Ещё не пробило девять, когда приготовления оказались закончены. Стол был сервирован, глинтвейн разлит по бокалам, съехавшие с еловых веток бантики возвращены обратно, а телевизор включен к моменту появления Билла Найи[12] на экране. Ближайшие день или два обещали отсутствие ненужных сюрпризов – обстановка складывалась идеально. Эрика, позволяя себе расслабиться, оглядела гостиную и поблёскивавшие тарелки и только тогда заметила торчащий из-под своей краешек чего-то белого.

- Что это? – пальцы вытащили маленький плотный листок, оказавшийся цветной квадратной фотокарточкой. Луиза, не успевшая ещё притронуться к рулету, покрутила вилку в руке, глядя на дочь. А затем, наконец, произнесла:

- Твой папа.

Эрика, вздрогнув, задела старательно сложенную салфетку, но не обратила на ту внимания. Быть может, интуиция подсказывала, что фраза «Всё к лучшему» способна иметь неслучайное продолжение. Но настолько неслучайное… Не в силах поверить, девушка поднесла находку ближе к лицу. На снимке были запечатлены двое на каком-то мосту, очевидно, в большом городе – при всей миниатюрности фото удалось разглядеть далеко позади высокие здания. Но отнюдь не фон привлёк внимание младшей Рубинштейн в данный момент, а люди, занимавшие передний план. Парень и девушка, сфотографированные в полный рост и от того казавшиеся крошечными, стояли, раскинув руки в стороны. Погода при съёмке выдалась ясной – оба надели тёмные очки и головные уборы, так что лица выше улыбок невозможно было разобрать: молодой человек выбрал соломенный стетсон с широкими полями, а его спутница предпочла кепку. Эрика узнала свою мать, или скорее угадала, по русым волосам и примечательной фигуре в ярко-красном платье. А вот некто рядом… С любопытством и замиранием сердца девушка всматривалась в старую глянцевую поверхность, выбросив из головы салфетки и планы на «Реальную любовь». Длинные руки парня торчали из рукавов просторной чёрной футболки, нижняя часть дополнялась ничем не примечательными джинсами и кроссовками. На одежде наблюдения и факты заканчивались – ни других людей в кадре, ни посторонних предметов. Перевернув снимок, Эрика увидела карандашную надпись, выполненную аккуратным учительским почерком Луизы:

Шоу и Роджерс

Истхиллский мост, Эйвери-маунтин

- Это над проливом Сильвер-Эш, - пояснила женщина, ковыряя порцию рулета, - мы гуляли там вместе… И да, его звали Роджерс. Джимми Роджерс.

Взяв пульт, она плавно убавила звук в телевизоре, будто предчувствуя, что настало время всерьёз отвлечься и позабыть традиции. Эрика, по-прежнему молча, разглядывала вновь повёрнутую лицевой стороной фотокарточку. Аппетит исчез, явив смятение и жажду информации. И девушка едва ли представляла, как подступиться к этой жажде. Почему сегодня? Почему вот так?

- Почему… ты не написала год здесь? – прочистив горло, спросила она. Спросила, чтобы затянувшееся молчание не перешло в разряд катастрофических. Луиза, похоже, только теперь и сама выдохнула, облизывая губы:

- Это была осень, когда мы познакомились, начало отношений. Почти за полтора года до твоего рождения.

Эрика услышала скрип пододвигаемого стула – мать осторожно пересела ближе, не зная, какой реакции ожидать, и было ли вообще хорошей идеей откровенничать в Рождественскую ночь. Девушка провела пальцем по примятому уголку фотографии, точно пытаясь восстановить её первозданный вид. «Джимми Роджерс»… Невидимый замочек, сдерживавший тайны, с треском лопнул при звуках имени и обрушился в пустоту.

- Расскажи мне, - Эрика подняла глаза на Луизу, отчаянно желая большего, - не закрывайся снова, расскажи всё.

Где-то в примолкшем телевизоре начали стремительно разворачиваться неважные теперь события. Старшая Рубинштейн улыбнулась в своей особенной манере – легчайшей, как свежий летний ветерок.

- Давай сперва поедим, а?

- Ма-ам!

- Мы будем есть, а я стану рассказывать. На сей раз обещаю.

Что-то в её голосе заставило послушаться и доверительно улыбнуться в ответ. Эрика положила снимок рядом с бокалом и перевела взгляд на сиротливую куриную ножку в тарелке. Интуиция, уже отличившаяся сегодня, твердила, что впервые отсутствие бабушки и вправду к лучшему.

* * *

- Ему был двадцать один год, как и мне, и звали его Джеймс Роджерс, - начала Луиза, - по-настоящему он всё же не был Джеймсом – я считала, что полное имя для него слишком тяжеловесно. Джим или скорее Джимми – это куда больше соответствовало его летящей ветреной натуре и характеру. Даже познакомил нас, можно сказать, ветер…

Эрика, жуя микроскопические кусочки курицы, смотрела на мать и боялась любым вмешательством сбить настрой. Но теперь, когда начало было положено, а обещание – дано, Луиза закрываться не собиралась.

- Семьи Шоу и Роджерсов никогда не соседствовали и вообще не знали друг о друге. Единственное объединяющее звено – местный университет, где учились их дети: сын и дочь. Джимми занимался экономикой и неплохо считал, как я позднее узнала – впрочем, он вряд ли делал из этого событие. Что касается меня, то я планировала преподавать, с самого начала, хотя и не в школе. Как видишь, интересы были разные, и недаром говорят про сближение противоположностей.

- Тогда вмешался ветер? – спросила Эрика, перед чьим внутренним взором лента времени начинала раскручиваться, восстанавливая прошлое.

- Вмешался, - подтвердила Луиза, - в Центральном парке Эйвери-маунтин – довольно популярном и красивом местечке, куда я заглядывала после учёбы или по выходным – собралась однажды целая компания. Группа детей и несколько взрослых стояли возле дерева, громко переговариваясь и глядя вверх. Заинтригованная, я подошла ближе, сперва не видя причины их интереса. Но причина сама заметила меня, окликнув из густой кроны:

- Осторожней, леди, иначе на вас что-нибудь спикирует!

Я подняла голову, щурясь от яркого солнца. Когда глаза немного привыкли, удалось разглядеть парня, сидевшего высоко на ветках. Точнее, висевшего, ибо держался он, в основном, ногами, пока руки распутывали застрявшие ленты пёстрого воздушного змея.

- Спасибо за предупреждение, - я с улыбкой повиновалась, шагнув назад, туда, где стояли остальные.

Видимо, малыши, играя со змеем, лишились его из-за ветра и возлагали теперь надежды на родителей. Родители, как на подбор, были представлены полноватыми приземистыми отцами и одной беременной женщиной, чей животик составлял им конкуренцию. Лазать по деревьям никто не мог, поэтому взрослые надеялись на незнакомого добровольца, выполнявшего трюки на ветке. Пожав плечами, я направилась дальше, планируя какие-то дела и отойдя достаточно далеко, но в тот момент, если вновь прибегнуть к романтическому языку, высшие силы заставили меня вернуться обратно. Галдящая беспомощная толпа ждала, что же будет, но я решила не ждать.