Окна в будке были разбиты, дверь перекошена. Несколько дней назад, когда здесь отключили подачу энергии, находившиеся в ней охранники не имели никаких шансов уцелеть. Энергетическое поле исчезло, и две сотни заключенных оказались на свободе. Некоторые попытались спастись бегством, другие взобрались по лестнице к будке и протаранили дверь. Охранников избили, используя подручные средства, а потом сбросили вниз, где они и нашли свою смерть.

Специально посланная команда выследила и окружила большинство беглецов. Но несколько человек остались на воле и до сих пор скрывались в туннелях и пещерах. Насколько помнил Очакас, все они имели самые длинные «послужные списки».

Камера находилась в центре пещеры. Она напоминала большую проволочную клетку, разделённую на крохотные кельи, а окружавший ее барьер в два раза превосходил рост самых высоких обитателей.

Энергетическое поле по-прежнему не функционировало, а потому заключенные находились не в «кельях», а толпились между ними. Увидев мазуков, вся эта масса отхлынула, освободив таким образом место для новичков. Очакаса и его спутников затолкали внутрь, и генералу вдруг показалось, что пространство за воротами весьма похоже на арену.

Пока мазуки, подсвечивая себе фонариками, закрывали ворота, заключенные стояли, молча изучая пополнение. Очакас успел рассмотреть несколько лиц. Усталые, небритые, грязные и… ухмыляющиеся.

Тот, который заговорил после ухода охранников, был на голову выше самого генерала и чуть ниже мазука. Серая роба, потертая на коленях и локтях, линялые цифры личного номера, выбитые на правом плече, и нашивка с именем «Форос».

— Ну, ну, сам генерал! Как приятно, что вы соизволили присоединиться к нам, сэр. Добро пожаловать в Правительственный Дом для Несчастных Граждан. Нам всем очень не хватало вас. Надеюсь, вы по достоинству оцените его удобства, — он широко развел руками, — и назовете своим. — После этого великан слегка тряхнул головой.

Человеческая петля затянулась, крепкие и цепкие как крючья, руки схватили Очакаса, стиснули, сорвали рубашку. Натиск толпы заставил его отступить назад, прижаться к металлической сетке.

Вожак шагнул ближе и давление на генерала ослабло. Очакас попытался отыскать взглядом членов своей команды. Вытянув шею, он привстал на цыпочки и повернул голову вправо. Его друзья стояли на коленях чуть поодаль, схваченные десятками озлобленных людей.

Форос остановился, покачиваясь на мысках, перед Очакасом.

— Ну что, как поступим с нашим дорогим генералом? Какую казнь выберем для него?

— Послушай, давай забьем их до смерти, — прорычал кто-то над ухом Очакаса, — так же, как и охранников в будке.

— Нет, это слишком долго, — проворчал другой. — Уж очень он жирный.

— Можно было бы повесить. Прямо на клетке. — Чьи-то руки принялись срывать ремень. — Отличный поясок, как раз для его веса. Кто-то вынул самодельный нож, изготовленный из металлической тарелки.

— А мне нравится, как это делают мазуки. — Холодное острие укололо генерала в горло, где до сих пор саднила царапина, оставленная мазукским кинжалом. — Они начинают отсюда и…

На Очакаса это не произвело никакого впечатления. Он даже не пошевелился. Ему казалось, что он весь окутан едким запахом грязных тел, в котором смешались пот, моча, тухлое дыхание нечищенных ртов, что сейчас он растворится в нем, но генерал все же не отвел взгляд.

Теперь Форос смотрел на него почти задумчиво.

— Любопытно, — сказал он, — как могло случиться, что командующий межсистемными операциями, один из ближайших прихвостней Генерала Сектора, лишился милости и оказался здесь?

— Генерал Сектора мертв, — ответил Очакас.

Форос удивленно вскинул брови.

— Но ведь не ты же прикончил его, — сказал он после короткого раздумья. — Если бы так, то ты остался бы там, наверху, и руководил спектаклем. — Великан наклонился. — Так кто же это сделал, генерал? Кто теперь Самый главный?

— Мазуки, — бросил Очакас.

Лохоже, Форос не ожидал такого ответа. Он выпрямился, а гнусная ухмылка на его лице сменилась гримасой недоверия.

