкафа, выругался. « Оставишь меня?!» - спросила жена. «Закройся!» - бросил он, хлопнув дверью.

Он ехал в трамвае. Вокруг толкались люди, контролёры проверяли билеты. Никому не было дела, что у него за плечами труп. Он сошёл за Троицким мостом, решив закопать собаку, в скверике у Марсова поля.

В парке было достаточно многолюдно, и ему пришлось долго блуждать, делая вид, что гуляет.  Впрочем, со стороны сомнительно сходил он за гуляющего: огромная спортивная сумка за плечами, блуждающий, озирающийся взгляд, обыкновенный в поисках добычи бомж, а то и похуже. Прогуливающиеся пожилые женщины старательно обходили его, потом смотрели вслед. Собаки рвали поводки, заливались бешеным лаем, чуя совместный его с дохлым пуделем запах. Без привязи и намордника поджарый доберман подскочил, встал на задние лапы и тщательно вынюхал сумку. Он замер, терпеливо ожидая, когда хозяин заберёт хозяин. Доберман жалобно завыл, отбежал, лёг жёлтым брюхом в подтаявшую  прошлогоднюю листву. Владелец до побелевших пальцев натянул повод, чтобы заставить собаку встать. Оставшись, наконец, в обманчивом уединении, он достал из сумки маленькую садовую лопатку, принялся остервенело, торопясь пока никого нет, долбить промёрзлую землю. Почва подавалась плохо. За четверть часа он едва продвинулся на полметра. Ему чудились неопределённые силуэты за безлистными кустами. Вытащив мёртвую собаку, он положил её на край ямы, когда зазвонил мобильный.

- Да, я слушаю.

- Куда пропал? Тебе не дозвониться.

- Я сразу взял.

- Смотри, сразу!

Прижав плечом телефон к уху, он сбросил пуделя в яму. Орудуя лопатой, принялся быстро засыпать труп землёй и замороженными листьями.

- На Грибоедовском два трупа.… Лети пулей!

- Что там?

- Увидишь. Похоже на заказ.

Он закопал собаку, воткнул сверху лопатку. Мелькнула мысль, поставить крест или палку, чтобы заметить место. Он схватил ветку кустарника,  попытался сломать. Ветка гнулась, расщепилась, облезая корой, на две части до середины, но не подавалась.

- Что там у тебя трещит? Жрёшь что ли?

- Нет.

Сзади шумел кустарник, кто-то приближался.

- В воскресенье на рыбалку едешь?

- Конечно.

- Не  передумал?

- С чего?

- Мало ли что. Я поводки новые купил и мормышки классные.

Он встал. Из кустов вышли двое подростков. Они остановились, смотрели. Стряхнув землю, убрав лопатку, он пошёл с сумкой прочь. Оглянувшись, увидел, как подростки склонились над разрытой землёй. « Выроют пса, сволочи», - тупо подумал он.

До канала было рукой подать. Скорее добежать, чем ловить такси. Появился трамвай, он впрыгнул в него. Не садясь, держась за поручень, он всматривался в прохожих скользивших по тротуарам. Гул трамвая покрывал голоса, а он инстинктом ищейки, как  в криминалистической фототеке, ловил лица, поворачивал в фас и профиль, выглядывая потерпевших, убийц, истцов и ответчиков. Но не только он, и они - марионетки, разноцветные самодвижущиеся куклы, инстинкт жизни которых заставляет жить, в беспросветной повседневности борьбы за поиск маленьких радостей. Умственная жвачка опять попыталась захватить его.

- Папа?

Он вздрогнул. Голос прошептал за спиной. Три женщины смотрели на него.

- Я не узнаю,- пробормотал он.

Программу сбили. С работы надо было срочно переключаться на семью. С жертв, маньяков и заказных киллеров на выводок жён, дочерей, бабье царство, что хвостом таскал он по жизни.

Красивая статная молодая девушка с волосами чуть обесцвеченными «пёрышками» дружелюбно улыбалась и упорно смотрела на него. Он никогда не видел её, но по другой женщине, рядом,  тоже улыбавшейся, догадался, что обратившаяся претендует на его отцовство.

- Вы…в Питере?!- разведчиком осторожно спросил он.

- Мы уже давно здесь, - ответила за дочь, по-видимому, мама.

Ретушь её глаз пожирала бывшего мужа. Она сильно постарела, расползлась. По провинциальному неумеренно красилась, волосы вылезли от частых перекрашиваний. Сейчас она носила каштановое каре.

 - Я закончила историко-архивный в Москве. Восьмой месяц работаю в Эрмитаже. Мама ко мне в гости приехала. А это моя подруга, вместе со мной работает, - трещала девушка, по-видимому, всё-таки дочь.

Симпатичная девушка, очень похожая на дочь, такими вероятно делает одно поколение возраст, общая среда, подумал он, чуть наклонила голову:

- Соня,- представилась она.

- Соня, - удивился он. – Это то же самое, что Софья?

   Какая-то болезненная гримаса пробежала по лицу дочери.

- Нет, папа. Соня, она и есть Соня. Софья – другое имя.

- Просто у меня дочь-Софья, - растерялся он

- Ты имеешь в виду меня?- спросила дочь.

     Внутренне он залился краской:

- Я совсем забыл, что ты тоже Софья…

- Меня как звать, ты не забыл? – съязвила бывшая жена, бросая взглядами знаки, которые обкладывали его, как волка красные флажки. Он стал отшучиваться:

 -  Давайте я между вами стану и загадаю желание …

 -  Чтобы мы встретились и посидели в нормальной обстановке, - сказала жена.

 -  Вот мой телефон, - протянул он дочери визитку.

Показался канал. Сразу за собором стоял шестисотый « Мерседес» и джип «Тойота» сопровождения, вокруг милицейские машины с включёнными мигалками, толпа зевак.

- Что это ты с сумкой? – бывшая жена кивнула на спортивную сумку у него за плечом, где раньше лежал мёртвый пудель. – В гастроном собрался?

- Ой, папа, ты весь в пуху, - дочь сняла с него комки чёрного собачьего меха. Он поглядел на ботинки, выпачканные в земле.

- Мне выходить.

- Папа, не забудь, как тебя самого зовут, - крикнула ему  дочь вслед.

Он бежал на место происшествия. « Ну и ну, - подумал он. – Назвал двух дочерей одним именем! »

« Тебе, Валера, действительно сильно в голову надуло, сколько раз говорил, не ходи без шапки…»- Данила склонился над трупом жертвы с оторванными ногами. В тазобедренном суставе обрубки утянули жгутами, но кровь всё равно сочилась, омывая бурое мясо и раздробленные белые кости с розовым костным мозгом.

С гладким, как бильярдный шар, черепом, криминалист вытащил из мышцы убитого взрывом киллера осколок бомбы, посмотрел на свет глазами затянутыми намечавшимися бельмами. Разрезая трупы, сам он смертельно боялся операций:

- Назвать двух дочерей одним именем – это сильно. В честь мамы называл?

       Валерий подошёл к парапету и рассеянно посматривал то на клокочущую воду канала, то на задержанного раненого киллера. Согнувшись,  киллер лежал на боку у колеса « Мерседеса». Содрогаясь от боли и холода, он вертел кистями в наручниках, пытаясь найти удобное положение.

- Когда мы расстались, дочери ещё не дали имя,- пробормотал Валерий. - Бывшая супруга назвала в свою честь…

- Честь?! – сказал криминалист.

- Заткнись, ущербный! – оборвал его Данила.

    Подошёл человек в форме майора.