– Я отрекаюсь от лживой и косной веры в Повелителей стихий! Я признаю Единого единственным богом и готов следовать его стезёй в Благостный край!

Дрожащей рукой Йорден изобразил символ веры и заискивающе улыбнулся. Что за жалкое создание?

– Я готов прощать и помогать всем слабым! Я готов…

– Ты меня не узнаёшь? – Микаш посмотрел на него в упор.

– Нет, прошу покорнейше простить. Я никогда не бывал в Эскендерии и не пересекался с армией лорда Комри, – Йорден сглотнул и подобострастно потупился.

Микаш дёрнул уголком рта. Какая же короткая у шакалов память на лица.

– Скажи, а где сейчас твой отец? – снова спросил он.

Йорден испуганно поднял глаза, на виске вздулась жилка.

– Он погиб при взятии нашего родового замка. Но никакого зла на вас я не держу. Это же война!

– Нет, он умер от старости в соседнем городишке Жимтополе в доме своего верного слуги.

Йорден уставился на Микаша во все глаза, силясь понять, что ему это сулит, а вовсе не вспоминая заботливого родителя.

– Я не с ним, нет, я отрекаюсь… – забормотал он.

Микаш бегло просмотрел записи о его службе в ордене Сумеречников. Йорден состоял на невысокой должности при штабе, рвения не проявлял и ничем не отличился, кроме поборов селян. Во время Войны за веру отсиделся южнее линии фронта и выполз, когда бунтовщики вербовали людей. Он подрядился выбивать из селян провизию и прочие необходимые вещи. Мол, большой опыт в грабежах и запугивании.

Микаш изучал дела раньше, сейчас просто освежил в памяти.

– Преступления твои тяжкие, заслуг – никаких. А отречение от собственного отца не тянет на благое деяние во имя Единого. Да и не слышу я в твоём покаянии искренности.

– Но я могу! Могу искренне! Сделаю все, что скажете, я…

Микаш оборвал его патетичный лепет взмахом руки.

– Мой приговор – повешение!

— Не-е-ет! — Йорден вцепился в ноги Микаша и заискивающе заглянул в глаза. — Это же казнь для простолюдинов!

— Так ты же отрёкся от Сумеречников. Да и по чести никогда им не был.

– Но я прошёл испытание в Доломитовых горах! Убил сотню демонов!

– И всю эту ораву ты встретил по пути в Доломитовые горы? – Микаш не выдержал и расхохотался.

Йорден выпучил глаза и шумно выдохнул. Стражники потянули его за плечи к выходу. Йорден рванулся к Микашу и выкрикнул:

– О, мои боги! Это же ты! Проклятый безродный дворняга! Дворняга!

Губы растянулись в широкую улыбку. Микаш облизнулся:

– Вспомнил-таки, шакалёнок!

Йорден кричал ещё что-то, но стражники уже запихнули кляп ему в рот и затолкали в боковую дверь.

– Следующий! – развеселившись, позвал Микаш.

Это заседание вышло необычайно длинным. Микаш жаждал непременно покончить со всеми делами в этот день. А на следующий – главарей казнят на главной площади, и можно будет вернуться на Авалор, где ждали действительно важные занятия.

Вершить суд пришлось до позднего вечера. За окнами уже стемнело, на улице зажгли фонари, а в зале суда – свечи в серебряных канделябрах.

Напоследок Микаш оставил сослуживца. Встречать старых знакомых было тягостно. Слишком уж они напоминали о прошлой светлой жизни, пускай даже в ней Микаш был мягкотелым неудачником. А этот тип к тому же… Что ж, раз уж взялся сжигать мосты, то надо довести дело до конца. Так заповедовал Гэвин.

Стражники привели его. Подсудимый за чужими спинами не отсиживался, даже в битвах с демонами, когда служил вместе с Микашем у лорда Комри, правда, ни удачей, ни мастерством похвастать не мог. Его истинный талант раскрылся, только когда он стал воевать с единоверцами.

Высокородный, богатый норикиец мог бы отсидеться в убежище компании Норн в безопасности, но не захотел. Он маялся на мирной земле, словно пристрастился к крови, как ясновидцы к кампале или книжники к опию. Услышав о готовящемся в Заречье бунте, сослуживец рванул туда. Он резал всех без разбора, как поражённый бешенством волк. Даже бунтовщики с ним не справлялись, когда он без повода набрасывался на селян, мародёрствовал и насильничал. Пожалуй, преступления его были самыми тяжкими, даже для проклятых колдунов. На допросах он вёл себя нагло и хохотал, как сумасшедший, во время пыток.

