В течение долгого времени презрительный тон Спирито приводил Лутреля в бешенство. Теперь он сам с улыбкой признает, что его дебют не был блестящим. Он, мечтавший об автомате, совершает налет на бистро, неподалеку от вокзала Сен-Шарль. Даже ученики воров хотят есть. Однако воровать в Марселе дано не всем: это — искусство, требующее хитрости, ловкости, решительности. Население города специфическое. Марсельцы с рождения обладают обостренным чутьем в распознавании мошенников. Марселец подобен канатоходцу, продвигающемуся по узкой тонкой веревке, отделяющей плодородные земли от частных владений, а значит, от правосудия. Несчастье марсельцу, родившемуся простодушным. Он осужден быть вечным посмешищем. Да здравствует порок! Да здравствует глупость!

Пьер начинает с мелкого мошенничества.

Несмотря на монополию корсиканцев на сутенерство, Лутрель делит барыш с Мюгетт Моттнер, его первой любовной связью. Когда он ей жалуется на свое слишком медленное продвижение, она дразнит его, напевая: «Прежде чем стать капитаном, надо стать матросом». Пьер очень нетерпелив. Его друзья Жозеф Ферран и Кристиан Борон тоже мечтают свергнуть с престола старых корсиканцев, удерживающих власть.

Прошли годы. Война, как известно, закаляет и формирует людей. Возмужав во флоте, ожесточившись в Африканском батальоне, приобретя опыт в гестапо и позднее усовершенствовав его в Сопротивлении, изучив психологию человека в спецслужбах, Пьер Лутрель, обогащенный накопленным опытом, умеет пользоваться револьвером, автоматом и гранатой с ловокостью старого вояки.

Демобилизованный в сорок пятом, он внедряет на Лазурном берегу новую технику моторизованных налетов.

— Ты настоящий новатор, — с искренним восхищением говорит ему Жозеф Ферран.

Сам он тоже не промах. Даже войну, это коллективное бедствие, он использовал с выгодой для себя. Он становится владельцем «Оазиса», отеля в Бандоле, управляющим которого является не кто иной, как Кристиан Борон. Что касается Мюгетт Мотта, она стала гетерой элегантных кварталов. Лутрель встречается с ними уже не первый раз. Он навещает их всякий раз, когда орудует на юге, и возобновляет любовную связь с Мюгетт.

Четырнадцатого марта Лутрель и Ноди атаковали в Ницце на улице Нотр-Дам двух служащих газовой компании Франции. Дело было проведено энергично: наведенные револьверы, поднятые вверх руки жертв. Ноди остается только протянуть руку, чтобы взять сумку, содержащую миллион двести тысяч франков. Пьер и Рэймон скрываются на угнанном автомобиле.

Пятого апреля они находятся на площади Шапитр в Марселе. Бухгалтер Фалетти и его помощник Родриг перевозят в чемоданчике зарплату для рабочих: миллион франков. Фалетти вооружен, но он беспечен. Сейчас день, и на улицах полно народа. Неожиданно перед ними возникают двое вооруженных мужчин, нацелив дула револьверов в их пупки. Ощущение, близкое к столбняку. Первым приходит в себя Родриг.

— Спасайся, кто может! — кричит он, бросая чемоданчик и скрывшись за машиной на стоянке.

Фалетти колеблется. Не осознавая опасности, он наклоняется, чтобы поднять чемоданчик. Лутрель стреляет в упор в печень бухгалтера. Оба налетчика исчезают за несколько секунд.

В обоих случаях полиция едва не выходит на них. После налета в Ницце Пьер и Рэймон скрываются в семейном пансионе «Кольсюр-Лу». Они чудом ушли из-под носа полиции.

После налета в Марселе полиция обнаруживает их укрытие на улице Гранд Арме. Обычное предупреждение! Взломанная дверь! Пустая комната. У полиции свои информаторы, у Лутреля — свои.

Ликующий Пьер прижимает к себе Мюгетт Мотта, с которой он празднует свою победу.

Подруга дней его суровых не сводит с него восхищенных глаз. Время не изменило Пьера, и в свои тридцать лет он сохранил веселость, щедрость и беспечность молодости. Он хотел сделать карьеру, и он ее сделал. Мюгетт гладит его по щетинистой щеке, смотрит на его широко расставленные резцы и шепчет:

— У тебя зубы удачника.

