— Варвара, — нарушила наконец Танька свое тягостное молчание. — У меня младший брат умирает от рака. Какие уж тут могут быть настроения, нафиг... И чего ты мне вообще мозги компостируешь про «фигуру как у модели»... Издеваешься? Я тощая и противная, у меня зуб болит, что хоть на стенку лезь! — Таньку прорвало, давно ей не было себя так жалко, и слезы брызнули на бледные щеки фонтаном. — Брат умирает, родителей у меня нет, муж меня не любит, знакомые думают, что я чокнутая, и… и… плохо, плохо, плохо все!!

Варварина реакция остановила разыгравшуюся истерику неожиданно:

— Ух, глаза-то у тебя какие … Серые!  Только час назад сиреневые были. А вчера зеленые такие… Танька-Танька… Ты какая-то вся… неземная.

Зубную боль как рукой сняло. Танька шмыгнула носом, провела языком вдоль десны — нет, не болит. Слезы высохли. «Ведьма или чокнутая? — посмотрела она на Варвару. — Ежели второе, вот уж будем странной парочкой — я да она, две шизанутые тетеньки...»

Внутри этого здания Танькина собственная «шизанутость» куда-то улетучилась: не было ни странного голоса в голове, ни парящих ощущений, ни непонятной приподнятости настроения — в общем, по всем параметрам ощущалась «психическая нормальность».

«Это что же получается, психи счастливее нормальных людей, значит? Пусть уж будет хоть эта Варвара чокнутой, если так, не буйная же она. Авось, с ней веселее будет. И от зубной боли каким-то чудом избавила... Если я заболею, к врачам обращаться не стану...» — почти запела Танька.

Открылась дверь.

— Ну, дамочки, перемещайтесь в соседнюю комнату, — внутрь шагнул один из бородачей. — Ничего вам не грозит, но раз уж вы попали сюда в момент начала эксперимента, как и ваша странная подружка, мы вас продержим здесь, пока процесс не станет необратимым. Завтра домой пойдете.

Варвара смотрела на него, угрожающе подбоченившись.

— А вот возьму и пойду сейчас, еще бы ты спорил со мной, черт лохматый! Сразу домой и пойду, — она кривила рот и притопывала ногой, — нам тут делать нечего! И Таньку с собой возьму. И подружку. Выпить нам всем надо как следует.

Танька смотрела на нее с изумлением. «Какая она разная, эта Варвара. Между той, которая была вчера, в метро сегодня, и той, что есть сейчас, ничего общего, чудеса. Но все же с нею меня что-то связывает неотрывно. Интересно, что?» Вопрос завис, словно жужжащий комар, — в голове ее Бога не было, да и он не ответил бы.

— Ну, сначала надо успокоить вашу «девочку», — снова помахал скрюченными пальцами бородач, напоминая комического персонажа «Доктора Зло», которому нацепили парик и бороду. — Напоить чаем, что ли, а то она разволновалась, похоже.

— Чаем можно, да. С молоком, — согласилась Варвара. — Напугали дитя, так утешайте теперь. Другую девочку тоже гоните.

— С другой девочкой проблемы, ну, я сейчас вам ее покажу.

Они проследовали по коридору, бородач открыл дверь, вежливо пропустил их вперед. Варвара уже напряглась, предполагая очередную ловушку, но он вошел вслед за ними.

— Не волнуйтесь, дамы. Чаю сейчас принесут. А с подружкой вашей случилось крайне странное явление: пройдя через рамку, она превратилась вот в это, — он показал на сгусток тумана, мерцающий в углу комнаты. — Надеюсь, она во что-нибудь воплотится в вашем присутствии, а то мы не сможем ее отпустить даже частично, придется оставить себе и утилизировать.

— Шутить изволите! — саркастически отозвалась Танька. — Этот сгусток пара к эксперименту, который вы упомянули только что, имеет отношение?

Брутянин посмотрел на нее пристально и не сказал ни слова.

— Да я из любопытства спрашиваю, — смягчила тон Танька. — Интересно же, что вы за опыты проводите.

— Хорошо, объясню, — заговорил бородач, внимательно следя за ее реакциями. — Пока мы использовали рамку. Для «кое-чего», — скрюченные пальцы снова пошли вверх. — А теперь попробуем использовать излучатель, пока только на прилегающую территорию Измайловского парка, тут очень подходящий контингент.

