Нелида была очень довольна собой; нынче выдался какой-то исключительно хороший день. Еще вчера, в очередной раз не поладив с Майей и Викой, открыто высмеивающими то ли ее одежду, то ли английское произношение, она заперлась в ванной с большим блюдом эклеров и погрузилась в горячую пену. Эклеры и ванна были ее давним и лучшим методом доказать себе, что не все так ужасно. Хотя на самом деле это было самонадувательством — при расходе необходимых для принятия ванны воды и топлива увеличивались коммунальные счета, эклеры угрожали фигуре, и вообще все в жизни было отвратительно.
Смеялись Майя и Вика — ну и поделом ей. Она и сама себе казалась несуразной. С первого класса ее дразнили то за высокий рост, то за очки, то за брекеты на зубах. Дразнили за неправильной длины юбочки или не той ширины джинсы. Дразнили за дружбу с соседом Владиком, которому нравились крысы. В школьном живом уголке Нелида и Владик возились с двумя хомячками — Пашей и Глашей, и какая-то вредная девочка подговорила подружек, чтобы Пашей и Глашей стали звать Владика и Нелиду. Но те не обращали на дразнилок внимания. Девчонки разошлись не на шутку и, улучив момент, устроили «темную» — одной Нелиде.
Она чудом отбилась, но, взлохмаченная, с порванным воротником и с царапиной во всю щеку, сгоряча не поняла сразу, что в драке ей кто-то вывихнул кисть. Рука торчала не в ту сторону, пальцы не двигались. Нелида села в снег и громко разревелась. Никто из взрослых к ней не подходил, шли себе мимо, не оборачиваясь, не интересуясь, что произошло и почему чей-то ребенок орет на весь двор, пока ее не опознал сосед и не поленился позвонить в квартиру, где Нелида жила с мамой (папа к тому времени уже съехать куда-то успел). Прибежала расстроенная мама, резко дернула за руку, Нелида взвыла громче, хотя боль прошла в один момент, но от обиды хотелось плакать еще. «Не ори!» — сказала мама, обмотала дочку теплой шалью и повезла в травмпункт на такси.
Мама была лучшим в мире человеком. Сказки сочиняла интересней тех, что были в книжках, пела колыбельные, не ругалась, когда Нелида подбирала во дворе щенков или котят, — наоборот, помогала нянчиться с ними, старательно выискивала им хозяев чуть ли ни по всей Москве. Порой в их однокомнатной квартире селился целый зоопарк, даже настоящая индейка жила однажды в клетке, на книжном шкафу. Индейку потом обменяли у старушки в деревне на банку огурцов и две — вишневого компота. Нелиде с мамой было хорошо, но вот папа почему-то ушел от них, и это было, конечно, плохо.
Нелида виделась с папой раз в месяц, и он заботился о ней как мог: подпиской на «Мурзилку» обеспечивал, позднее — на журнал «Природовед». На день рождения обязательно торт покупал и новое платье в подарок. На семнадцатый год вместо платья принес отксерокопированный документ, подтверждающий, что на имя дочери открыт в банке счет, где уже имелась сумма на обучение в любом престижном вузе, какой Нелида выберет на свой вкус.
Она выбрала ветеринарный. Могла бы вообще, после того как окончила школу с одними пятерками, поступить туда без поддержки папы; все, что оставалось сделать, — сдать один вступительный экзамен. Но Нелида совершила поступок, который немало удивил всех. Явилась на экзамен, внимательно прослушала блестящий, отскакивающий от зубов ответ другой абитуриентки и засомневалась в том, что смогла бы ответить лучше. Она подошла к экзаменаторам крупным шагом, сказала, что не знает ничего, и вышла за дверь, получив «неуд».
Родителям не удалось уговорить ее на поступление в другой вуз. Нелида запиралась в ванной, ела эклеры и глотала слезы. Даже из дому выходить боялась — вдруг увидел бы кто-нибудь из одноклассников и снова дразнить начал. А потом послушалась папу, позволила ему оформить все, что требовалось, и отправилась учиться в Англию по специальности, к ветеринарии отношения не имеющей даже отдаленного.