Чокнутый очень мрачен. Он стоит, облокотившись о стойку бара «Карлтон», и потягивает шампанское.

Вчера в Марселе, в баре неподалеку от старого порта, к нему подошел какой-то тип, держа под руку бесцветную женщину, и громко сказал:

— Привет, гестаповская мразь!

Оскорбление, даже произнесенное с марсельским акцентом, очень серьезно. В эти послевоенные месяцы такие преступления, как изнасилование, грабеж, воровство, садизм и даже убийства, не обязательно влекут за собой отсечение головы, в то время как за сотрудничество с врагом нет пощады, о чем свидетельствуют проходящие по стране процессы. А бывшим гестаповцам уготован расстрел из дюжины орудий.

— Выходит, твои дружки со свастикой не прихватили тебя с собой? — криво усмехается незнакомец.

Лутрель вглядывается в его лицо.

— Кто вы? — спрашивает он.

— Партизан, не забывший твоей гнусной рожи.

Все головы в баре поворачиваются к Лутрелю и заинтересованно наблюдают за сценой. Лутрель сохраняет самообладание.

— Поговорим в другом месте, — предлагает он, направляясь к выходу.

Мужчина следует за ним по зловонной улице. Лутрель пропускает своего обличителя вперед, и тот неосмотрительно сворачивает в узкий проход. Привычным жестом Лутрель вынимает оружие.

— Прощай! — произносит он свое надгробное слово.

Ощутив опасность, бывший партизан с живостью оборачивается. Слишком поздно. Палец Лутреля нажимает на курок. Пуля вместо затылка размозжила лоб. Тело падает. Лутрель убирает пистолет и поспешно удаляется. Выстрел в переулке резонирует в порту, но в это послевоенное время, когда Марсель ежедневно переживает налеты, доносы, сведение разных счетов и торговлю всевозможным оружием, любой выстрел поражает не более чем хлопушка, разорвавшаяся вечером четырнадцатого июля.

Но не это убийство омрачает Лутреля, а отступничество Аттия и Бухезайхе: он вынужден нанять менее надежную рабочую силу. Если до сих пор он пользовался абсолютной безнаказанностью, то не только благодаря тщательно продуманному плану операции, но во многом благодаря своей банде. Ничто не заставило бы говорить Аттия, Бухезайхе, Фефе или Ноди. Ни пытки, ни хитроумные допросы. «Они своего рода герои», — думает Лутрель, чего нельзя сказать о его новобранцах. Анри Ренар, Цыган, добросовестный и ответственный, но Лутрель не совсем доверяет Доминику Лабессу, своему товарищу по Сопротивлению. Достаточно одной детали. Когда Лутрель предлагает ему пойти на дело, тот долго колеблется. После войны Доминик мечтает только о спокойной семейной жизни. Он любит свою жену Рене и недавно купленный в кредит гараж. В конечном счете он соглашается, чтобы расплатиться с долгами. В то же время благодаря Лабессу в распоряжении банды всегда имеется под рукой машина, отлаженная, как часы, а также логово, где они могут укрыться после налета. Зато Лутрель очень доволен информатором Жеральдом, почтовым служащим. Малый пунктуален, готов получить деньги любыми средствами.

— Вы должны действовать между пятью часами пятнадцатью минутами и пятью часами тридцатью минутами утра, — подчеркивает Жеральд. — В это время открывается сейф и изымается дневная выручка. Первого июля паролем будет слово «Дом».

— А охранники? — спрашивает Лутрель.

— Только двое.

Пьер пил третий фужер шампанского, когда появились остальные. Ноди, Фефе, Ренар и Лабесс получили последние, как всегда четкие, инструкции. «Брифинг» Чокнутого закончился обычными в подобных обстоятельствах рекомендациями.

— Сверим часы.

Гангстеры, участвующие в налетах, должны обладать хладнокровием, смелостью и презрением к чужой жизни. Кроме того, им необходимы артистический дар, умение гримироваться, одеваться, играть комедию. Одним словом, они должны быть актерами.

Когда Доминик Лабесс остановил машину перед почтамтом Ниццы, расположенным на авеню Тьер, он не поверил своим глазам, увидев Лутреля с рыжими волосами и бородой и Ноди, ставшего блондином и очкариком. Но владелец гаража прекрасно выучил свою роль во время репетиций, проходивших в его квартире на улице Орг.