— Ничего не понимаю, — сказала Танька и, отвернувшись от бородача, уставилась в угол, где продолжало мерцать белое облачко.

***

Эксперимент, который задумали брутяне, по своей наглости не знал прецедентов. Измайлово — бывшая государева усадьба и охотничьи угодья, но выбрали они этот парк вовсе не из краеведческих соображений. На его участке возле метро по вечерам танцуют пожилые люди, под гармошку и магнитофон, ищут себе пару, кто на вечер, а кто и надолго. Влюбленные в кустах целуются. Офисные работники на лавочках пиво пьют, а иногда что-нибудь покрепче. Маньяки в темноте шастают, надеются на удачу. То есть народу много, и ведет он себя достаточно странно, чтобы неожиданные модификации поведения у кого-либо вызвали панику. Там-то инопланетяне и налаживали свой излучатель. Скоро должно было произойти кое-что весьма интересное, по этому поводу все брутяне, пребывающие на Земле, собрались в Москве и с нетерпением ждали результата.

Эксперимент был их первой попыткой завладеть всей Магией на большой территории. Раньше они затоваривались душами поштучно, позже — оптово, но и это казалось теперь мышиной возней: пора было переходить к массовым экспроприациям.

Разумеется, Боги обо всем этом знали: как-никак, Всеведущие. Но шестеро не вмешивались: мол, шут с ними, с брутянами, пусть экспериментируют, раз уж Конец Света на носу; душ много на Земле, всех не спасешь в любом случае. Седьмой же Бог решил противодействовать; пусть его подопечных душ было легко пересчитать по пальцам, но их потери он допустить не мог.

Супергном

— Ну, ты, девушка, прими человеческий вид-то. А то что же, так ведь и чаю толком попить не можешь, болтаешься вокруг, — увещевала Варвара туманную гномову любовь.

В комнате с зарешеченными окнами они пили жидкий чай из пластиковых стаканчиков, доставленных на подносе вместе с маленькими пакетиками сахарозаменителя.

— А у этой девушки всегда были проблемы, я поняла, — Танька не находила ничего удивительного в том, что виртуальная любовь гнома могла превратиться в туман. — У меня вообще какое-то странное ощущение, будто я знаю намного больше, чем помню, но не могу вытащить на поверхность. И до прихода сюда я... летала как будто… — она жалобно всхлипнула.

— Девочка моя, не плачь! — завопила Варвара. — Всех убью, кто тебя обидел, маленькую мою, пусть меня в тюрьму посадят и в оковы закуют!

Танька улыбнулась, поглядывая на Варвару нежно и снисходительно, как смотрят на маленьких детей или на добрых дурочек, и, шмыгнув носом, продолжила мысль:

— Так вот, бабульки возле ее подъезда не могли вспомнить, как она выглядит. Значит, она была все время разной. А здесь просто стала никакой.

— Как это никакой?! — Варвара всплеснула руками, подперла щеку кулаком и опять обратилась к загадочному существу, которое колыхалось теперь возле стола. — «Никакой» говорят, когда кто-то пьяный напился. А ты что ль напилась? Гному моему пьянчужки не нужны. Он у меня в шкафу живет, и трезвый совершенно.

***

На другом конце Москвы совершенно трезвый гном Вася занимался самоанализом. Он не понимал своего состояния, и его это раздражало.

— Что мы имеем? — спрашивал себя вслух гном, глядя на символическое изображение своей загадочной любви. Своего портрета она ему не присылала, а в интернете ее олицетворяла загадочная туманная картинка — какой хочешь, такой смысл и вкладывай. — Я проповедовал Конец Света, общался со всеми одинаково и никого не выделял особо. И вдруг заметил, что постоянно возвращаюсь в один и тот же блог! Такого родства душ и такой тяги я ни к одной гномихе не испытывал. Что меня зацепило-то?

Он спрыгнул со стола на стул, со стула на пол, запрыгнул на диван и развалился там, глядя в потолок. Гномы — прыгучие существа, хоть и тяжелые, несоразмерно маленькому росту. А Вася по причине нервности вообще скакал выше любого кузнечика.

— Будь она гномихой — это было бы еще понятно! У нас, по крайней мере, души однотипные, из чистой Магии, без вредных примесей Здравого Смысла. Хоть и среди гномов встречаются довольно противные, а чтобы почувствовать родство, нужно еще, чтобы знак совпадал.