— Им требуются люди-рабы, — пояснил Очакас. — У нас есть основания полагать, что они готовятся обратить в рабство все население Иссела.

Великан откинул голову назад и рассмеялся. В его смехе звучала горечь.

— А ты не сказал им, что они опоздали, а, генерал? Что рабов на Исселе хватает и без них? Уже тридцать лет здесь процветает рабство.

Очакас промолчал, а Форос еще долго и пристально смотрел на него, слегка прищурясь.

— Отпустите их, — вдруг приказал он и, заметив, что не все ему повиновались, заорал: — Ну! Я сказал, отпустите!

Потом он подождал, пока его люди, ворча под нос, отойдут, и снова обратился к генералу:

— Милости просим, генерал. Становитесь в ряды рабов. Думаю, что это лучше, чем убить вас на месте. Так вы сможете увидеть, на что это похоже. Вы умрете вместе с нами, но не сразу, а постепенно.

Тристан повернул голову, когда доктор осторожно дотронулась до его плеча. Лицо юноши исказила болезненная гримаса.

— Все еще болит? — спросила Мозес.

— Да.

Она вздохнула.

— Я так и думала. На этот раз мы сделали намного больше, чем в первую процедуру: удалили поврежденную ткань и наложили новую. Так что некоторое ощущение жжения должно быть. Ты пользуешься морфезиновым настоем?

— Да.

Ей пришлось поднимать простыню, чтобы осмотреть его спину. Тристан уже сам опустил ее до пояса, потому что даже малейшее прикосновение вызывало раздражение кожи. Прохладные пальцы доктора Мозес ощупали лопатки, ребра, остановившись на правом боку, где было наложено несколько швов. Юноша лежал, стиснув зубы и закрыв глаза.

— Будет больно еще два дня, — сказала она, — но все пройдет, как только ты начнешь двигаться и растягивать новую кожу. Третья процедура будет полегче.

Мозес сделала шаг назад.

— Выздоровление идет нормально. Температура опускается, а остальные показатели уже давно в норме. — Их взгляды встретились. — Как твой желудок? Может, попробуешь что-нибудь солидное?

Он задумался, затем кивнул.

— Хорошо.

— Как насчет куска настоящего мяса с косточкой, которое нужно как следует пережевывать?

Тристан удивленно взглянул на нее. Прошло почти три недели с тех пор, как он рассказал Либби о своем желании, и уже не думал, что его можно выполнить. Уж не поддразнивает ли она его? Тристан посмотрел ей в глаза.

Доктор Мозес улыбалась.

— А ты думал, что я забыла или не смогла выполнить обещание? Что ж, некоторые держат слово, даже если это требует времени. Жаль, конечно, что пришлось так долго ждать. Тебе помочь? — Она поддержала юношу под руки, затем нажала кнопку, опуская закрепленный на переборке столик.

Из стены выползла механическая рука, скользнула вниз, повернулась и остановилась над коленями Тристана.

— В следующий раз не буду ждать и связываться со всей этой бюрократической неразберихой! Проще самой пойти на охоту!

Либби сняла с подноса салфетку.

— Твоя мать говорит, что ты любишь недожаренное мясо. Как тебе вот это?

Доктор поставила тарелку перед Тристаном и, отступив на шаг, вопросительно взглянула на него.

Кусок мяса с косточкой занимал почти все блюдо. Сверху и снизу его покрывала хрустящая золотистая корочка, но в середине виднелась красная сочная плоть. Тристан почувствовал, как рот наполняется слюной.

— Решай сам, — сказала Либби, — может, тебе это придется не по вкусу. Но выглядит аппетитно. Я подумала, что соус тебе не понадобится, как и вилка с ножом. Что-нибудь еще?

— Нет. — Тристан опустил глаза. — Спасибо.

— Лучшей благодарностью будет пустая тарелка, — ответила она. — Я приду через полчаса.

Тристан подождал, пока женщина выйдет, и обеими руками взялся за косточку. По пальцам потекла горячая кровь, смешанная с жиром. Он слизнул ее, прежде чем впиться зубами в мясо. Закрыв глаза, юноша жевал его, наслаждаясь вкусом и запахом каждого кусочка.