В.Н.Альфонсов
Поэзия Бориса Пастернака
ББК 83.3Р7 А59
Редактор \М. И. Дикман
Художник М. Е. Новиков
Альфонсов В.
А 59 Поэзия Бориса Пастернака. Монография.- Л.: Сов. писатель, 1990.- 368 с. ISBN 5-265-01492-6
Одна из первых советских книг о Борисе Пастернаке, выходящая к 100-летию со дня рождения поэта, рассматривает его художественную систему в тесных связях с русской и мировой культурой XX века.
(С) Издательство ISBN 5-265-01492-6 сСоветский писатель*. 1990 г.
Памяти Евгения Muxнова - художника
Борис Леонидович Пастернак (1890-1960), «талант исключительного своеобразия», как сказал о нем М. Горький, внес незаменимый вклад в русскую поэзию советской эпохи и мировую поэзию XX века. Высокое мастерство и неповторимая тональность стихов выдвинули Пастернака на одно из первых мест в мощном поэтическом движении 1910-1920-х годов, на стыке исторических эпох, и обеспечили ему очевидную репутацию в поэзии последующих десятилетий. Однако эти две стороны - мастерство и тональность, поэтика и пафос - далеко не всеми и не всегда воспринимались в единстве. Для многих современников они распадались, вступали в противоречие, да и внутри каждой из них виделся свой запутанный узел. Главной причиной тому была сложность поэтического строя Пастернака, «непонятность» его стихов: форма их многим, в частности и Горькому, казалась не в меру субъективной, самодовлеющей, в ущерб содержанию или в отрыве от него. Поэзия Пастернака долгое время была предметом споров и разноречивых, зачастую резко осудительных оценок. Сегодня эти споры, в основном, дело прошлое, облик Пастернака все яснее предстает в своей внутренней, органической целостности. Но и сегодня, конечно же, он не разгадан до конца. Вряд ли кто будет в наше время с ходу и всерьез «отрицать» Пастернака, но перед каждым-думаю, что так,-перед каждым при чтении Пастернака возникают те или иные трудные проблемы.
В общем-то оно и хорошо. Пастернак недоступен для тех, кто ждет от стихов подтверждения очевидного, того, что он и без стихов знает; кто свое «не понимаю» произносит без внутреннего смущения, не ставя при этом задачи непременно постараться понять; кто, тем более,-бывает и такое,-скажет «не понимаю» с неким даже превосходством над «непонятным» автором. Перед читателем заинтересованным, способным углубиться в стихи Пастернак в заостренной форме ставит вопрос об особых свойствах поэтического сознания - не только вопрос «как читать стихи», но и «как стихи пишутся, создаются». И вполне возможно, что после Пастернака другие, кажущиеся простыми стихи откроют перед читателем свои тайны и секреты, которых он, обманутый их простотой, раньше не замечал. А Пастернак... Пастернак по мере привыкания к нему обязательно станет проще и доступнее.
На этот счет, однако, существуют разные точки зрения в плане историко-литературном. Пастернака, поэта действительно исключительного, ни на кого не похожего, нередко относят к авангарду, к тем явлениям искусства XX века, которые «взрывают» привычные представления об искусстве. Сама «непонятность» его в таком контексте становится по-своему понятной, в том смысле, что предполагает какие-то небывалые способы восприятия стихов.
Настоящая книжка противостоит такому толкованию. Я не верю в революции, которые якобы происходят в искусстве, двигают или убивают искусство. «Непонятные» стихи бывали и до Пастернака, и кто-то из ближайших современников тоже видел в них сокрушение основ. Потом к ним привыкали, многие из них становились классикой - не за счет ломки читательского восприятия, а путем его естественного углубления и обогащения.
Эту книжку я писал без малого двадцать лет. Писал с перерывами, но можно сказать, что и постоянно: вникал, продумывал, сомневался, переделывал. Неоднократные попытки напечатать ее в завершенном на конкретный момент варианте по посторонним причинам раньше не удались. Нет худа без добра - было время не раз все взвесить, выработать определенный, по крайней мере для себя самого, подход к материалу.