Вот и сейчас сослуживец шёл с гордо поднятой головой, осматривая всех с презрением. Месяцы неволи и пыток не стёрли его внешний лоск, наоборот, синяки, ссадины и хромота создали вокруг него образ мученика. Нужно ли будет затыкать ему рот, как Кыму, если дело зайдёт слишком далеко?

– Вильгельм Холлес, истинный морочь, один из капитанов маршала Пясты. В народе подсудимого прозвали кровавым за лютую жестокость, – объявил секретарь и зачитал обвинения.

Очень-очень длинный список убийств, грабежей и изуверств. Как он всё успевал?

– Вина твоя тяжкая. Хочешь что-нибудь сказать в своё оправдание? – спросил Микаш, как того требовал суд.

– Естественно, ублюдочный ты сукин сын, – наглец сплюнул кровь с разбитых губ. – Радуешься теперь? Вымещаешь на нас злобу за то, что так долго приходилось пресмыкаться перед нами, более сильными и благородными? Хорошо тебя проклятый лорд Комри научил предавать и убивать собратьев. Раньше мы думали, зачем это он с тобой возится, сопли утирает, а теперь правда вышла наружу. Ты и он – одного поля ягоды, демоны в человечьих обличьях. Из-за вас пал наш славный орден. Вас все проклинают. Вам отомстят, если не вам, то вашим выродкам! Его малахольному надорвавшемуся на пустом месте сыночку, чью жизнь он купил ценой нашего ордена! Отыщем его, где бы он ни прятался со своим змеиным выводком!

Вот же скоты! Гэвин спас их ценой своей чести, души Микаша и жизни Лайсве, а они его проклинают и ненавидят. А славят кого? Фанатичного изувера-книжника Жерарда! Свои и чужие хором: проклятое Небесное племя! Как иронично выглядит, когда замшелые легенды обретают плоть в таком чудовищном виде. Но нет, Микаш опередит негодяев из Компании, найдёт семью лорда Комри раньше. Король Лесли – хранитель тайны священного рода – у него в руках. Да и Жерард вряд ли позволит, чтобы единственный шанс вернуть Безликому память пропал из-за глупости выживших Сумеречников.

– И с твоим выродком тоже разберёмся, где бы ты его ни прятал! – плескал ядом Вильгельм.

Сейчас всё Белоземье прочёсывали вдоль и поперёк в поисках его сына Геда. И бывшие Сумеречники из Компании, и Предвестники-ренегаты. Думали задобрить Микаша и купить себе прощение. Только мальчишка был бесполезен. Микаш обещал жене не вмешивать его в эту подлую и грязную борьбу. Гед проживёт тихую и спокойную жизнь у себя на родине. Эту единственную клятву Микаш не желал нарушать, даже если бы это что-то ему сулило.

Да и Безликий со своими божественными родственничками скрыл Геда так, что отыскать его теперь смог бы лишь тот «кому он нужнее всего». Ещё одно лживое пророчество. Скорее уж, тот, кто связан с Безликим узами крови, проклятый Вечерний всадник.

Интересно было бы узнать, что он будет делать с Гедом. Использует, как использовал Лайсве в борьбе с братом-Тенью? Но Микаш не позволит, на этот раз точно. Безликий заплатит за всё сполна.

– Пропущенный, а? Испорченный! Позор рода! – сквернословил Вильгельм. – Ни на что лучшее ты со своей потаскушкой оказался неспособен. Она рассказывала тебе, как мы с ней позабавились?

Микаш напрягся. Всё-таки подлец выбил его из колеи. К своему стыду, Микаш всегда проверял, не была ли Лайсве с другим мужчиной, особенно в моменты, когда от ревности становилось трудно дышать. Страшно было обидеть Лайсве или напугать расспросами и подозрениями. Но сомнения мучили непереносимо. Простенькая техника, правда, из запрещённых, доступная даже Сумеречникам со слабым даром. Чужой запах, следы эмоций, ощущения прикосновений в интимных местах – в древних трактатах говорилось, что отражение овладевшего женщиной мужчины оставалось в ней навсегда.

От чужих женщин отражение исходило едва-едва, а от своей в моменты близости должно было чувствоваться намного острее, будто ты вступаешь с ним противостояние за право обладания ею. Но Микаш не ощущал этого даже в первый раз после того, как она была с Безликим.

Возможно, это происходило оттого, что мерзкий божок использовал его тело. Возможно, поэтому Микаш столько времени игнорировал его существование, и правда ударила очень больно. Но Вильгельм – не Безликий. Микаш бы его почувствовал. Да и Лайсве не скрывала своего презрения к этому высокородному.