Уйти он хотел давно — только не знал, куда идти. Надо было искать новую работу, пытаться что-то делать… но не уходил, все никак не мог решиться.

И снова день начинался с назойливой мухи, которой он уже про себя дал прозвище «Жужжащая сука». Потом будильник, потом ватник, холодильник и стопки накладных… День заканчивался, он возвращался домой, уставший вырубался спать, чтобы на следующее утро проснуться от ползающей по нему мухи.

Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.

Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.

Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.

Все решилось за несколько минут. Сидя за столиком перед холодильной камерой и тупо рассматривая узор из трещин на потолке, он вдруг понял, что само по себе ничего не изменится и если сейчас он ничего не сделает, в течении оставшихся лет он так и будет рассматривать эти трещины, пока не сойдет с ума или не состарится.

Через восемь минут он объявил шефу, что уходит. И положил ему на стол заявление с одним предложением «Прошу уволить по собственному желанию».

Начальник удивился. Поинтересовался причиной столь спешного ухода, ничего не понял из объяснений, но пожелал удачи и пообещал к завтрашнему дню уладить все формальности с документами. Кажется, шеф не ожидал от него такого.

Вечером шеф позвонил ему, чтобы узнать, не передумал ли он.

Нет, не передумал, ответил он и наотрез отказался продолжать работу даже при условии повышения зарплаты.

За ужином он выпил сто пятьдесят грамм водки, чего раньше в будний день не мог себе позволить.

И лег спать.

Утром он проснулся без одной минуты семь. Сам.

Подумал, мол, зачем, если сегодня можно выспаться, потом закрыл глаза…

И услышал знакомое жужжание.

Муха приземлилась на его колено. Он открыл глаза и смотрел на нее, думая, что она-то не может знать, что сегодня у него выходной, что завтра тоже будет выходной и он не станет вставать в такую рань из-за какого-то насекомого.

Между тем муха расправила крылья, из спины у нее вылезла крохотная антенна, а голова внезапно замигала красным цветом.

Всего одну секунду он растеряно смотрел на нее, не веря своим глазам.

Потом была вспышка — последнее, что он увидел в своей жизни.

Взрыв разворотил всю его квартиру и сделал трещины в стенах, разделявших его квартиру с соседскими.

Бригада специалистов, прибывшая на место, соскребала со стены его останки и недоумевала — они не могли установить причину взрыва и в конце концов составили отчет, в котором фигурировали «курение в постели» и «утечка газа».

На склад, торгующий окорочками, через несколько дней пришел новый кладовщик. Он проработал всего месяц, после чего первый раз опоздал на работу. Причина банальна — вчера усугубил, сегодня проспал.

На следующий день в его жизни появилась очень назойливая и крайне живучая муха.

© 10 ноября, 2008

Я свою собаку сам тренирую, кинологам не отдаю. Во-первых, денег жалко, а во-вторых… ну что я, общего языка со своей собакой не найду? А кинологи вон, за курс обучения двести долларов просят, сволочи. Неее… только сам. "Рядом!", "Сидеть!", "Лежать" — когда команду правильно выполняет, я ему колбаски кусочек, или косточку. Рекс у меня до колбасы дюже охоч. Любит колбасу, подлец. Я ему каждое утро когда овсянку или перловку варю, обязательно колбасы туда подбрасываю.

Овчарка у меня, немецкая. Ну как овчарка? Овчаренок еще, щенок. Сколько ему… года полтора примерно. Молодой, глупый. Понимает вроде как всё, что говорю, а вот слушается не всегда. Через это и страдает иногда — то носом в улей, как говорится, то жопой в муравейник. Последнее время я его в лес не вожу, дома тренирую. То есть, во дворе.

Дом-то у меня частный, только двор на трех хозяев. К соседям Рекс привык, с Семеновых дочкой играется даже, а Зильберштейнов немного побаивается и, когда я не вижу, ссыт им под крыльцо. Я-то на самом деле вижу все, только молчу, потому как тоже Зильберштейнов, знаете ли, не очень уважаю.