Своеобразие и мастерство Пастернака чаще всего в критике демонстрируют посредством разрозненных цитат, вырывая из текста наиболее характерные образы, строфы, строчки. Я стремился по возможности дать разбор целых стихотворений, показать движение поэтической мысли. Так очевиднее главное: стихи Пастернака преображают действительность, но они прекрасно «знают», что и как они преображают,- в основе их всегда конкретная предметная или психологическая реальность, с которой Пастернак и имеет дело, которой бесконечно дорожит.
Отдаю себе отчет, какая опасность возникает при «объяснении», конкретном толковании стихов Пастернака: легко получить анализ «наоборот» - от образа к «реалиям». Стихи Пастернака не ребус, чтение их никак не может быть сведено к разгадыванию. В процессе неторопливого общения с его поэзией понимание многих образов и деталей приходит со временем и как-то само собой - в какой-то момент постигаешь, что дело здесь не в «субъективистском произволе», как о том писали критики, а в чрезвычайной, неожиданной, почти сверхъестественной чуткости наблюдения и впечатления. В литературоведческом разборе невозможно воспроизвести этот длительный, как правило, процесс, приходится объяснять стихи, в какой-то мере лишая читателя той радости соучастия в творчестве, которую щедро дарит Пастернак,-приходится, чтобы расшатать представление, будто многие стихи Пастернака вообще не поддаются прочтению. Одно утешение-что Пастернак неисчерпаем, всего не объяснишь и что это лишь этап восприятия: главное-выход к развернутой системе Пастернака, к неповторимо-оригинальному и целостному миропониманию. Оно рождается, движется, разрастается вместе со стихами, стихи - не средство его выражения, а способ его самоосуществления. «Сестра моя - жизнь» назвал Пастернак свою, может быть, самую органичную книгу (1922). И это сразу - образ, он концентрирует содержание книги и одновременно растворяется в ней, в ее причудливой и бесконечно богатой структуре. Идею книги можно пересказать языком понятий, но это будет бледная тень по сравнению с тем «разливом» жизни, который настигает и захлестывает нас в самих стихах. Не продираться сквозь форму к смыслу, а в ней самой открывать реальность жизненную, мировоззренческую, философскую,-так вообще читаются стихи, любые стоящие стихи; в случае с Пастернаком этот процесс усложнен, но в принципе он остается тот же.
Путь Пастернака-поэта имеет свою логику, вершины полного торжества и трудные, противоречивые моменты. В этой книге сохранена хронологическая канва; анализируя мотивы и поэтику
Пастернака, я стремился показать своеобразие разных этапов его эволюции. Но в строгом смысле книга не является монографией, в ней преобладает проблемный подход к материалу. В центре внимания здесь мировосприятие и творческий метод Пастернака в их движении и целостности. Материал расположен неравномерно, что-то выдвинуто вперед, а что-то затронуто вскользь. И хронологические рамки часто нарушаются в целях подчеркивания сквозных и основополагающих для Пастернака принципов и направлений поэтической мысли.
Жизнь Пастернака не изобиловала внешними событиями. Она рассказана им самим в автобиографической прозе «Охранная грамота» (1930), «Люди и положения» (1956) и лирически выражена в стихах. В книге даны самые необходимые биографические сведения и отдельные подробности, важные для понимания конкретных стихотворений.
Приношу глубокую благодарность Е. Б. Пастернаку и Е. В. Пастернак, которые открыли мне доступ к материалам, внимательно, с пониманием отнеслись к моей работе и высказали по ней целый ряд важных соображений и пожеланий.
сСЕСТРА МОЯ - ЖИЗНЬ»
О центральной идее лирики Пастернака
1913-1931 гг.
I
Про название книги Пастернака «Сестра моя - жизнь» Марина Цветаева, подчеркивая исключительность Пастернака, сказала, что так не говорят, так к жизни не обращаются. Это неверно: говорят, обращаются.