И вот, спустя три года, примерно триста ванн и сорок (а может, больше) кило эклеров, пришел-таки день, который словно весенним ветром подул среди безрадостной зимы. Все началось с того, что накануне Нелиде приснилась мама. Это был крайне необычный сон. Мама была в нем такая помолодевшая и похудевшая на тридцать кило, какой она выглядела разве что на фотках двадцатилетней давности. И с нею рядом был дракон блестящий, переливающийся красно-зеленой чешуей. Оба смеялись — дракон ртами сразу обеих голов, подмигивая четырьмя глазами, а мама говорила: «Дочка, все будет хорошо».
С утра Нелида пребывала в прекрасном настроении, несмотря на то, что в колледже все было как всегда: скучные лекции, сонные лица у студентов и постные — у лекторов. Еле перемены дождалась, чтобы засесть в интернет-кафе и поболтать с мамой в «Юльке»[10]. Но мамы в сети не оказалось. И позднее не было видно весь день. «Где ее носит сегодня?» — недоумевала дочь. Не терпелось рассказать про сон, а заодно про линди хоп, тем более что выступление завтра, перед всеми, кому не лень будет бесплатно поглазеть. Чуть ли ни каждый день подобные шоу устраивают в центре, возле Спиталфилдс-маркета[11]. Именно там предстояло выступать и Нелиде, но она боялась чуть ли не до резей в животе: сценический страх в ней присутствовал с детства. Бороться с ним как только ни пыталась, даже на курсы модного линди хопа записалась отчасти ради этого. А страх так и сидел в ней — с тех самых пор, когда в школьном драмкружке ей выпала роль в пьесе про Красную Шапочку.
Из-за высокого роста дочке досталась роль бабушки, а Красной Шапочкой была девочка-коротышка. Я соорудила Нелиде костюм, который весьма развлекал нас обеих: белый чепец с огромным количеством оборок, а поверх непонятно откуда взятого мешковатого платья — белый фартук от моей собственной школьной формы. Очки заменили старыми, дедушкиными, без стекол. Нелиду было просто не узнать.
В пьесе был ударный момент. Волка, которого изображал тоже высокий Владик, убивали охотники, он падал и укатывался за сцену, держась руками за якобы распоротый живот, а «бабушка» должна была выскочить из-за кулис, несколько встрепанная, и броситься обниматься с «внучкой». Нелида стояла прямо за кулисой, потому что очень важно было выскочить сразу, они с волком столкнулись, и на сцену она вылетела практически в падении. Красная Шапочка решила поймать ее и спасти и бросилась навстречу с криком: «Бабушка!», но она же была очень маленькая, поэтому Нелида ее просто сбила с ног, при этом затормозила, на ногах устояла и начала спасать уже внучку, подхватив ее на лету. Инерция страшная штука — в результате получилось, что Нелида держала Красную Шапочку в охапке и быстро вращалась вокруг своей оси. Наконец она смогла остановиться, сказала «О господи!» и убежала со сцены.
На поклоны моя дочка не вышла, а сидела в это время в раздевалке и тихо плакала. Я еле разыскала ее там, среди вороха детских пальто, сказала, что зря она застеснялась, всем зрителям очень понравилось, и все долго хлопали, но для Нелиды все равно это был жуткий провал.
Похожего фиаско она боялась и на выступлении с линди хопом, лишь сон внушал уверенность, что все будет хорошо, как сказала мама. Нелида настолько поверила, что уже вечером лихо отплясывала на уроке, сама приглашала мальчиков и даже девочек — те-то дуры смущались хуже нее. А уж когда совершенно для себя неожиданно дала отпор гадкому Клайву (или-как-его-там-Джону?) в метро, душа ее возликовала. Еще ни разу в жизни Нелида не чувствовала себя так хорошо.
Довольная и весьма бодрая, несмотря на позднее время, она не заметила, как добралась до дома в Криклвуде, и едва подавила соблазн набрать мамин номер, чтобы наконец рассказать и про сон, и про танцы, и про пощечину Джону-Клайву — маме бы это очень понравилось. Часы на сотовом телефоне высветили 11 p. m.[12].
«У нас с Москвой три часа разницы, мама, наверное, спит давно. Не буду будить», — решила Нелида.
***
В два часа ночи в Москве Варвара ворочалась на неудобном диване и не могла заснуть. Столько всего странного произошло за день: призраки в магазине, нелепая соседка в лифте, гном-неврастеник... И еще… смутные чувства одолевали ее — кого-то очень близкого напоминала та женщина в красных ботинках, с которой встретились в магазине. Если бы в этот момент позвонила из Англии дочка, Варвара бы поняла все.