Ну так вот. Сидим мы как-то с Рексом во дворе, я на корточках, а он на своей собачьей заднице. Команды отрабатываем.

— Лапу. — говорю я и протягиваю правую руку, а Рекс пытается мне за спину заглянуть, где в левой руке любительской двести грамм в кулечке порезаны. — Лапу!

Рекс нехотя лапу поднимает, а сам носом шмыг-шмыг.

— Другую! — говорю я и Рекс задумывается, мол одну уже дал, как теперь вторую давать, ведь так и опору потерять можно.

Тут-то калитка и хлопнула.

Я только обернуться успел и увидеть, как во двор Бердиков зашел, Иван Борисыч. Он на соседней улице живет, ихняя семья с Зильберштейнами дружит, вот он и пришел в гости, да не один, а с супругой.

Рекс меня чуть не сбил, когда к калитке бросился с лаем.

— Стоять! — кричу. — Рекс, ко мне! Ко мне! Рядом!

Да какой там рядом… Вижу, Иван Борисыч к крыльцу обоссаному прижался, а супруга его, дама в возрасте и в весе, рядом на скамейку Зильберштейнов забралась и сумочкой отмахивается. А Рекс рычит, лает, вот-вот цапанет кого-нибудь из них. Даром, что молодой, а зубы-то имеются.

Бегу туда. Кричу:

— Фу! Рекс, ко мне! Ко мне!

Супруга Бердикова визжит, сам Иван Борисыч то краснеет, то белеет — эмоциями фонтанирует. Добежал, за ошейник Рекса схватил, еле оттянул.

— Извините, — говорю, — Иван Борисович. Не уследил.

Иван Борисыч от крыльца отлип, супруге своей помог со скамейки спуститься и говорит мне так наставительно:

— Нехорошо на мирных людей собак травить. И вообще, с собакой вон, в лесу лучше гулять.

Ну и по крыльцу к Зильберштейнам, на звонок жмет побыстрее. Рекса я за ошейник-то держу, а он все порыкивает, показывает, что мол стоит тут на страже двора не хуже, чем ФСО у Белого Дома.

Я его на поводок и в лес повел. Иду значит, весь себе такой хмурый, а Рекс рядом плетется. Остановились на какой-то полянке, я поводок отстегнул, а Рекс бегать не стал, почуял, что разговор у нас сейчас серьезный будет.

Я значит посмотрел в его глаза собачьи и говорю:

— Ты что ж делаешь? Ты знаешь, кто такой Иван Борисыч?

Хотя откуда ему знать? Молчит Рекс.

— Я тебе объясню. — продолжаю я. — Ты еще не забыл про те сто пятьдесят килограмм крахмала, что я у тебя на реализацию взял?

— Конечно не забыл! — говорит Рекс. — Там на четыре с лишним тыщи товара…

— Заткнись! — обрываю его. — Этот крахмал я Иван Борисычу на склад отдал. Просил его долго, чтобы взял. Так вот если он его вернет обратно, я его тебе верну и будешь ты по утрам вместо овсянки с колбасой свой долбаный крахмал жрать, понял, козел?!

И пошел, не дожидаясь ответа. А Рекс следом поперся. Молча, лишь вздыхая виновато по-своему, по-собачьи.

Ну что с него взять, молодой еще, глупый.

Но кинологам я его все равно не отдам. Сам воспитаю.

© 10 ноября, 2008

Я вернулся. Рукой прикасаюсь к стене.

Я здесь жил. Этот Город тогда был во мне.

Но теперь все не так, я как будто чужой.

Бедный, босый, по-детски наивно смешной.

Я вернулся, смотрю в лица давних друзей.

То ли старый я стал, то ли лица тускней.

В их глазах пустота. Не горит больше свет

Безрассудности драк и азарта побед.

Я вернулся. Зачем? Чтоб увидеть войну?

Как бойцы погибают за правду свою?

Безвозвратно уходят один за другим…