Мальтус, конечно, ничего не знал о благодетельном влиянии естественного отбора, и приведенный выше коэффициент отбора 1:9 поразил бы ужасом его мягкое, сострадательное сердце. Ведь он представлял себе, что все люди рождаются совершенно одинаковыми, так как все созданы «по образу и подобию божию», а стало быть, ни о каком отборе не приходится и говорить. Но совершенно непростительно, когда о благодетельной роли отбора забывают современные неомальтузианцы, которые обязаны знать, что люди рождаются на свет с различными задатками, то сильные, то слабые, одаренные теми или иными способностями, обремененные разными наследственными болезнями и недостатками. При этих реально существующих и неизбежных условиях устранение борьбы за существование может повлечь за собою роковые последствия для человечества или для той группы, то расы или страны, которая проведет в жизнь систему мальтузианства, не принявшие предварительно определенных мер для евгенического отбора.

Впрочем, совершенное устранение борьбы и естественного подбора в человечестве – утопия. Оно было бы осуществимо лишь при маловероятном наличии следующих 4 условий:

1) если бы мужчин было бы ровно столько же, сколько женщин;

2) если бы как те, так и другие выживали непременно до брачного периода;

3) если б каждый непременно в одном и том же возрасте вступал в брак;

4) если бы каждый рождал непременно двух детей – ни больше, ни меньше.

Нарушение хотя бы одного из этих 4-х условий, по существу в равной мере выполнимых, неизбежно повлекло бы за собой более или менее обостренную борьбу за существование. Форма этой борьбы нам могла бы показаться мягкой по сравнению с нынешними условиями; но, ведь, и современные условия борьбы за существование могли бы показаться очень мягкими первобытному человеку, самое существование которого оплачивается гибелью девяти его братьев. Оценки жестокости борьбы очень субъективны, и очень вероятно, что мягкосердечные мальтузианцы стали бы не менее решительно протестовать и против тех форм борьбы за существование, которые возникли бы в человеческом обществе при нарушении хотя бы одного из поставленных выше условий.

Допустим, однако, на минуту, что чистый мальтузианский идеал осуществился. Борьба за существование устранена, детская смертность сведена к нулю; старшее поколение умирает только по естественной старости, и безболезненно заменяется молодым поколением. Благодаря успехам медицины и улучшению санитарно-гигиенических условий, инфекционные болезни и другие случайные заболевания устраняются. Какова же будет биологическая природа человека в эти идиллически счастливые времена, и в каком направлении будет идти его эволюция? Двух ответов на этот вопрос быть не может: с того момента, как прекратится подбор в человеческом обществе, начнется быстрый и неуклонный процесс вырождения, так как с каждым поколением, с каждым годом будет увеличиваться число всяких уродов, глухонемых, слепых, идиотов, слабоумных, сумасшедших, не говоря уже о менее ярких формах жизненной неприспособленности; редкие случайные мутации в сторону большей приспособленности к жизни будут затериваться среди массы вырождающихся. Раса, из эволюции которой будет устранен всякий подбор, погибнет в течение немногих поколений.

Конечно, в разных странах и в особенности в разных группах населения размеры отбора значительно колеблются; но в среднем можно признать, что при современных культурных условиях из каждых двух рождающихся на свет только один становится полным производителем, а другой откидывается, как бесплодный. Посмотрим, какими же факторами определяется этот отбор.

Все болезни представляют собою экзамен для конституции каждого отдельного больного. Конечно, всякая система экзаменов несовершенна, и случается, что от сыпного тифа погибает особенно сильный, особенно энергичный и даровитый человек – может быть потому, что его сосуды не вполне в порядке или потому, что он как раз обладает усиленной восприимчивостью к сыпному тифу. Повышение среди данной расы специфической невосприимчивости к сыпному тифу или к оспе, при современном положении наших знаний не может, конечно, считаться особенно ценным результатом отбора, так как с сыпным тифом гораздо проще бороться гигиеническими мерами против распространения вшей, а с оспой – путем прививок. Но, поскольку смерть от этих болезней стоит в связи с состоянием кровеносной системы – а эта связь несомненно существует, – раса, взятая в целом, после периода тяжких эпидемий оказывается более здоровой.

