И что самое страшное — без причин.

Я вернулся. Я понял, что жизнь — это тлен.

Паутина невидимой трещины стен.

И чем дальше, тем больше таких паутин.

Город гибнет без нас, он не сможет один.

Я вернулся, чтоб это все остановить.

Только сил мне не хватит за это платить.

Может, надо уйти, может, надо забыть…

Но не рвется пока еще тонкая нить.

Я вернулся сказать, что я жив, что я здесь.

Отзовитесь хоть кто-нибудь!.. если вы есть.

И не хочется верить, что здесь только грязь.

Кто-то предал меня. Кто-то предал всех нас.

© 13 ноября, 2008

На самом деле ловить рыбу очень просто. Для этого нужны две вещи — упырь и хаврило. Берешь упыря пожирнее, цепляешь его на хаврило и в речку. Рыба как упыря учует, сразу сожрать его норовит. Тут уж подсекаешь, рыбину вытаскиваешь — и вуаля, ты рыбак при улове.

Но есть мелкие хитрости, о которых не все рыбаки знают. О них-то и пойдет речь ниже.

Есть такое понятие у рыбаков, как аншлаг. Это когда рыба клюет так, что упыри все позаканчивались, чисто хаврило в речку бросаешь, а рыба хавает. По понятиям аншлаг за рыбалку не катит, зато деньжат срубить можно.

Все любят на рыбалке водки бухнуть, но не все знают, что на рыбалке можно к водке уху сделать. Вкусна под водку уха, а главное, навариста. Уху делать просто — для нее нужен упырь и хаврило. Берешь упыря, цепляешь на хаврило, выловил рыбу и потом уже из нее уху варишь. Из рыбы уха вкусная получается, не то что из говядины или, скажем, курицы. А еще можно сварить борщ. Рыбу тогда надо не на упыря, а на капусту ловить. А перед тем, как готовить, надо буряком или помидорами накормить, чтобы борщ красного цвета получился.

Рыбу можно не только на хаврило ловить, но еще на гранату, или руками. Но это тупо, хотя эффективность между гранатой и рукой несравнима. Я вот позавчера на картошку ловил, хотел пюре рыбное сделать. Но нихрена не поймал. То ли хаврило ржавое было, то ли рыбы в Москве-реке издохли давно.

Кстати, приметы есть забавные. Мол, если в Падлючий день рыбу изловить и жабры евойные в Центробанке спалить, то финансовый кризис наступит. Но тут дело такое, что никто не знает, когда Падлючий день наступает. Иначе давно все бы в полной жопе были. Еще есть примета такая, ежели рыбу сутки на сковородке на полном огне жарить, то угли получатся. Вчера проверил, в натуре, работает примета.

Последнее время по телевизору все в один голос говорят, что если с рыбой год разговаривать, то она с ума сойдет. Не знаю, не знаю, у меня в аквариуме меченосец плавает, так я с ним третий год беседы веду и ничего, нормальный он. Может, я чего в телевизоре не так понял. (кстати, насчет меченосцев — фильм говно)

Бывают рыбы, ну просто полные неадекваты. Руку сунешь в реку, а там вместо рака тварь какая-нибудь — Хрясь! Ни пословицы тебе, ни пальца. Как их еще вода носит. Чтобы на эту подляну не попасться, лучше к речке близко не подходить. Но тогда ты уже не рыбак, а лох, так что надо как-то выбирать и определяться по жизни.

Мы как-то с соседом, Левой Зильберштейном, пошли рыбу ловить на супругу Иван Борисыча, знакомца нашего общего. Ну и что бы вы думали? Не клюет рыба! Вообще! А все почему — да потому что супруга Иван Борисыча рыбам без интересу. Рыба, она ж не дура, ей упыря подавай.

А то еще случай был, притырил я как-то в магазине чекушку. Спрятал в рукав — и ходу. А на выходе столкнулся с девушкой, красивой такой, белокурой, с голубыми глазами, и вся такая стройная, а сама не идет, а будто плывет над землей по возд… короче, поймали меня охранники, чекушку отобрали, да еще и люлей вломили. Это я к чему — ты или воруй, или люби, только вот грехи свои на рыбалку валить не надо, не поможет. Сто пудов, проверено.

© 13 ноября, 2008

Вечером всегда больно. Суставы выкручивает так, что хочется лезть на стенку. Слезы выступают в глазах, а зубы впиваются в мягкую нежную плоть губ, прокусывая их до крови. И вкус крови — собственной крови — как не странно, успокаивает боль. Тушит ее — хоть и не намного, но все же легче становится. Это длится недолго — едва солнце скрывается за горизонтом, оставляя за собой размазанный след багрового заката, боль отступает. Какое-то время отдается на передышку, на расслабление — Оллан называет это «благостным периодом» — а потом начинается трансформация. Вот она как раз протекает безболезненно и даже немного забавно — вместе с телом меняется и сам мир, который тебя окружает. Предметы становятся расплывчатыми, затем они начинают изменять свою форму и свои размеры, пока в конце концов не приобретут нужные очертания. И когда трансформация будет закончена, желательно еще несколько минут походить, осматривая знакомые предметы и привыкая к ним. Что-то понюхать, обо что-то потереть свой бок, и только потом можно выбегать на волю.

Оллан не считал себя порождением дьявола, каким-то демоническим созданием или убийцей. За всю жизнь он ни разу никого не убил — ни в обличье волка, ни в обличье человека. Соседи знали о том, что Оллан вервольф, но относились к этому с пониманием и даже с сожалением. Не повезло ему, считали они — ведь он не сможет повеселиться на осенних праздниках Урожая, которые длятся много дней и, как правило, все веселье приходится на ночи. Не сможет создать семью — а кто ж захочет связать свою жизнь с оборотнем, пускай и добрым. Совсем не догадываясь о том, что Оллану это было не нужно, жители поселка старались как-то утешить вервольфа веселыми байками, гостинцами и своим гостеприимством. Иногда они даже разрешали детям поиграться ночью с большим серым волком, который, правда, неохотно таскал ребят на своей спине и с еще большей неохотой терпел, когда они играли в охоту и бросали в него тоненькие тростинки — воображаемые копья. Гораздо больше оборотню нравилось покинуть деревню и убежать в лес. Мчаться с огромной скоростью, перепрыгивая через бревна и пни, или ползти по траве, вдыхая ее ночной запах и воображая, что сейчас его никто не видит и не слышит… у него совсем не было охотничьих инстинктов и вся живность в округе слышала его задолго до того, как он сам замечал ее. Впрочем, Оллану было все равно — он не собирался охотиться и кого-то убивать, он просто наслаждался свободой и был уверен, что никто не в силах у него ее отнять.

Летним солнечным днем Оллан сидел в гостях у старосты деревни, старого Узура и пил холодный квас, настоянный на семи травах. Никто не мог делать такой квас, рецепт его Узур тщательно оберегал от односельчан, и причиной этому было, скорее, желание того, чтобы именно к нему, к Узуру приходили люди, чтобы выпить прохладного и вкусного напитка. Это было слабостью старика — он обожал смотреть на то, как гость пьет напиток, а потом щурится от удовольствия и нахваливает его. Вот и сейчас Узур внимательно наблюдал за Олланом и ждал его реакции, которая повторялась вот уже многие годы. Как и раньше, оборотень поставил пустую чашку на стол, вытер тыльной стороной ладони губы и, улыбнувшись, сказал:

— Квас у тебя, Узур, самый вкусный во всей деревне.