После того, как острые эпидемии в культурных странах стали более редкими, их место в качестве фактора отбора занял, без сомнения, туберкулез. На пороге 20-го столетия туберкулез является причиною 15% всех смертных случаев в Европе. В настоящее время полагают, что туберкулезные бактерии поражают почти сплошь все европейское население, но только у сравнительно немногих туберкулез сказывается в виде клинического заболевания, и еще меньший процент от него погибает. Конечно, внешние условия – питание и вообще экономическое положение – играют существенную роль при заболевании туберкулезом и смерти от него, и большинство туберкулезных, какова бы ни была их врожденная конституция, теми или иными мероприятиями можно спасти. Но все же эти гигиенические мероприятия только ослабляют отбор стойких к туберкулезу конституций.

После войны и голода у нас, в России, и в Германии естественный отбор туберкулезных конституций оказался чрезвычайно обостренным. И опять-таки, как ни печально это явление для современников, есть все основания думать, что народы, перенесшие благополучно эпоху резкого развития туберкулеза, выйдут после нее окрепшими в конституционном смысле. Обратное значение имеют эпохи полного народного благополучия и довольства, когда государство имеет возможность тратить большие средства на широкие гигиенические мероприятия и на содержание большого количества санаториев, в которых туберкулезные не только подлечиваются, но и доводятся до такого состояния, когда они могут завести семью. В такую эпоху туберкулезная конституция распространяется в населении, но это остается незаметным, пока народное благосостояние поддерживается на прежнем уровне: однако резкое потрясение народного благосостояния вызовет в такой стране гораздо большее опустошение на почве туберкулеза, чем в стране с более суровым естественным отбором. Иллюстрацией этого является, может быть, та трагедия, которую переживает теперь на почве широкого распространения туберкулеза Германия.

Известный немецкий евгенист, социал-демократ Гротян, приходит даже к следующему суровому выводу:

«Только в том случае, если мы лишим легочных больных возможности передавать свою физическую недостаточность следующим поколениям наследственным путем, мы вправе лечить их и помогать им мерами социально-гигиенического и экономического характера, не опасаясь принести этим всему населению, взятому в целом, больше вреда, чем пользы».

Совершенно иное значение по отношению к отбору в сравнении с перечисленными выше инфекциями играют венерические болезни: сифилис и триппер. Ужасающее распространение их, в особенности за последние годы, и огромное влияние на размножаемость населения не подлежит сомнению. Ленц утверждает, что в больших городах Германии не менее 15% всех взрослых мужчин умирает от сифилиса. В Гамбурге для 1913 года было установлено, что среди мужчин, достигших здесь 50-летнего возраста, не менее 40% было заражено сифилисом, в Берлине по Ленцу – даже 60%. После войны и революции распространение сифилиса еще более усилилось; по Зейтману в Ганновере осенью 1919 года свежее заражение сифилисом наблюдалось у мужчин на 50%, а у женщин – даже на 230% чаще по сравнению с осенью 1913 года. Что касается гонореи, ее распространение, по-видимому, еще значительнее. Ленц считает, что в Германии в среднем около 40-50% всех мужчин и 20-25% женщин перенесло хоть один раз гонорейную инфекцию; в больших же городах, по его мнению, большинство мужчин, за исключением немногих, никогда не имевших внебрачных половых сношений, перенесли гонорею в более или менее сильной форме. И хотя эта болезнь не влечет за собой смертельной опасности, как в случае мозговых осложнений сифилис, но она очень часто, подобно последнему, стерилизует больного. По мнению Ленца, большинство бездетных или однодетных браков объясняется именно венерическими заболеваниями.